Путешествия никогда не кончаются - Дэвидсон Робин (серия книг .txt) 📗
— Старушка моя, сами видите, совсем никуда, — сказала я, с легкостью переходя на местный жаргон. — В чем только душа держится. Мешок с костями, больше ничего от бедняги не осталось, сами видите.
Зелейка, походившая на чудом уцелевшую узницу Освенцима, стояла рядом с двумя здоровыми верблюдами. Наш гость спокойно подошел к Дуки, задумчиво посмотрел на него, медленно покачал головой и сказал печально:
— Сами видите, ну и дела, больная, совсем больная верблюдица. Бедняга, одно слово, бедняга. Ox, ox, ox. Ума не приложу, как ей помочь.
Пока он разглагольствовал о верблюдах, мы с Ричардом самоотверженно старались не фыркнуть и не ухмыльнуться. Ричард отвез его назад к самолету, самолет взметнул густое облако пыли, поднялся в воздух, помахал крыльями и улетел. А мы еще долго тряслись от смеха.
Днем позже мы дотащились до «Долджети». Марго и Дэвид Стэдманы влюбились в верблюдов с первого взгляда и чудовищно баловали их. Прожив неделю на ферме, Зелейка настолько поправилась, что по моим представлениям могла без труда дойти до побережья. Я надеялась, что купание в море окажется для нее целительным. Голиафа я к ней не подпускала, благо на ферме было несколько отгороженных друг от друга загонов, и это, конечно, сильно ускорило ее выздоровление. Верблюжонок вопил не умолкая и всячески выказывал мне свое недовольство, хотя я ведрами носила ему молоко и патоку. Поросенок эдакий. Зелейку его крики тоже выводили из себя, она даже пыталась просунуть вымя сквозь прутья, лишь бы дать Голиафу пососать молока. Еще одна неделя райской жизни изменила Зелейку до неузнаваемости: никогда во время путешествия она не выглядела так хорошо, как в эти дни. Иногда по утрам она даже могла взбрыкнуть раз-другой.
Я решила идти на ферму «Вудлей», где нас с нетерпением поджидали Джэн и Дэвид Томсоны. Ферма находилась всего в пятидесяти милях от океана, зато от Карнарвона, где меня ожидала торжественная встреча и толпа репортеров, ее отделяли благословенные сто миль. Репортеров я все-таки побаивалась и хотела обезопасить себя на случай, если они попытаются меня выследить, поэтому специально для них послала на имя Рика телеграмму: «Зелейка все еще больна, буду Карнарвоне середине ноября» — не очень честный прием, но весьма действенный, как я потом убедилась. Последний короткий отрезок пути мне хотелось пройти одной, и я условилась с Риком, что мы встретимся через две-три недели в «Вудлее».
К этому времени погода начала меняться. В пустыне никогда не бывает настоящей весны или осени. Погода то холодная, то жаркая, а иногда очень жаркая, непереносимо жаркая. Вокруг расстилались плодородные земли с хорошими пастбищами, но дальше к югу все изменилось. Заросли чахлых низкорослых деревьев с серо-зелеными листьями покрывали окаменевшие волны красного песка, эти деревья — разновидность акации, по-местному «ванью» — считались хорошим кормом для верблюдов, но мои привереды не желали к ним прикасаться. Они никогда прежде их не видели. В первые же несколько дней верблюды потеряли все, что набрали в «Долджети». Я пыталась убедить их, что ветки ванью — вкуснейшая еда, но они мне не верили. Не доверяли. А кругом ничего больше не росло. К тому времени, когда я добралась до «Калитарры», последней фермы перед «Вудлеем», меня уже снова грызла тревога о верблюдах.
На этот раз в роли спасителей явились Джорж и Лорна. Я вторглась в их владения и увидела крошечное строение из гофрированного железа, очень привлекательное на вид, но расположенное в пышущей жаром пыльной ложбине, где повсюду громоздились умирающие или уже скончавшиеся машины и бродили прирученные дикие козлы. Джорж и Лорна глубоко поразили меня. У них не было ничего. Даже электричества, не говоря уж о деньгах, и они жестоко страдали от засухи. Такие люди встречаются нечасто. Они поделились со мной своим последним достоянием. Ради меня Лорна достала из-под кровати бутылку пива, хранившуюся на крайний случай бог знает сколько времени. Она дала мне дорогой корм для верблюдов и ухаживала за мной как за родной дочерью, вернувшейся домой после долгой разлуки. Джорж и Лорна принадлежали к замечательному племени настоящих австралийцев, как их у нас называют. В свои пятьдесят, а может быть, шестьдесят лет (точнее не скажешь) Лорна еще скакала на лошади без седла. Все артезианские колодцы на пастбищах Джоржа и все принадлежавшие ему машины действовали только благодаря его энергии и обрывкам проволоки. Но каким-то образом Джорж и Лорна поддерживали свою жизнь, оставались добрыми, щедрыми, сердечными людьми и никогда ни на что не жаловались. Через день после того, как я с ними рассталась, они отправились в путь на своем видавшем виды автомобильчике ради того, чтобы привезти еще немного корма для моих верблюдов и бутылку теплого лимонада. Машина по дороге встала, но Джорж умел чинить все на свете, и поздно вечером они добрались до моего лагеря. Из всех, кого я встретила во время путешествия по необжитым просторам нашего континента, Джорж и Лорна — наиболее яркое олицетворение неистребимой воли к жизни, отличающей жителей дикой Австралии.
Мне оставалось около двух дней пути до «Вудлея», и тут-то все пошло кувырком. Сумки вдруг начали рваться, седла стали натирать верблюдам спины, и последняя пара моих крепких сандалий пришла в негодность. Я связывала сандалии веревками, веревки стирали и ранили ноги, а идти босиком я не могла. На раскаленном песке можно было жарить яичницу. Местность вокруг угнетала однообразием, вода в колодцах была теплая и соленая, и больше всего на свете мне хотелось добраться до «Вудлея», посидеть в тени и напиться чая. Из-за жары я шла без одежды и вдруг увидела перед собой ферму. Она была неверно обозначена на карте, и я наткнулась на нее на десять миль раньше, чем ожидала. Я поспешно оделась и пошла к дому.
Трудно сказать, кому Джэн и Дэвид обрадовались больше — мне или верблюдам. С первой минуты я знала, что мои любимцы обрели пристанище, где смогут счастливо, в холе и неге, доживать свои дни, и до сих пор Джэн и Дэвид — единственные люди, с кем я могу всерьез и без устали говорить о верблюдах, об их привычках, говорить, зная, что меня понимают. Как и я, они нежно любят верблюдов и с рабской покорностью выполняют все их капризы. Дуки, Баб, Зелли и Голиаф вытянули счастливый билет. «Вудлей» стал их домом, и они очень быстро освоились со своим новым положением.
Рик приехал через несколько дней, взвинченный, самодовольный, поглощенный делами и заботами иного мира. На этот раз он разглядывал с вертолета остров Калимантан. Рик рассказал, что накануне в Карнарвоне, когда он зашел в гараж за своей машиной, механик сказал ему:
— Слышали, что случилось с вашей девушкой? У нее Верблюд заболел, она доберется сюда к середине ноября.
Джэн и Дэвид предложили подвезти меня с верблюдами на грузовике и высадить нас милях в пяти от океана. Я не принадлежу к педантам и с радостью согласилась. Тем более что жара не спадала. На этот раз я связала верблюдов друг с другом и решила, что Голиаф втиснется в грузовик последним. Он без колебаний прыгнул в кузов. Не мог же он в самом деле допустить, чтобы мамочкино молоко увезли у него из-под носа неизвестно куда.
Мы благополучно добрались до места. Джэн и Дэвид сказали, что вернутся за нами через неделю. Оставшиеся несколько миль я ехала верхом и предавалась мрачным размышлениям. Я не хотела, чтобы путешествие кончалось. Я готова была повернуть назад, в Алис, выйти снова на скотолерегонную дорогу, отправиться еще куда-нибудь. Мне нравилось бродить с верблюдами по пустыне. Я радовалась пустыне, радовалась верблюдам. Оказалось даже, что эта жизнь мне по силам. Наверное, я вполне могла бы до конца своих дней странствовать по пустыне со стадом дромедаров. Я любила моих верблюдов. Я гнала мысли о разлуке с ними. И мне смертельно не хотелось встречаться с Риком. Эти последние несколько жалких дней мне хотелось побыть одной. Я попросила Рика хотя бы не делать снимков. На его лице появилось знакомое выражение недовольства: опять его хватают за руки. Ну что же, с кривой улыбкой подумала я, с этого началось, этим и кончится. Переживу. Верх справедливости.
