Иностранец ее Величества - Остальский Андрей Всеволодович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
Мне кажется, понятно, откуда это идет — все из того же знаменитого правила шести дюймов, привитого с детства отвращения к тесному физическому контакту с другими людьми и вообще неприспособленности к жизни в толпе. Ведь чтобы пройти в глубь вагона, надо протискиваться, может быть даже толкаться, почти прижиматься к другому существу. Конечно, тебя все равно прижмут у входа, но это уже как стихия, от тебя не зависит, ты тут пассивная сторона. Тем же, кто вжимается в вагон с платформы, уже не до правил шести дюймов — для них вопрос стоит так: или попадешь домой в обозримом будущем или будешь на платформе стоять до скончания века. Тут-то уже и начинаешь вопить: «Will you move down, please!»
Много лет я был «коммьютером» — это особый английский термин, обозначающий человека, ежедневно в одно и то же время едущего на поезде на работу и обратно. Не удивительно, что даже слово такое специальное придумали, ведь полстраны или больше так живет. Так вот, это сейчас по ветке Фолкстон — Лондон бегают довольно комфортабельные французские поезда с дымчатыми стеклами и бесшумными автоматическими дверями, а на высокоскоростном участке — так и вовсе японские, космического вида, «пули» — «bullet trains». А долгие-долгие годы здесь громыхали допотопные многодверные вагоны, музейные какие-то экспонаты, не знаю уж каких седых, послевоенных лет производства. По-английски они назывались «slam-doors»: от слов «slam» (громко прихлопнуть, ударить, грохнуть) и «doors» (двери).
Странная, но понятная, если исходить из вышеописанного английского свойства, идея придать каждому ряду сидений свою, автономную дверь. Когда на очередной станции производилась посадка-высадка, вагон наполнялся оглушительным громом от захлопываемых со страшным шумом и гамом стальных дверей. Это страшно раздражало, очень отвлекало от работы. А ведь остановок до Лондона много…
Кроме того, конструктор этого фантастического изобретения, видимо, не мог себе представить, что будет твориться в таких поездах в часы пик. И тут вот что получалось: в вагоне есть два вида сидений: двух- и трехместные. С первыми все понятно, а вот со вторыми… На трехместные сидения англичане имеют тенденцию садиться только по краям. Ведь если сесть посередине, то окажешься с обеих сторон сжатым чужими телами. Довольно часто пассажиры предпочитали стоять всю дорогу, нежели претерпевать столь неприятные ощущения.
Поняв это, я всегда старался занять одно из крайних мест. Даже в час пик был реальный шанс доехать с относительным комфортом и спокойно поработать. Но, конечно, часов в шесть вечера, когда происходит массовая загрузка «компьютеров» в вагоны поездов в центре Лондона, тут уж не до цирлихов-манирлихов: набиваются англичане, как миленькие, словно сельди в бочку, не хуже москвичей или парижан, и каждый сантиметр, а тем более дюйм идет в ход.
Особенности национальной психологии видны и в театре и на концертах. Нас в детстве учили, что протискиваться к своим местам надо, непременно повернувшись лицом к уже сидящим в вашем ряду. В Англии же дело обстоит наоборот. Только спиной! Моей жене это кажется неприличной дикостью. Для англичан же, напротив, неприлично, дико оказываться в столь интимной позиции — лицом к лицу — с незнакомыми людьми.
Но вот в чем англичане действительно дошли до уровня искусства, так это в деле стояния в очередях. Самая удивительная из них — это очередь за напитками в пабе. Профессионалы за стойкой исхитряются безошибочно следить за тем, кто и когда подошел, даже если вокруг образовалась порядочная толпа. И соответственно, обслуживают в строгом соответствии с очередностью. Да и сами клиенты, по моим наблюдениям, вовсе не пытаются, как в других странах, опередить «конкурентов», а смиренно дожидаются законного момента счастья.
Потрясающее свойство английской очереди — спокойствие и безропотность. Даже в самых больших, раздражающе медленно двигающихся, молчат либо, если пришли группой, степенно, негромко беседуют. Нет напряжения. Стояние превращается в этакое светское мероприятие, под стать прогулке. Но от всех участников его, разумеется, ждут неукоснительного соблюдения неписаных правил.
Однажды в московском аэропорту, при регистрации на лондонский рейс, образовалась гигантская очередь. И тут вдруг неожиданно открылась соседняя стойка, и, как это всегда бывает в Москве, повезло больше всего тем, кто первым это заметил. Кто смел, тот и съел. Далеко не первым, однако, заметил происходящее и я. И с опозданием, но ринулся занимать новую очередь и оказался при этом впереди стоявшего раньше прямо передо мной англичанина, реакция которого была еще более замедленной.
Увидев перед собой мою спину, он очень обиделся. Настолько, что пренебрег правилами хорошего тона и моральным запретом на разговоры с незнакомцами. Весь стал пунцовым от возмущения. Прошипел: «Excuse те, sir, but you’ve jumped the queue!» — «Простите, дескать, великодушно, сэр, но вы вроде как перепрыгнули очередь!»
Последнее выражение считается в Англии тяжким обвинением. «То jump the queue», «перепрыгнуть», то есть, по-русски говоря, сделать что-то без очереди, — это чрезвычайно неджентльменский поступок. Ну просто жутко постыдный. Так что я, конечно, покраснел в свою очередь и немедленно уступил ему первенство, не преминув указать, впрочем, на то, что почти все стоящие ныне перед нами находились в предыдущей очереди позади нас обоих. И что вообще мы не в Англии, «а в Риме надо вести себя, как римляне». Или каков там русский эквивалент? «В чужой монастырь со своим уставом…» Или даже грубее, в конце концов: «С волками жить, по-волчьи выть…»
На что англичанин лишь пожал плечами — остальных пассажиров он не помнил, только меня. Да и плевать он хотел и на римлян, и на волков, а те, захватившие места впереди, плевали на нас с ним и наши моральные дилеммы. Это ясно было видно по выражениям их лиц.
Но все же английское отношение к проблеме очереди настолько очевидно справедливее и разумнее, что я сделал из произошедшего вывод и с тех пор веду себя в этом смысле по-английски, хотя часто оказываюсь от этого в проигрыше, когда попадаю на землю предков, да и во Францию тоже. (Ух, французы показали нам недавно в парижском Диснейленде свое искусство «перепрыгивать очередь».)
Но в других случаях дело обстоит несколько сложнее. Например, местные жители не умеют, да и не пытаются оценить длину очереди к кассам в супермаркете, у них нет русского наметанного взгляда, чтобы определить кратчайшую мгновенно. Британцы покорно встают в ближайшую.
Интермедия
Английские правила (из дневника Генри Феофанофф)
4. Правило очереди
Убили у нас тут в Лондоне двух французских студентов. Ну, убили и убили, дело житейское. Облили потом трупы бензином и подожгли. Тоже в порядке вещей. Но вот что не совсем обычно, так это то, что на теле одного обнаружили чуть ли не пятьдесят ножевых ран, а у другого — и вовсе почти две сотни. Причем большинство ударов были нанесены уже по трупам, то есть после того, как студенты скончались.
Выходит, не какая-то обычная, скучная уголовщина, а то ли садизм исключительный, то ли просто сумасшествие в самом медицинском понимании этого термина. А может, и то и другое вместе взятое. Но, во-первых, надо помнить, что все-таки в стране Джека-потрошителя такие эпизоды (не просто убийства, а с безуминкой) случаются чуть чаще, чем на континенте: острова все же, туман, левостороннее движение и так далее. Так что очень уж изумляться и ужасаться по этому поводу считается дурным тоном и вульгарностью. И вообще, следует проявить сдержанность.
Однако это, допустим, я еще более или менее понимал. Но вот дальнейшее оказалось сложнее.
Не успел Скотленд-Ярд начать свои оперативно-розыскные мероприятия, как в один из полицейских участков Лондона пришел подозреваемый по этому делу — что-то типа явки с повинной. Пришел и сразу к дежурному офицеру: дескать, вяжите, вот он я! Но офицер осадил нетерпеливого: «Вы что, не видите разве — тут очередь! Я дам вам номерок, вы садитесь и терпеливо ждите вызова». Пришедший говорит: «Вы что, не понимаете? Я не просто проситель-посетитель, меня в розыск объявили, по подозрению в совершении особо тяжкого преступления!» А офицер ему в ответ: «Здесь, между прочим, у всех важные дела. Один джентльмен — вон он сидит скромно и терпеливо — пришел заявить о пропаже престарелого родственника. А еще одна дама, тоже дисциплинированно ждущая своей очереди, так вот она подверглась разбойному нападению: подростки в капюшонах часы с нее сорвали. Стресс, между прочим, сильнейший! А еще мы расследуем сейчас особо опасное преступление, из той категории, к которой нам велено относиться особенно серьезно — произошло проявление расизма, хоть и в скрытой форме. И заявители тоже спешат, как и остальные, всем некогда!»
