В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович (книга бесплатный формат .txt) 📗
Аббат замолчал и строго посмотрел на Гая. Потом твердо и убежденно закончил:
— Англо-бельгийцы и просвещенные конголезцы — это не две силы, а одна. Второй силы здесь нет!
— Мы — вторая сила в Верхней Катанге!
Мистер Джон Гопкинс ванЛарт ласково улыбнулся и провел пухлой ручкой по лакированной поверхности стола так, как будто бы любовно гладил Верхнюю Катангу и своего собеседника. Голливудские фильмы изображают американских инженеров, работающих в диких дебрях где-то за границей, рослыми, сильными и грубыми. Заместитель директора американских урановых разработок в Шинколобве был мал ростом, бледен и толст, но зато истекал добротой. Гай сидел в его затемненном кабинете, они пили холодное пиво, и американец излагал приезжему репортеру свои мысли о перспективах развития Африки вообще и этой колонии в частности.
— Да, не удивляйтесь! — склонив лысую голову набок, говорил ванЛарт. — Мы здесь вторая и в будущем ведущая сила. По моей фамилии вы сами видите, что мой отец был бельгийцем, мать — англичанкой. Я— надлежащий человек на надлежащем месте, чтобы представлять в Верхней Катанге Америку, страну тысячами нитей связанную и с Бельгией, и с Британией: американский бизнесмен в Конго — друг среди друзей. Таково положение сейчас. А тенденции? На кого работает время? В экономике, мистер ванЭгмонд, оно всегда работает на самого сильного, а это значит — на самого богатого. Капиталы Горнопромышленного союза уже достигают полумиллиарда долларов, лет через тридцать они перевалят за миллиард. Гора денег, а? Еще бы! Но дядя Сэм, сэр, еще богаче, его могущество растет быстрее, чем объединенные силы англичан и бельгийцев, и на определенном этапе нашим сердечным друзьям окажется выгоднее включить в свой союз и нас, а потом, быть может, даже передать нам на хранение ключ от своей подземной сокровищницы. Не поднимайте брови так удивленно! Где вы храните деньги, мистер ванЭгмонд?
— В банке, сэр.
— И какой банк вы предпочитаете?
— Самый мощный: он надежнее.
Американец долго молчал, улыбался и кивал головой: он как будто еще слышал тающую в воздухе соловьиную трель.
— Я так и думал, — наконец подтвердил он. — Когда-нибудь то же подумают и наши друзья: они не глупее нас с вами. Приятно иметь всякого друга, но еще приятнее иметь среди друзей могучего великана. Так ведь, а? Все дело в динамике развития, время ведет всех нас доброжелательной, хотя зачастую и жесткой рукой. Великан может ненароком и больно толкнуть, но спина у него широкая, за ней удобно прятаться. Однако это не все. Вы, мистер ванЭгмонд, происходите из Голландии, старой империалистической страны; бельгийцы и англичане переполнены предрассудками. Положение наших друзей в отношении африканцев очень сложное. С другой стороны, Америка никогда не имела колоний, это свободная страна, и в Африку она приходит с чистыми руками. Посмотрите на Южную Америку, сэр! Вот именно там особенно видны плоды нашего общеполезного труда — мы даем работу стопятидесяти миллионам людей и приобщаем их к нашему образу жизни! В Южной Америке самое маленькое государство всегда машет национальным флагом, но самый большой небоскреб там всегда наш! Вот вам идеал, вот вам перспектива: поверьте, Африку ожидает судьба Южной Америки! Мы всем друзья и защитники, мы пока что вторая сила в Верхней Катанге, а третьей здесь не бывать!
— Ван Эгмонд! Вставайте! Скорее! На ремонтном началась забастовка. Хотите взглянуть?
Врач Рообрук тряс сонного Гая за плечи: тот устроился на ночь на веранде больницы, потому что в гостинице все номера оказались занятыми. Было уже часов восемь утра. С вечера они долго и горячо спорили, и Гай сказал, что хотел бы своими глазами посмотреть на настоящую африканскую забастовку. Сказал вечером, а утром уже подвернулся такой великолепный случай!
Они энергично зашагали к ремонтному железнодорожному заводу. По дороге врач успел сообщить, что забастовка будет недолгая, скучная и мелкая — спор на маленьком заводике из-за порядка оплаты сверхурочной работы.
Площадь перед заводом и заводской двор были пусты. Офицер и человек двадцать белых полицейских с винтовками в руках скучали у открытых ворот.
Даже ворота не заперты! — сердито ворчал Гай, словно чем-то разочарованный. — А где же штрейкбрехеры?
Рообрук захохотал.
— Успокойтесь! Здесь Африка! Штрейкбрехеров у нас не бывает — нет безработных и резервной армии труда: ведь привезенный из деревни земледелец не сможет заменить металлиста, а металлисты все забастовали. «На запас» здесь специалистов не готовят, это опасно. Локаут тоже невозможен. Вот вам и характерные черты африканской забастовки! А ворота не заперты потому, что забастовка — экономическая. Обе стороны нуждаются друг в друге, пошумят, поторгуются и договорятся. Слышите галдеж? Это наши бунтари идут из бараков на поклон к дирекции! Только вначале подготовят свои позиции диким шумом под окнами. Они это любят. Ну, смотрите!
Гул толпы, слышавшийся уже несколько минут, стал быстро нарастать и превратился в нестройный рев. Полицейские бросили сигареты и приготовились. Врач и репортер отошли в глубину двора. Потом за забором показалась толпа. В просвете ворот выстроились цепочкой спины полицейских, а дальше бурлила плотная масса рабочих, десятки курчавых черных голов, сотни гневно вскинутых рук и над всем этим — плакат: старое брезентовое полотнище, наспех привязанное к двум бамбуковым шестам. Между пятнами нефти и дырами в беспорядке были рассыпаны корявые буквы, и Гай с трудом понял смысл надписи:
НЕТ БЕЛЬГИЯ СВОБОДА ДА!
Офицер тоже понял надпись.
— Назад! Назад! Оторвитесь от толпы! — заревел он своей команде сквозь невероятный шум. — Живо! Вглубь двора! Лезьте в окна!
Полицейские повернулись и под градом насмешек побежали через двор к окнам завода. Толпа остановилась у ворот, вполне довольная легкой победой. Сзади, с улицы, напирали сотни людей, но дети и женщины все же протиснулись вперед.
Тогда из окон грянул залп.
Все последующее вспоминалось Гаю с удивительной ясностью — команды и выстрелы, крики и проклятия, отчаянные попытки стоявших впереди людей отодвинуться назад. Он едва успевал фотографировать. Десяток людей повалился. Четверо раненых сделали вперед несколько шагов, прежде чем упасть на грязный асфальт двора. Через них потащили назад уроненный ими же плакат, но полицейские захлопнули ворота, и полотнище повисло между створами. По дырам и пятнам нефти, по косой безграмотной надписи теперь протянулась полоса свежей крови…
В эту ночь потрясенный Гай не спал: перечеркнув свои прежние работы широким крестом туши, он на их тыльной стороне делал наброски сцен забастовки. Рождалась серия, которая должна будет показать историю конголезца, затянутого в жестокую производственную машину, начиная от ловли на блесну в лесной деревушке и до гибели у заводских ворот с плакатом в руках. Серия будет называться: «Нет Бельгия. Свобода да». Легко работая карандашом и кистью, Гай в то же время думал:
«Напрасно дирекция объясняла все случившееся горячим темпераментом конголезцев. Да и стреляли полицейские совсем не из-за бесчинства забастовщиков. Толпа вела себя очень смирно. В быстром перерастании экономической стачки в политическую демонстрацию повинен не темперамент туземцев, а газета, иногда попадающая в руки черных пролетариев. Полиция стреляла в нее, в этого невидимого организатора, то есть в пробуждающееся политическое сознание африканцев. Она стреляла в политическую идею, идею Освобождения! Да, Верхняя Катанга — это сокровищница, но не только минеральных богатств! Это прежде всего сокровищница новых людей, которым суждено бороться, умирать и побеждать! Серый брезент плакатов сами колонизаторы поливают рабочей кровью, и он неизбежно станет красным знаменем…
Третья сила в Африке есть, и только ей одной принадлежит будущее!»
Сама по себе Катанга мало интересовала агентство печати — здесь не хватало экзотики. Но Гай отправил господину Ла Гардиа и заведующему оперативным отделом господину Робинсону срочный обстоятельный доклад, доказывая необходимость здесь на месте, в Африке, тщательно доработать все серии материалов, потому что в условиях Европы, рисованных кулис и наемных статистов воссоздавать африканский быт будет труднее и дороже. Разрешение задержаться еще на один-два месяца было получено по телеграфу, и Гай с увлечением принялся за работу — днем он бегал по производственным объектам, столовым, стадионам и баракам в поисках материалов о настоящем Новом Человеке Африки, а вечерами приятно проводил время на больничной веранде в тихих беседах с приютившим его врачом.
