Собрание сочинений в 12 т. T. 12 - Верн Жюль Габриэль (книги онлайн .TXT) 📗
— А вне Рагузы?
— Вне… — повторил Петер Батори, замявшись.
— Да, в другом месте. Разве вы не по этому поводу ездили на днях в Зару?
— Действительно, мне говорили, что на одном металлургическом предприятии есть место…
— И что же?
— Мне его предложили.
— А вы отказались?
— Пришлось отказаться, потому что это связано с переездом в Герцеговину…
— В Герцеговину? Так, значит, госпожа. Батори не может поехать туда вместе с вами?
— Матушка поехала бы со мною всюду, куда мне пришлось бы направиться.
— Так почему же вы не приняли это место? — настойчиво спросил доктор.
— Сударь, в настоящее время я не могу уехать из Рагузы по очень серьезной причине, — ответил юноша.
Доктор заметил, что Петер смущается, отвечая ему на последний вопрос. Когда юноша говорил о своем решении не покидать Рагузу — голос его заметно дрожал. Что же это за важная причина, по которой он отклоняет предложенную ему должность?
— Значит, неосуществим и тот план, который я хотел предложить вам, — продолжал доктор Антекирт.
— Он связан с отъездом из Рагузы?
— Да… в страну, где я провожу большие работы, руководство которыми я охотно поручил бы вам.
— Я весьма сожалею, сударь, но, поверьте, что такое решение я принял лишь…
— Верю, господин Петер, и сожалею об этом, быть может, даже больше, чем вы сами. Я был бы счастлив перенести на вас любовь, какую питал к вашему отцу.
Петер Батори молчал. В его душе происходила борьба; видно было, что ему очень тяжело. Доктор чувствовал, что юноша хотел бы высказаться, но не решается. Но вот какая-то непреодолимая сила повлекла Петера Батори к человеку, проявившему такое участие и к его матери и к нему самому.
— Доктор… доктор… — проговорил он в волнении, которого уже не пытался скрыть. — Пожалуйста, не думайте, что я отказываюсь из-за простой прихоти, из-за упрямства! Вы говорили со мною как друг Иштвана Батори!… Вы всю эту дружбу хотите перенести на меня!… Я тоже испытываю к вам безграничное доверие, хоть знаком с вами всего несколько минут… О сударь, я готов полюбить вас, как родного отца!…
— Петер!… Дитя мое! — воскликнул доктор, схватив руку юноши.
— Да, сударь! — продолжал Петер Батори. — И я признаюсь вам во всем! Я люблю девушку, которая живет в этом городе!… Между нами лежит бездна, отделяющая нищету от богатства!… Но я не пожелал считаться с этой бездной, да и девушка, вероятно, пренебрегает ею. Хотя я вижу ее редко — на улице или в окне, — для меня это такое счастье, от которого я не в силах отказаться… Мысль, что мне придется уехать, и уехать надолго, сводит меня с ума!… Доктор!… Поймите меня… и простите, что я отказываюсь…
— Да, Петер, я понимаю вас, и мне нечего вам прощать! — ответил доктор Антекирт. — Вы хорошо сделали, что откровенно признались мне. Это обстоятельство все меняет… А ваша мать знает то, о чем вы мне сейчас рассказали?
— Я еще ничего не говорил ей, сударь. Я не решался открыться ей потому, что она, приняв во внимание наше бедственное положение, вероятно, постаралась бы лишить меня всякой надежды!… А может быть, она и сама догадывается и понимает, как мне тяжело!…
— Петер, вы мне доверились, и вы поступили правильно!… Эта девушка богата?
— Очень богата! Очень! Слишком богата для меня!
— А она вас достойна?
— Если бы эта девушка была недостойна, разве я осмелился бы просить мать, чтобы она назвала ее своей дочерью?
— В таком случае, Петер, — продолжал доктор, — быть может, пропасть не так уж глубока и ее можно перейти.
— Сударь! Не смущайте меня несбыточной надеждой! — вскричал юноша.
— Несбыточной!
И в тоне, каким доктор Антекирт произнес это слово, звучала такая вера в свои силы, что Петер Батори как бы преобразился, почувствовав себя хозяином настоящего, хозяином будущего.
— Да, Петер, положитесь на меня!… Когда сочтете удобным — назовите мне имя этой девушки, и я приму меры…
— Зачем мне скрывать его от вас, доктор? — возразил Петер Батори. — Это мадемуазель Торонталь!
Чтобы сохранить спокойствие при звуке этого ненавистного имени, доктору пришлось сделать неимоверное усилие; словно бомба разорвалась возле него. На некоторое время — всего лишь на несколько секунд — он умолк и замер на месте.
Потом, скрывая волнение, он сказал:
— Хорошо, Петер! Дайте мне время все это обдумать, все взвесить…
— Позвольте откланяться, доктор, — ответил юноша, крепко пожимая ему руку, — разрешите мне поблагодарить вас, как я поблагодарил бы своего отца!
Петер Батори вышел из салона, поднялся на палубу, сел в лодку и, высадившись на пристани, направился в Рагузу.
Иностранка, поджидавшая его возвращения с «Саварены», опять пошла вслед за ним.
Петер Батори испытывал огромное облегчение. Наконец-то ему удалось излить душу! Нашелся друг, которому можно все сказать… Может быть, даже больше, чем другу! Какой блаженный день! Судьба не часто дарит такие дни!
Когда он проходил мимо особняка на Страдоне, счастье еще раз улыбнулось ему: он заметил, как занавеска на одном из окон на мгновение приподнялась, потом сразу же опустилась!
Но движение занавески не ускользнуло и от взора иностранки, и как только Петер Батори завернул за угол улицы Маринелла, марокканка остановилась. Потом она поспешила на телеграф и отправила депешу, текст которой состоял из одного-единственного слова: «Приезжай!»
Адрес же был такой: «Сицилия. Сиракузы. До востребования. Саркани».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Устье Катаро
Итак, рок, играющий решающую роль в этом мире, привел в один и тот же город семью Батори и семью Торонталь. И не только привел в один город, но приблизил, ибо обе они жили в районе Страдона. Более того, Сава Торонталь и Петер Батори увидели друг друга, встретились, друг в друга влюбились — Петер, сын человека, погибшего из-за доноса, и Сава, дочь человека, который донес.
Вот о чем думал доктор Антекирт после того, как молодой инженер ушел от него.
«И Петер уходит полный надежды, — размышлял доктор, — и надежду, которой у него не было, внушил ему не кто иной, как я!»
Был ли доктор готов начать беспощадную борьбу с роком? Чувствовал ли он в себе достаточно сил, чтобы по-своему направить ход событий? Достанет ли у него могущества, нравственной мощи, чтобы обуздать судьбу?
— Да, я буду бороться! — воскликнул он. — Такая любовь немыслима, преступна! Если Петер Батори станет мужем дочери Силаса Торонталя и в один прекрасный день узнает истину — он уже не сможет отомстить за отца! У него не останется ничего другого, как только в отчаянии покончить с собою! Поэтому, если понадобится, я открою ему все!… Я расскажу ему, какой удар эта семья нанесла его семье! Так или иначе — я эту любовь разобью!
И правда, в таком союзе было бы что-то чудовищное!
Как уже говорилось, во время беседы с госпожой Батори доктор Антекирт сообщил ей, что три вождя заговора стали жертвами отвратительных козней, вскрывшихся в процессе судебного разбирательства, и что он узнал об этом у подкупленного тюремщика башни Пизино.
Мы знаем также, что госпожа Батори по некоторым соображениям еще ничего не сказала сыну об этом предательстве. Впрочем, имена предателей были ей неизвестны. Она не знала, что один из них, человек богатый и уважаемый, живет в Рагузе, неподалеку от нее. Доктор не назвал ей имен предателей. Почему? Только потому, что час их разоблачения еще не пробил. Но он их знал. Он знал, что один из предателей — Силас Торонталь, а другой — Саркани. Он не рассказал все до конца потому, что рассчитывал на содействие Петера Батори; он хотел привлечь его к осуществлению справедливого возмездия за гибель отца и вместе с тем к отмщению за двух соратников Иштвана Батори — за Ладислава Затмара и за графа Матиаса Шандора.
И вот теперь он не может сказать этого сыну Иштвана Батори, не нанося ему удара в самое сердце!
— Что ж! — повторил он. — Придется разбить это сердце!
