Рыжий Орм - Бенгтссон Франц Гуннар (книга жизни .txt) 📗
— И больше вы мне тут не нужны, — сказал Орм.
— А как мы попадем отсюда на берег? — спросили они.
— Сильному мужчине тут плыть недолго, — сказал он. Оба сказали, что пьяны и что вода холодная.
— Долго мне придется ждать, пока с тем и с другим дело поправится, — заметил Орм.
И схватив одного за пояс и за шиворот, кинул его вниз головой в реку; другой последовал за ним, не дожидаясь дальнейших уговоров. Из темноты было слышно, как они, кашляя и отфыркиваясь, плывут к берегу.
— Теперь нам никто не мешает, — сказал Орм.
— На такое брачное ложе я сетовать не стану, — ответила Ильва. Они поздно заснули тем вечером и спали крепко.
Когда на другое утро посланцы предстали перед королем Этельредом, вместе с Гудмундом и Ормом, король был в наилучшем настроении и милостив к ним всем. Он похвалил обоих хёвдингов за их стремление креститься и хотел знать, хорошо ли им в Вестминстере. Гудмунд накануне крепко повеселился, так что язык его до сих пор слушался плохо, но оба согласились, что на вопрос короля вполне могут ответить утвердительно.
Епископы рассказывали о своей поездке и поручении и как все было между ними и этими чужестранцами, и все в зале им внимали. Король сидел под балдахином, с короной на голове и скипетром в руках. На взгляд Орма, это был король совсем другого сорта, нежели Альмансур и король Харальд. Он был высокий и статный, в бархатной мантии, с бледным лицом, жидкой каштановой бородкой и большими глазами.
Когда епископы дошли до количества серебра, подлежащего выплате, король вдруг так ударил скипетром по подлокотнику трона, что все вздрогнули.
— Гляди! — сказал он своему архиепископу, сидевшему с ним рядом на кресле пониже. — Четырех мух одним ударом, а это еще плохая мухобойка.
Архиепископ сказал, что, как ему кажется, немногим королям такое под силу, что говорит как о точном ударе, так и о большой удаче. Король довольно расхохотался, после чего посланцы продолжали, и все снова их слушали.
Когда они закончили, король их поблагодарил, похвалив за мудрость и усердие и спросил архиепископа, что можно сказать по поводу услышанного. Архиепископ сказал, что это поистине тяжкое бремя, но что это лучшее из возможного; король кивнул.
— И хорошее дело, — добавил архиепископ, — приятное для всех христиан и угодное Богу, что наши благочестивые посланцы смогли склонить больших хёвдингов и многих их людей ко Христу, и этому все мы должны радоваться.
— Воистину так, — сказал король.
Тут епископ Лондонский шепнул Гудмунду, что теперь их черед обратиться к королю, и Гудмунд охотно выступил вперед. Он поблагодарил короля за гостеприимство и щедрость, и сказал, что слава об этом достигнет самого Восточного Еталанда и даже дальше. Но они бы охотно узнали одну вещь, дабы не возникло никаких недоразумений, а именно, через сколь долгое время серебро будет у них в руках.
Король глядел на Гудмунда внимательно на протяжении его речи и спросил, что это за отметина у него на лице.
Гудмунд отвечал, что это от медведя, на которого он однажды охотился неосмотрительным образом, так что медведь, ударенный копьем в грудь, переломил его древко и вцепился в Гудмунда когтями прежде, чем он сам успел схватиться за секиру. Король Этельред от этих слов помрачнел.
— Тут в стране вообще нет медведей, — сказал он, — и это большая беда. Но брат мой Гуго Французский прислал мне двух медведей, они умеют плясать, это хорошая потеха, и я их тебе охотно покажу. Вот только плохо, что мой лучший медвежий вожатый пошел с Бюрхтнотом и пропал в том бою. И для меня это немалая потеря; теперь они стали меньше плясать, когда с ними занимается другой, того и гляди совсем перестанут.
Гудмунд согласился, что это и вправду несчастье.
— Но у всякого своя печаль, — сказал он. — Что нас донимает, так это когда мы получим серебро.
Король Этельред пощипал бородку и глянул на архиепископа.
— Это большая сумма, — сказал архиепископ, — и даже у короля Этельреда в казне такого теперь нет. Потому придется разослать гонцов по всей стране, чтобы собрали нужное количество. На это уйдет месяца два, а то и три.
Гудмунд в ответ покачал головой:
— Давай помогай, сконец. Такой срок нам чересчур долог, а у меня уже от разговоров в горле сохнет.
Орм выступил вперед и сказал, что он молод и мало готов для беседы со столь высокочтимым государем и столь мудрыми людьми, но он скажет все же в меру своего понимания.
— Нешуточное это дело, — сказал он, — заставлять хёвдингов и войско так долго ждать обещанного. Ибо это люди с коротким терпением и малой кротостью, и может вдруг случиться, что они утомятся сидеть без дела и ждать после всех побед и, зная, что куда ни повернись, всюду можно хорошо поживиться. Этот вот Гудмунд, которого все вы видите тут, веселый и добрый, покуда все идет по его, но в гневе он наводит ужас на самых храбрых на всей Балтике, и от него разбегаются и люди, и медведи, а в дружине у него сплошь берсерки, почти такие же опасные, как он сам.
Все посмотрели на Гудмунда, который покраснел и закашлялся. Орм же продолжал:
— А Торкель с Йостейном такие же, и люди у них тоже неукротимые, как у Гудмунда. Потому было бы лучше, если бы половину суммы выложили немедля. Тогда будет легче дотерпеть, пока соберут остальное.
На это король кивнул и поглядел на архиепископа и снова кивнул.
— А поскольку и Бог, и ты, государь, оба рады тем, кто прибыл сюда креститься, то было бы, наверное, разумно, чтобы эти получили свое немедля. Тогда бы прочие уразумели, что хорошая это вещь — быть христианином.
Гудмунд тут выкрикнул, что эти слова он как раз и думал сказать.
— И если все случится так, как сказано, — продолжал он, — я могу обещать, что каждый из людей, пришедших со мной, примет крещение со мною вместе.
Архиепископ сказал, что такое приятно слышать и что добрые наставники пусть теперь же пойдут их наставить. После чего договорились, что все прибывшие к королю получат серебро сразу после крещения, а в войско у Мэлдона теперь же будет отослана третья часть, оставшееся же — через шесть недель.
Когда встреча окончилась и все вышли, Гудмунду было что сказать Орму в благодарность за помощь.
— Слов умнее мне не приходилось слышать от такого молодого человека, — сказал он. — Ясное дело, ты рожден быть хёвдингом. И для меня большая выгода оттого, что я получу свое серебро немедля, ибо может и так случиться, что с долей многих будет под конец туговато. Оттого я охотно награжу тебя, и когда получу свое, тебе пойдет из него пять марок.
— Я подметил одну вещь, — сказал Орм, — что ты слишком скромен, несмотря на весь твой ум. Будь ты простым корабельным хёвдингом с пятью-шестью кораблями, тогда ты бы мог мне дать пять марок за такую услугу. Но такому прославленному, как ты, далеко за пределами Свейской державы подобное не к лицу, и мне не подобает брать их. Это был бы урон твоему достоинству.
— Может быть, ты и верно говоришь, — согласился Гудмунд. — Как бы ты сам поступил на моем месте?
— Я знал таких, какие дали бы пятнадцать марок за подобную услугу, — сказал Орм. — Так поступил бы Стюрбьёрн. А Торкель дал бы двенадцать. Знаю и таких, которые бы вообще ничего не дали. Но я ничего не хочу тебе советовать, и мы все равно останемся добрыми друзьями, как бы ты ни поступил.
— Непросто человеку самому решить, сколь именно он прославлен, — огорчился Гудмунд и ушел в задумчивости.
В воскресенье все они крестились в большой церкви. Большинство священников хотело, чтобы крещение происходило в реке, как повелось при крещении язычников, но Гудмунд и Орм сказали на это, чтобы никакого купания им не устраивали. Оба они шли впереди, с непокрытыми головами и облаченные в длинные белые одеяния с вышитыми спереди красными крестами; следом шли их люди, тоже в сорочках, сколько их хватило на такую дружину. Никто не снял оружия, Орм и Гудмунд сказали, что они редко расстаются с мечом, а всего реже в чужой стране. Король самолично сидел на хорах, и церковь была полна народу, в числе зрителей была и Ильва. Орм боялся показать ее людям, ибо она казалась ему теперь красивой, как никогда, и он опасался, что ее могут украсть. На это она сказала, что идет в церковь, чтобы поглядеть, как благочестивый Орм будет держаться, когда вода потечет ему за шиворот. Она сидела вместе с братом Виллибальдом, который стерег ее и запретил смеяться над белыми одеяниями, а епископ Поппон был там и крестил, хотя и чувствовал себя скверно. Это он крестил Орма, а епископ Лондонский — Гудмунда, а далее шестеро священников принялись крестить всех подряд так быстро, как только могли.
