Два года на северной земле - Урванцев Николай Николаевич (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Только в непосредственной близости моря удалось нам переехать ущелье, которое всюду на нашем пути не меняло своего обрывистого характера. Далее берегом моря добрались до склада и стали лагерем километрах в полутора от него у подножия айсберга, где подвешено мясо.
Оно действительно расположено так, что только тот, кто имеет крылья, и может полакомиться им.
Весь путь протяжением 45,6 км проделали в 10 часов. Собак накормили мясом до отвала. Остальное придется оставить здесь, так как пеммикана лежит на складе больше, чем нам можно захватить, принимая во внимание остальной оставленный груз.
Утром, забрав небольшую часть мяса и 62 банки пеммикана со склада, тронулись в обратный путь. Погода пасмурная, но тихая. Беззвучно падает пушистый, в виде звездочек, снег, — явление здесь, на севере, редкое. За ночь его выпало уже сантиметров на пять рыхлым, мягким слоем. Достаточно теперь подняться хорошему овежему ветру, как наступит такая пурга, что чертям станет тошно. Торопимся по этому случаю к оставленному грузу в проливе Вилькицкого.
Ехать приходится, все время сверяясь с компасом, так как видимость отвратительная и окрестных предметов, по которым можно было бы ориентироваться, совершенно не видно.
Возвышенность, с которой спустились по дороге сюда, теперь приходится огибать кругом, так как на груженых санях на нее теперь не подняться. Километров через шесть она кончается высоким скалистым обрывом, вздымающимся метров на сто над окружающей равниной. Этот обрыв хорошо виден с южной стороны с моря, почему и отмечен на старой карте гидрографии под именем «горы Герасимова».
У подножия на каменистых склонах горы Герасимова встретили нескольких пуночек, повидимому, только что прилетевших, так как ранее мы их не видели. Несколько дальше под южной стороной возвышенности в тумане на нас почти в упор набежали два оленя. Мы стреляли в них, но оба промахнулись, так как одновременно приходилось держать бешено рвущихся собак, крепко обмотав вожжу вокруг талии. Упустить же упряжку при этой обстановке и в такую погоду значит почти наверняка ее потерять безвозвратно с санями и всем, что на них лежит.
К оставленному грузу приехали уже 3 мая рано утром. Здесь все в полном порядке. А то пока ехали, немного на душе у обоих скребли кошки. Вдруг придет какой-либо заблудший медведь и переломает да разбросает все оставленное.
В дальнейший путь тронулись уже 4-го утром. Дорога очень тяжелая. В проливе сильно торошенные льды вплотную прижаты к берегу. Лед в большинстве свежего торошения и еще совершенно не занесен снегом. Если же местами и попадаются гладкие участки «пайды», то все они весьма недавнего происхождения с невыветрившейся еще солью на поверхности, что делает движение по ней подобным езде по песку. В довершение всего рыхлый снег непосредственно под берегом делает и здесь дорогу очень бродной. Собаки еле тянут, несмотря на то, что им все время помогаем.
Лагерем стали, пройдя, несмотря на все препятствия, 36,8 километра. К вечеру задул северо-восточный, пока еще слабый ветер, но пурга-поземка уже началась.
Ночью она усилилась, а к утру разыгралась уже во-всю. Но мы этим довольны. Ветер снесет весь рыхлый снег, утрамбует его и сделает дорогу лучше. К вечеру ветер еще усилился. Еле можно стоять на ногах среди слепящего снежного вихря. Все же кое-как выбрались из палатки, накормили собак и выложили с наветренной стороны сзади нашего полотняного жилья стену из снежных кирпичей в защиту от ветра. Это предохранит от выдувания тепла изнутри, а главное — укрепит палатку, которую при очень сильном ветре может порвать или совсем сорвать с кольев.
На другой день ветер продолжал дуть с прежней, если не большей силой. Рыхлый снег, выпавший за предыдущие дни, содрало полностью и снесло во впадины рельефа или забило в торосы в море. Барометр поднимается все время медленно и упорно, хотя и перед пургой он не падал. Сегодня в полдень 761,3 мм, вчера же в это время было 757,4. Несмотря на это, и даже вопреки барометру, к ночи пурга еще усилилась. Палатку рвет и треплет отчаянно. Если бы не снежная стена, ее наверное давно бы сорвало, так как лагерь разбит на морском льду на совершенно открытом месте. Ночью буря, повидимому, достигла максимума. Палатку уже не рвет, а натянуло как барабан, и она гудит глухо и жалобно, подобно шаманскому бубну. Мы лежим и слушаем песни полярной бури. Вот уже четвертый день длится она. Надоело сидеть в палатке до одури. Первые дни еще спали, а сейчас и сон не идет. Читаем взятые с собою книги: Георгий Алексеевич Синклера, а я описание Аляски по-английски. От лежанья в мешке болят бока, сидеть же долго холодно. Когда же, наконец, кончится наше испытание?
Утром стало несколько тише, но лишь относительно. А проклятый барометр поднимается все так же медленно и неуклонно вверх, указывая на штилевую морозную погоду. Здесь все идет как раз наоборот: барометр поднимается, а пурга усиливается.
Вечером, вылезши для очередной кормежки собак, увидели появившиеся сзади палатки трещины на морском льду. Правда, они были незначительны по размеру, в сантиметр и меньше шириною, но тем не менее это был грозный симптом. Лед стало отрывать. Не обращая внимания на пургу, кое-как ползком спешно начали собирать лагерь. С величайшим трудом сняли и свернули палатку, ежеминутно рискуя, что ее вырвет и унесет из рук, уложили имущество, подняли и запрягли собак. Чтобы добраться до берега, нужно было проехать около километра против ветра. Это стоило больших трудов. Собаки не шли, вернее не в силах были итти против натисков бури, и их приходилось тащить за собою, кое-как продвигаясь вперед боком и полусогнувшись против слепящего снежного вихря. Наконец добрались до земли и по счастью нашли удобное место с толстым плотным слоем снега под защитой небольшой возвышенности. Палатку со станком сначала разложили на снегу, вбили крепко-на-крепко колья, к ним привязали растяжки, а потом, выбрав момент относительного затишья, быстро подняли, поставили и растянули. Затем распрягли и привязали собак, заодно накормили их и, довольные, залезли в палатку чаевничать. Здесь лагерь в безопасности, морской же лед в шторм место ненадежное, тем более что в проливе он молодой, а к югу много открытой воды.
К ночи ветер стал стихать, а на другой день осталась лишь небольшая пурга-поземка.
Вчера во время кормежки Осман из моей упряжки нас удивил. Пока мы вскрывали банки и разрубали корм на куски, все собаки почтительно сидели кругом и ждали раздачи. Осман попытался было украсть кусок раньше, без разрешения, за что и получил по носу рукояткой ножа. Обидевшись, он ушел в сторону, лег в камнях и больше не подходил, несмотря на зов. Утром во время запряжки у саней его не было, а все попытки подманить или поймать так и не увенчались успехом. Упрямый пес не хотел ни за что подойти. Решили его тут и оставить: если вздумает, пойдет за упряжками, если нет, пусть лежит, пропадает с голоду.
Все равно пес он старый, тянул очень плохо и обычно через 10–15 км после выезда бежал уже через силу, даже не натягивая лямки.
Запрягли, тронулись, а Осман, как лежал в стороне, так и остался, даже не поднял головы и не посмотрел, как мы поехали. Непонятная история: может быть чувствуя свою старость, а пес, судя по зубам, был очень стар, и приближающуюся смерть, собака решила остаться, чтобы ускорить свой конец, или ей надоело работать без конца, и она просто забастовала, или тут были какие-то другие неведомые собачьи побуждения.
Проехав километра три, я заметил примерно в ? км на склоне берега пасущегося оленя. Он стоял к нам спиной и спокойно кормился, добывая скудную пищу передним копытом из-под плотного снегового забоя. Стоявшие кругом глыбы гранита, — продукт морозного выветривания коренных выходов, обнажающихся по берегу и в сопках повсюду, — делали животное мало заметным, так как и по цвету и по очертаниям тела сзади он был очень похож на один из гранитных столбов. Сходство было столь большим, что Ушаков мне не поверил и отказался итти вместе стрелять. Подкравшись из-за крутого склона, я подполз, пользуясь прикрытием камней, еще ближе, метров на восемьдесят и, уверенный в успехе, приложился и выстрелил. Олень, стоявший в это время боком, круто повернулся ко мне головой и снова стал неподвижно. Это было очень странно. Не только олень, но даже и гораздо более смелый медведь после выстрела пускается наутек. Здесь же осторожное обычно животное после выстрела стояло и совсем не думало бежать. Поспешно послав новый патрон из магазина карабина в ствол, я вновь прицелился потщательней и выстрелил снова. Однако поземка успела уже сильно залепить в это время глаза и особенно очки, так что выстрел был явно неудачен. Остальные три дали те же результаты. А олень все стоит! Что за чорт? Прямо навождение. Спешно вернулся обратно, так как патронов запасных не было, и, опасаясь из-за поземки снова промазать, предложил пойти Ушакову, который теперь в олене не сомневался. Охотник подполз, моим путем, выпустил целую обойму, но с таким же успехом, что и я. Пурга и тут сделала свое дело. Теперь настала очередь Георгия Алексеевича бежать за патронами к нарте. Тут уж мы оба решили рассеять колдовство во что бы то ни стало. Привязав покрепче собак и набив карманы патронами, вновь пошли подкрадываться к завороженному зверю, но когда взглянули из-за прикрытия, его на месте уже не было. Судя по следам, олень пошел, но не побежал вглубь острова на север. Крови нигде не было видно. Пройдя по следу около километра, опечаленные, мы уже собрались вернуться, как увидели за ближайшим бугром впереди шевелящиеся рога. Осторожно подкравшись, дружно дали залп, и злополучный олень, наконец, растянулся мертвым. Осмотрев убитого зверя, обнаружили кроме последних двух пуль еще третью, пробившую морду в основании носа. Это и было причиной столь странного поведения животного. Первая же моя пуля, попав в носовые черепные кости, не убила, но парализовала обоняние и, возможно, повредила зрение, почему олень и топтался на месте, не ориентируясь в опасности. Остальные пули, выпущенные впопыхах, пролетели все мимо, кроме двух последних.
