Такой я видел Индию - Алаев Леонид Борисович (читать книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
За годы независимости бюрократический аппарат вырос не только количественно. Он очень ценит внешние проявления власти и значительности. И он получил новые здания, новую мебель, высшие чины (секретари министерств) — кабинеты с кондиционером. Пять лет назад я в связи со своей работой часто бывал в министерстве образования. Здание, когда-то выкрашенное мелом, теперь облезшее, было расположено посреди пустыря и окружено колючей проволокой.
Внутрь вел широкий заасфальтированный коридор, освещенный тусклыми лампочками без абажуров и заставленный мотоциклами и шкафами с бумагами. Надо было обходить лужицы воды и машинного масла. По сторонам коридора в кабинетиках вершились государственные дела.
В 1968 г. я уже не видел таких помещений. Строительство административных зданий в Дели и в столицах штатов представляется индийскому чиновнику первоочередной задачей. Вводится строгая пропускная система, кабинеты становятся просторнее, обставляются современной мебелью. Индийский бюрократизм удобно устраивается в стране, уверенный, что без него не обойтись.
И правда, не обойтись. Расширяются функции государства. Теперь оно помимо обычных дел — поддержания порядка, сбора налогов и т.д. — занялось созданием основ промышленности, реформированием сельского хозяйства, развитием науки. Оно стремится, кроме того, контролировать деятельность частного сектора — разрешать или запрещать строительство новых заводов, ввоз оборудования, вывоз готовых изделий. Для всего этого нужны люди, много людей, деловых, энергичных, честных и знающих.
Люди есть, и их даже много (по общему признанию, штаты государственного аппарата раздуты), но годятся ли они? Управление государственными предприятиями, например, требует специальных технических знаний. А сотрудники НАС ими, как правило, не обладают. Некоторые индийские экономисты именно в этом видят причину низкой рентабельности ряда государственных заводов.
В чисто деловом отношении большинство индийских чиновников не уступают любым другим. Мне пришлось сталкиваться в основном с коллекторами. Ни разу я не встречал на этом посту пассивного или неэнергичного человека. Может быть, мне просто повезло. Или по старой памяти подбору коллекторов уделяется особое внимание.
Честность служащих госаппарата в последние годы стала объектом обсуждения в прессе. Время от времени разражаются скандалы — какой-нибудь министр обвиняется в том, что его решение предоставить частной фирме привилегию было не бескорыстным. Впрочем, такие разоблачения почти всегда направлены против министров, а не против собственно чиновников — секретарей и появляются на страницах газет по инициативе политических противников, а не ревнителей морали. Некоторые из обвинений были доказаны или же не опровергнуты, и министрам приходилось уходить в отставку.
Нет смысла приводить конкретные примеры, потому что дело не в них. Отдельные случаи взяточничества, особенно если они уже разоблачены, не представляют большой опасности.
Гораздо серьезнее другое — растущее убеждение, что вся административная служба заражена коррупцией. Это по сути признало даже правительство, учредив постоянную комиссию по расследованию, которая, впрочем, не добилась, по всеобщему признанию, существенных успехов. Вопрос о борьбе с коррупцией ежегодно встает на съездах правящей партии.
Не стоит передавать и содержание частных разговоров на ту же тему: откуда мне знать, насколько справедливы слухи о взяточничестве того или иного лица. Мне не приходилось давать взятки, и я не смогу сослаться на собственный опыт. Но что я могу удостоверить, опираясь на свой, пусть незначительный, опыт, — это волокиту и запутанность делопроизводства.
Мои контакты с гражданскими и полицейскими чиновниками ограничивались в основном двумя поводами: регистрацией и получением разрешений на пользование архивами. Оба вида контактов необычны, поскольку связаны с иностранным гражданством. Я решаюсь рассказать о них только потому, что этот мой личный опыт подкреплялся тем, что мне рассказывали друзья. Подобное порой испытывают и они, граждане Индии.
Иностранец, прибывший в страну на срок свыше трех месяцев, должен получить «пермит» — вид на жительство, копии которого поступают в центральные и местные полицейские управления. В 1968 г. я вскоре после приезда оказался в Калькутте, и здесь мои любезные хозяева принялись хлопотать о пермите. Я покинул Калькутту через три недели, так и не получив его.
Шел уже второй месяц моего пребывания в Индии, когда я попал в Бомбей. На сей раз я решил заняться пермитом сам. Попросил представителя советского консульства поехать со мной в полицию, заполнил анкету в трех экземплярах и положил ее с паспортом на стол клерка.
— Нет, знаете, мы не можем выдать вам пермит. По новому правилу он выдается лишь через три месяца после вашего въезда в страну. Где вы будете 15 апреля? Ага, в Хайдарабаде. Вот и прекрасно. Там зайдете в полицию и получите.
Тогда же из Дели приехал мой товарищ, прибывший в Индию одновременно со мной. У него на руках уже был пермит — один из экземпляров анкеты с фотокарточкой.
В гостинице Пуны, где я оказался в конце марта, мне заявили:
— Вы в Индии уже больше двух месяцев. Вы должны иметь пермит. Обратитесь, пожалуйста, в полицию.
Я снова отправился в это приятное учреждение, снова заполнил анкеты, уже почему-то в четырех экземплярах, и снова чиновник поцокал языком:
— Вы еще не прожили трех месяцев в Индии. Мы не можем выдать вам пермит.
— Но мой товарищ уже получил, хотя приехал вместе со мной!
— Это нарушение правила. А оно введено не зря: если мы выдадим вам сейчас пермит, а вы покинете страну до истечения трех месяцев, то на аэродроме у вас его не спросят и вы увезете пермит с собой. Это будет означать, что вы остались в стране, хотя вы ее и покинули (!). И мы будем вас искать три года (?!), а может быть, и больше.
Вот тут я стал понимать, что я в руках организации, которая прекрасно знает, чего она не хочет.
15 апреля, ровно через три месяца после приземления в Паламе, я переступил порог полицейского управления дистрикта Хайдарабад (университет Османия, где я жил, расположен за городской чертой и находится в ведении не городской, а окружной полиции).
— Я хотел бы получить пермит.
— Прекрасно. Когда вы прибыли в Индию?
— 15 января.
— ?? Почему же вы не получили его до сих пор? Я начал пересказывать историю, уже знакомую читателю.
— Поймите, вы имеете право жить без пермита только три месяца, а они сегодня кончаются. Оформление займет несколько дней. Выходит, эти дни вы будете жить здесь на незаконных основаниях!
— Да я все понимаю, но поймите и вы меня: мне отказывали в выдаче пермита на основании какого-то другого правила.
Вид на жительство, помеченный задним числом, я все же получил. Так что благодаря любезности полицейских мне удалось не нарушить ни одного из правил для иностранцев.
Постоянной моей заботой были также разрешения на занятия в архивах. Сначала я обращался за ними сразу после приезда в очередной город. Потом стал посылать письменные прошения заблаговременно, за месяц — два. Но лишь в Дели, Бомбее и Патне я сумел получить такие разрешения. В Национальном архиве в Дели процедура выдачи их, хотя и не простая, четко отработана. В Бомбее фактически нет никакой процедуры. В Патне же мой товарищ, живущий там, начал хлопотать за меня заранее, к тому же у него был приятель среди работников архива.
Во всех остальных случаях я либо работал без разрешения, либо вообще не попадал в архив. В Хайдарабаде мое заявление затерялось. В Мадрасе мне каждый раз предлагали явиться на следующий день и при этом заверяли, что никаких препятствий для получения разрешения нет. Просто сегодня отсутствовал главный секретарь, завтра он на месте, но на заявлении не поставлена подпись его заместителя, послезавтра оказывалось, что нужна еще и резолюция начальника департамента. Все это время я высиживал в архиве, работая над интереснейшими материалами.
