Старый патагонский экспресс - Теру Пол (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Самолет для чартерного рейса нанимается в Майами. Те, что поменьше, могут сесть на дозаправку на побережье, те, что побольше, летят прямо в Гуаджиру. Время от времени случаются и аресты — полет порожняком в Колумбию считается уголовным преступлением, — но в тюрьму попадают лишь мелкие неудачники. Остальные либо откупаются от полиции, либо используют свои связи в Боготе — надо быть совсем наивным, чтобы возмущаться при мысли о том, что большинство колумбийских политиков так или иначе завязаны с наркомафией. Удачливый американский перекупщик может заработать таким образом не один миллион. Удачливые колумбийцы вкладывают свои деньги в роскошные дома, или в машины, или в самую дорогую технику в Майами. Барранкилья служит им стартовой площадкой. Но, кроме своих невероятных особняков, они стараются держаться в тени. Один такой наркодилер ввез в страну «роллс-ройс корникл» за 400 000 долларов, но его друзья все равно не позволили разъезжать по Барранкилье на такой тачке — это выглядело бы слишком вызывающе, и не в их интересах настраивать против себя местных жителей. Что же до мелких неудачников, угодивших в тюрьму, их участь остается довольно печальной. Их ждут конфискация денег и большой срок. Когда я был в Барранкилье, в местной тюрьме сидело двадцать американцев, и американское консульство, закрытое уже несколько лет, пришлось открыть исключительно для того, чтобы помочь им попасть в Штаты. Но кроме того, в консульстве начали выдавать визы. Выяснилось, что за годы, пока Барранкилья богатела на торговле наркотиками, плата за визу выросла на сто долларов.
Хотя выборы закончились, поезд до Боготы обещали пустить только на следующий день. Чтобы убить этот день, я выбрал самое тривиальное занятие для людей в моем положении: отправился смотреть окрестности. В местном автобусе, грозившем развалиться по пути, я проехал вдоль побережья до старой крепости Картахена, основанной в 1553 году. Прежде Картахена была тем, во что превратилась сейчас Барранкилья: городом контрабандистов, пиратов и авантюристов, и даже древние укрепления до боли напоминали его новые особняки. Если вы сумеете абстрагироваться от убогих лачуг, выстроившихся вдоль дороги на всем пути до Картахены, сам город выглядит сейчас вполне привлекательно: дружелюбный и почтенный музей под открытым небом. Замок, волноломы, площади и храмы и общественные здания сохранили очарование старины и содержатся в отличном виде. Однако мое пребывание здесь было отравлено необходимостью как-то занять потерянный день, и даже самые очаровательные виды не могли унять снедавшую меня тревогу. Я забрел в отель «Боливар». Обеденный зал на втором этаже был пуст, но здесь царила прохлада: воздух освежали четыре больших вентилятора под окном, а окна заслоняли кроны деревьев. Я заказал пальмовый салат и порцию риса по-кубински и написал письмо жене на бумаге с логотипом отеля, и в эти минуты мне удалось поверить, что день прошел не зря.
По пути на почту, где я собирался отправить письмо, я натолкнулся на несколько лавок с сувенирами. Сувениры были в точности такими, какими торгуют по всей Центральной Америке: поделки из кожи, индейские вышивки (однажды я с тревогой подумал, что индейцы должны были серьезно пострадать, если не ослепнуть окончательно, вышивая без конца эти салфеточки, или это какой-то вид народного промысла?), убогая резьба, пепельницы из коровьих копыт и подставки для лампы из чучела аллигатора наряду с обязательными сушеными жабами с глазами-бусинками. Торговля шла бойко. У кассы стояла очередь туристов: один прижимал к себе маску из скорлупы кокоса, другой — расшитую скатерть, третий — циновку или аллигатора. Последний в очереди, довольно странного вида мужчина в потемневшей от пота рубашке, держал плетеный хлыст.
Одна улица в Картахене показалась мне вполне достойной внимания. На ней не было ничего, кроме комиссионных магазинов и ломбардов с объявлением «Мы покупаем и продаем все что угодно!» на каждом. Меня там заинтересовали не старые вещи, поломанные тостеры и часы или дырявые ботинки — это были инструменты. Половина выставленного здесь товара была различными инструментами. Гаечные ключи, дрели, шуруповерты всех фирм и размеров, сверла, гвоздодеры, доски, топоры, степлеры, уровни, мастерки и стамески. Все они были б/у, и все они продавались. И мне стало ясно, почему замерли строительные работы во множестве домов между Картахеной и Барранкильей: рабочие отдали под залог свои инструменты. Если бы мне попалось по несколько инструментов в каждом магазине или я увидел бы несколько магазинов, торгующих только инструментами, это не бросалось бы в глаза. Но эти скупки не просто напоминали свалку старьевщика: везде было объявлено, что через три месяца залога вещи выставляются на продажу. Передо мной были несомненные признаки упадка. В этом городе хватало инструментов, чтобы отстроить заново половину Колумбии, и безработных строителей тоже. Но коль скоро основой для этого общества служили торговля и воровство, молоток из строительного инструмента превращался в очередной предмет торговли и не более того.
Но, с другой стороны, сколько я успел увидеть, чтобы делать такие выводы? Самый маленький кусок побережья. И я принял решение продолжить путь: а вдруг удастся обнаружить что-то новое? Я отправился на поиски информации о местной железной дороге и после довольно приятной поездки до Панамы снова услышал об ужасах железнодорожного сообщения в Латинской Америке. Судя по всему, мне предстояло преодолеть немало трудностей. И главной причиной этого являлось не только и не столько отсутствие сервиса или бедственное состояние техники, а скорее сам факт, что практически никто ничего об этом не знал. Главные трассы ведут из Мексики в Южную Америку, также много людей перемещается из одной столицы в другую. Но они делают это по воздуху, а беднота пользуется автобусами. Похоже, здесь вообще мало кто знал о существовании железной дороги, да и те, кто считал себя знатоком, никогда по ней не ездили. Один человек твердил, что перегон от Санта-Марты до Боготы займет двенадцать часов, другой клялся, что двадцать четыре, и оба были уверены, что в составе нет спальных вагонов, хотя путеводитель Кука утверждал обратное. Есть ли там вагон-ресторан, и спальные места, и кондиционер?
— Да не мучайтесь вы, — отвечали все в один голос. — Летите самолетом. Так делают все колумбийцы!
Я обнаружил, что всякий раз попадаю в весьма известное место каким-то неизвестным путем. При этом я понятия не имею, во что это обойдется, сколько времени займет и попаду ли я вообще туда, куда надо. Это не могло не внушить определенную тревогу, поскольку я всегда ориентировался на ту черную линию на карте, которая обозначала железную дорогу. Я понимал, что это не цивилизованная Европа, однако здешние железные дороги оказались куда более непредсказуемыми, чем даже в Азии. Ни на одном вокзале не было даже подобия расписания поездов, попытки расспросить служащих практически ничего не давали, и в лучшем случае я мог найти только сам вокзал, если мне внятно объясняли дорогу. Потому что в ответ на мои расспросы в девяноста процентах случаев я получал вариации на тему: «Вокзал? А вы уверены, что вам нужен именно железнодорожный вокзал?» А оперативную информацию чаще всего я получал от людей, толкавшихся в зале ожидания, или от продавца манго на привокзальной площади. Я уже привык перед каждой поездкой обращаться к этим людям (которым был известен ответ, потому что они постоянно находились здесь и могли видеть, когда прибывают и отправляются поезда), по крайней мере, они сообщали достаточно точное время. И тем не менее я чувствовал себя не в своей тарелке: ни одного печатного или хотя бы письменного объявления, никаких билетов и уж тем более разъяснений от служащих. Билетные кассы открывались лишь на короткое время перед самым отходом поезда. Вопрос о том, попаду ли я на него, не мог быть решен вплоть до дня отъезда. И когда я возникал у окошка кассы и требовал билет в то или иное место, кассир взирал на меня с такой смесью удивления и недоверия, будто я с помощью каких-то дьявольских чар проник в его самые сокровенные тайны. Он принимался жаться и хихикать, но игра была проиграна, ведь я выиграл, застав его на месте. И у него не оставалось иного выбора, как продать мне билет.
