Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— Понимаешь, я потерял на этом несколько тысяч. Эх, если бы мне сказали об этом на день раньше. Но здесь, в бизнесе, умеют держать язык за зубами. Поэтому президент фирмы в последние дни только победно улыбался. А как потом выяснилось, он в это время срочно продавал весь свой пакет акций. Но ближайшие дни покажут: если мы удержимся, то сможем держаться долго, если нет — я буду опять безработным. Правда, особенным безработным, уволенным с высокой должности.
Еще утром я бы не понял, что он этим хочет сказать. Но вечером «комендер Блейдс», то есть Дасти и его жена Сесиль, пригласили меня поужинать в маленьком загородном ресторане в горах. Сесиль сказала, что семь лет назад она здесь год с лишним работала официанткой. Потом ее уволили: что-то она сделала не так. После этого она долго была безработной и получала пособие по безработице — 190 долларов в месяц.
— Для того чтобы его получать, — рассказывала Сесиль, — надо было регулярно отмечаться на бирже труда, где тебе ищут работу. Но ты имеешь право отказаться от любой работы, которая ниже по квалификации или должности той, которую ты раньше занимал. Мне часто предлагали должность посудомойки, но я отказывалась, — смеясь, говорила Сесиль. — А официанткой никто не хотел брать, слишком стара, а мне и хорошо: получала свои сто девяносто, ничего не делая, а если бы работала — получала бы четыреста. Из-за такой небольшой разницы нет смысла работать.
То же и с безработицей Дасти. Он хотел бы занимать должность не ниже той, с которой его уволили. Правда, он ищет работу изо всех сил.
Ну а если вернуться к Грише, то коррективы в его оптимистические прогнозы вносит Ольга.
— Понимаете, хотя Гриша и работает сейчас, но мы имеем возможность покупать, например, одежду только подержанную, которую за бесценок сдают в виде почти бесплатных пожертвований в магазины Армии спасения. Правда, сейчас я уже сама работаю. Так приятно, первый раз за много лет.
Как художник-дизайнер, Ольга одно время делала кольца, браслеты и другие поделки из серебра и золота. Время от времени ей удавалось продать какую-нибудь вещичку на 200–300 долларов, и она радовалась. Но потом поняла — для нормальной жизни надо продавать изделия на 200–300 долларов каждый день, а не раз в месяц. Ведь заработок, на который можно сносно жить, должен быть не менее 1000 долларов в месяц, а чтобы такой заработок оставался, надо, чтобы ты производил и продавал в десять раз больше. Основная масса денег идет на налоги и накладные расходы. Это здесь проверенный практикой закон. А значит, надо не только делать кольца и браслеты, но продавать их в среднем на десять тысяч долларов в месяц или на триста долларов в день, каждый день, без выходных.
Но ведь пока на инструментах, которые взяты ею в аренду, а значит, «едят» деньги, она делает одну, по ее мнению, «трехсотдолларовую» — если бы ее вдруг купили — вещицу за два полных рабочих дня. Значит, даже если она увеличит темп изготовления своих вещиц в два раза, она должна сидеть и работать «у станка» с утра до вечера каждый день без выходных. И это при условии, что их будут покупать. А пока, увы, их не берут. Вот поэтому, когда через много лет ожидания ей предложили работу в маленькой фирме по художественному оформлению, где надо делать все — от внешнего вида компьютеров до объявлений о скачках, — конечно же она с радостью согласилась.
Собственно, слово «предложили» неправильно — на вакантное место было сто пятьдесят кандидатов, и только в результате звонка все того же профессора Флетчера и других влиятельных людей города, которых уговорил Гриша, ее приняли. Оказывается, и в частном бизнесе принимают по блату. Хотя понятно. Ведь все связаны друг с другом отношениями, близкими к известной формуле: ты мне — я тебе. И хотя и здесь считают, как и у нас, что в этом есть что-то нехорошее, но что поделаешь, по крайней мере это не криминал, если не замешана взятка.
На второй день моего пребывания в Боулдере рано утром Курт снова заехал за мной и предложил, чтобы я все свои вещи перенес в его машину. Сюда мы больше не вернемся, а поедем после работы к нему, Курту, в его дом. Там я и переночую. А на другое утро он отпускает меня провести уик-энд у Дасти Блейдса.
Снова мчимся в институт. В этот раз заметил, что в кабинете секретарши Курта висит большой плакат: одинокое прекрасное деревце с распускающимися листьями на фоне низкого солнца в облаках. И надпись: «Мы как деревья. Мы должны создавать новые листья, новые направления веток, чтобы расти».
Когда пришел в «мою» комнату — увидел, что за одним из столов сидит молодая, очень нарядная женщина с узким разрезом глаз. Это вернулась старая хозяйка комнаты.
— Миссис Фун… — отрекомендовалась она.
Фун — китаянка, приехала со своим мужем — специалистом по климату тропических областей — работать в лабораторию Флетчера, но у них мало места, и ее посадили сюда. Они с мужем будут здесь полтора года. Вообще Китай вдруг широко открыл свои двери для всех, кто хочет поехать за границу учиться всему, чему угодно. И сейчас везде в Америке полно китайцев. Они держатся свободно, одеваются по-европейски, чувствуется, что не боятся ничего. Какой контраст с нами, когда каждый «советский человек за границей» шага лишнего боится ступить, лишнего слова молвить. А то глядишь, кто-нибудь «настучит», и больше никогда снова не пустят за границу. Особенно поражаешься, когда смотришь на китайцев. Многие из них живут здесь с женами. И ведь ничего, не бегут из своего Китая. Ну а я месяцами живу здесь — и все один, один! По нашим правилам — не знаю, кто их придумал, да и прочитать не дают, — жена может приехать к тебе на некоторое время, если ты в отъезде дольше, чем восемь месяцев. Может быть, поэтому получить разрешение на поездку в США на полгода много проще, чем на 9 месяцев. И все знают, почему главным вопросом в анкетах, которые ты заполняешь перед выездом, является вопрос о жене и детях. Чтобы быть уверенным, что ты, как птица, вернешься в свое гнездо, будешь стремиться к своим родным. Обидно за те «компетентные органы», которые свели эту процедуру на примитивный животный уровень.
Весь день опять напряженная работа. С утра обсуждал с сотрудниками института те детали моего доклада, которые их заинтересовали. Обсуждение «индивидуальное». Я сижу один в пустой аудитории, где есть доска, мел, тряпка, а ребята приходят поодиночке и начинают обсуждение, каждый о своем. Такие обсуждения очень много дают и самому «докладчику» по принципу: объяснял я им, объяснял и сам наконец понял…
После ланча снова «напряженка». В здании института, куда я приехал, размещено в нескольких комнатках учреждение под громким названием «Международный центр данных по гляциологии». Это место, где уже тридцать лет собирается, каталогизируется и хранится литература, связанная с ледниками. Во всем мире есть только два таких центра: центр «А» — он здесь, в этих комнатках, и центр «Б» — он в Москве, тоже в нескольких комнатках, расположенных на улице Молодежной, рядом с новым цирком. Оба центра делают одно и то же, обмениваются информацией, чтобы лучше «обслуживать» ученых своих стран. Но такая информация идет в среднем месяц, да и не напишешь всего в письме, поэтому моя задача — выяснить как можно больше претензий, которые накопились у американских коллег к нашему центру, чтобы по возможности разрешить их. Ведь я — свой человек в этом московском центре. Кроме того, важно как можно подробнее рассказать систему работы московского центра. Как правило, такая информация сразу снимает половину вопросов. А раз так, надо собрать весь материал и поподробнее расспросить и запомнить, записать все о работе центра «А». И рассказать все потом в центре «Б». Такой рассказ снимет накапливающееся иногда годами взаимное раздражение.
Только уже довольно поздно вечером смог я насладиться уютом и гостеприимством в доме Курта и Аннеты. Непривычно и приятно звучала русская речь, «хрипел» Высоцкий, мы с Аннетой и Куртом пили чай и разговаривали. Аннета совсем недавно вернулась из недельной поездки в Москву и рассказывала, что ее больше всего удивило в СССР. Во-первых, то, что многие женщины ходят на высоких каблуках. В Америке все ходят на низких. Во-вторых, удивительно, как много сахара кладут в чай и кофе русские. А в-третьих: какие удивительно спокойные у вас дети. Они почти не плачут, я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь шлепнул ребенка.
