Что такое Израиль - Шамир Исраэль (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt, .fb2) 📗
Иногда иерусалимцы помоложе пересекают невидимую «зеленую черту» и оказываются у Дамасских ворот, чтобы согреться горячим сахлабом [28]. Сахлаб приправляют кокосовой стружкой и украшают алой вишней сверху. Это любимое питье иерусалимских таксистов – и гимназистов.
Иерусалим стоит на почти километровой высоте над уровнем моря, и зимой, хоть раз в году, выпадает снег. Это настоящий праздник для иерусалимцев. Никто не идет на работу, дети пропускают школу, все выходят погулять, поиграть в снежки, попытаться слепить снежную бабу. Иногда, раз в несколько лет, когда снега особенно много, он покрывает Золотой купол Храмовой горы легкой пеленой, и тогда все спешат в Старый город посмотреть на это чудо. «Горсовет» Иерусалима во главе с динамичным, похожим на Хрущева Тедди Коллеком (любимый ответ на все вопросы: «Поцелуйте меня в жопу») клянется каждый год, что в будущем году снегу не позволят остановить жизнь в городе, но, слава Богу, это у них не получается, и праздник снега так же неизбежен, как и прочие красные дни календаря. В снежный день Побережье вспоминает о Иерусалиме, сотни школьников садятся в турецкие поезда – шоссе перекрыты снегом – и едут посмотреть на белое чудо в горах.
Иерусалимцы сидят по домам вокруг нефтяных «буржуек» и греют руки у пламени, прежде чем снять пальто и нырнуть под одеяло. Это время скрашивает Ханука со свечами, ватрушками и оладьями. Ханука примерно совпадает с Рождеством, проходящим незаметно в Западном Иерусалиме, – только немногие отправляются в Вифлеем, потолкаться среди туристов и поглазеть на елку. Холод проходит к 15-му числу месяца Швата, когда дети сажают деревья и цветет миндаль. Потом наступает Пурим, любимый ребячий праздник. В синагогах читают «Свиток Эсфири», и каждый раз, когда читающий называет проклятое имя Амана, молитвенный зал как бы взрывается от грохота детских трещоток, пугачей, пистонов. Аман часто поминается в Свитке, и в вечер Пурима детям удается нашуметься всласть в том месте, где обычно на них шикают. Дети сидят на полу синагоги в костюмах парашютистов, бедуинов, суперменов и прочих кумиров, взрослые ограничиваются шутовской шляпой и картонным носом и спешат домой, когда по телевизору показывают смешные сатирические программы. В Иерусалиме Пурим празднуют на день позже, чем на Побережье, и этот праздник стоит отметить дважды.
И, наконец, приходит Пасха. Пасхальная неделя по погоде, воздуху, свету сравнима только с неделей Кущей. Если уж приезжать в Святую землю на короткое время, лучше всего – на Пасху или Кущи, но беда в том, что все это знают и так и делают. Поэтому Иерусалим переполняется паломниками и туристами и многие иерусалимцы убегают из заполненного города на Кинерет, в Эйлат, к родственникам в кибуц.
С Пасхой приходят и первые хамсины. Хамсин (это арабское слово означает «пятьдесят») – суховей, восточный ветер, несущий с собой жар Аравийской пустыни и дующий 50 дней в году. Он пересекает Средиземное море и на итальянском берегу зовется сирокко (от арабского шаркие – «восточный ветер»), а затем преодолевает Альпы и доносится аж до Германии, где его называют фён.
В Иерусалиме, стоящем на краю Иудейской пустыни и прикрытом от аравийских ветров только грядой Моавских гор, хамсин зачастую сопровождается песчаными бурями, от которых дневное небо приобретает противный белесоватый оттенок, а закаты исполняются безумной трагической красоты.
Хамсин приносит иерусалимцам приморские радости: когда он дует, вечером можно посидеть на балконе без куртки и не ежиться. Бесхамсинные вечера в Иерусалиме и летом располагают к свитеру. Днем иерусалимские арабские дома, сложенные из белого камня, со стенами в метр толщиной, защищают жителей от жара, и даже хамсин не может пробиться сквозь эти крепостные толщи.
На пасхальную трапезу, седер, все иерусалимцы собираются по домам, едят мацу (пресный хлеб), хрен и сладкую смесь орехов и меда, читают Агаду – сказание об Исходе из Египта – и ужинают. Дети играют главную роль в этот вечер. Они задают «четыре вопроса» о том, «чем отличается эта ночь от прочих ночей», и получают длиннейший ответ. Под Пасху работодатели дарят своим работникам вино, и его хватает малопьющим иерусалимцам до следующей Пасхи. Обычно иерусалимцы предпочитают сладкое вино, слаще десертного, ликерной сладости, какую в других странах имеет микстура для детей. Хотя евреям их религия, в отличие от ислама, разрешает пить вино и даже повелевает пить в субботу, на Пасху, в Пурим, израильтяне вообще пьют мало и неохотно, как и палестинцы. В конце прошлого века барон Ротшильд посадил французскую лозу в Святой земле и основал винные погреба в Ришон-ле-Ционе и Зихрон-Яакове, но народ пить не приучился, а потому и вино особенно хорошим не стало. Русские евреи, конечно, выпивают и в Израиле, где водка дешевле вина.
Приходит пасхальная неделя, и начинается отсчет недель, вплоть до праздника Пятидесятницы. В эти дни ведется отсчет снопов, по снопу в день, в память о приношениях в Храм. В течение этой недели погода часто и резко меняется от жары и духоты до холодищи. Тут трудно не простудиться, и есть даже особая молитва за детей, чтоб не заболели и пережили 50 сноповых дней. По понятному магическому замыслу в эти дни иерусалимцы не стригутся, ведь известно, что сила человека – в его волосах. Поэтому враги не могли совладать с Самсоном, пока не остригла его Далила, поэтому тюрьма и армия начинаются со стрижки, а бунтовщики 1960-х годов отпускали себе патлы до плеч.
Это сноповое шальное время метеорологической и душевной неопределенности отделяет весну от лета. На двадцатый сноп празднуют единственный праздник, добавленный двумя тысячелетиями, – День независимости. Иерусалимцы танцуют на улицах, вывешивают флаги и бьют друг друга по головам пластмассовыми молоточками, шумно, но не больно. В августе они уезжают за границу, если могут, а то и в Тель-Авив, который дальше, чем международный аэропорт.
Для остающихся – арбузные радости у Дамасских ворот, где на столиках под навесами высятся груды полосатых зелено-черных шаров. Огромные телевизоры бесконечно показывают египетские видеофильмы, звучит восточная музыка, вьется шашлычный дым, идет еврейско-арабское веселье под арабской эгидой. Лучшие арбузы – галилейские, растущие привольно, бестеплично и бесполивно. В эти дни весь Иерусалим хлюпает сахарной мякотью.
Интересная это вещь, влияние места. Казалось бы, не так давно – одно-два поколения назад – поселились наши иерусалимцы в Святом городе, но он повлиял на них. Для иерусалимца Тель-Авив – это почти заграница, вместе с городами и селами Побережья. То же ощущение свойственно палестинцам Нагорья, но как оно возникло столь быстро у людей, отцы которых приехали из-за моря? Так или иначе, у иерусалимцев при спуске с гор возникает желание показать паспорт – настолько несхожи Нагорье и Побережье, Иерусалим и Тель-Авив.
Поэтому даже летом иерусалимцы редко едут к Средиземному морю – предпочитают купаться в плавательных бассейнах (самый модный – в отеле «Кинг Дэвид», «Царь Давид», самый демократичный – в Немецкой слободе) или ездить к Мертвому морю, на восток. Тельавивцы считают, что жители Иерусалима просто не умеют плавать.
Иерусалимцы привыкли беречь воду. Даже в армейских душах можно увидеть солдата, который закрывает кран, пока намыливается. Это, конечно, иерусалимец. Бережливость не ограничивается водой. Иерусалимцы куда более бережливы, чтоб не сказать – скупы, чем прочие израильтяне. Хранят совсем уж старую мебель, хуже едят, реже приглашают друга на обед. Это связано и с низкими доходами: большинство иерусалимцев или служащие, или работники университета. Промышленности, бизнеса в городе почти нет.
Поэтому в последнее время многие иерусалимцы поэнергичнее бегут в Тель-Авив, где выше доходы, где есть театры, бизнес, где живут с открытыми дверями и где можно каждый день купаться в море. Любимая газета иерусалимцев «Коль ха-Ир» опубликовала серию интервью с «беглыми иерусалимцами». Одного из них спросили: где стоит кибуцнику, решившему отведать воли, провести внекибуцный год – в Тель-Авиве или Иерусалиме? Беглец ответил: «В Тель-Авиве он увидит новых людей и обменяется новыми идеями, в Иерусалиме проведет год взаперти в комнатушке в Нахлаот [псевдоартистических экс-трущобах в центре Западного Иерусалима] с кактусом в горшочке на подоконнике и со сборником стихов на полке. В Иерусалиме хорошо жить только онанисту».
