Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур (электронные книги без регистрации txt) 📗
Однако, как и следовало ожидать, медными эскимосами было возбуждено против меня обвинение в убийстве. Жена Куллака, Нериок, которая, по словам ее мужа, должна была разрешиться от бремени в середине августа 1915 г., родила лишь в январе 1916 г. Через несколько недель после этого она умерла, и я полагаю, что причиной ее смерти была вскрывшаяся внутренняя опухоль. Но туземцы верили, что жизнь и смерть этой женщины зависели от моей воли, а потому считали меня убийцей. В письме, написанном на эскимосском языке, Палайяк уверял меня, что он пытался доказывать туземцам мою невиновность, объясняя им, что исцелить Нериок было не в моей власти; однако к этому письму я отнесся скептически, так как знал, что Палайяк, хотя и относившийся ко мне достаточно дружелюбно, считал белых людей, в том числе и меня, могущественными чародеями и во время настоящего инцидента в значительной мере разделял мнение туземцев.
Отправившись фотографировать племя, к которому принадлежали Куллак и многие родственники умершей Нериок, Уилкинс проявил немалую отвагу. Но хотя у него всегда было достаточно храбрости, как я убедился лично и как показывают знаки отличия, полученные им на войне, в данном случае Уилкинс едва ли сознавал, какому риску он подвергается. Среди примитивных эскимосских племен кровавая месть считается не вопросом личного усмотрения или личным чувством, а священным долгом.
Однако эта группа туземцев, по-видимому, считала, что вместо обычного «жизнь за жизнь» можно удовлетвориться выкупом (о том, что у некоторых эскимосов существуют подобные воззрения, я никогда прежде не слышал). Как мне впоследствии сообщили Палайяк и мистрисс Сеймур, Куллак передал через них, что согласен не убивать Уилкинса и других участников моей партии и даже меня самого, если получит в виде выкупа ружье и достаточное количество патронов.
До сих пор я всегда отказывался давать ружья туземцам, причем руководствовался их же интересами. Получив ружья, туземцы немедленно начинают убивать в десять раз больше оленей, чем прежде; мясо и шкуры добываются в количестве, далеко превышающем действительные потребности, и в результате олени истребляются или покидают данный район. Таким образом, через 10–15 лет туземцы окажутся в гораздо худшем положении, чем теперь, при умеренной охоте с луками и стрелами. Уилкинс разделял мое мнение, а потому отказался дать ружье.
В изложении дальнейших событий не все было ясно. По-видимому, Палайяк и мистрисс Сеймур неточно перевели Уилкинсу слова Куллака, боясь, что угрозы последнего сделают Уилкинса неуступчивым и это побудит Куллака к попытке убить Уилкинса или кого-нибудь из его спутников. Произошла борьба, и Куллаку удалось отнять ружье у Палайяка. Впоследствии вмешались другие эскимосы из того же племени и заставили Куллака дать Уилкинсу собаку в качестве компенсации за ружье. По словам Палайяка, Куллак, раздраженный этим принуждением, взял обратно свое обещание не убивать меня и моих спутников; но все земляки Куллака заявили, что не позволят ему напасть на нас, и пригрозили немедленно убить его в случае неповиновения.
8 октября мы отдыхали и беседовали, а женщины тем временем приводили в порядок нашу одежду. Особенно нуждались в починке наши сапоги, хотя до сих пор они превосходно служили нам. Редкая обувь может сравниться по удобству и прочности с эскимосской.
Единственным, что огорчало нас в то время, были симптомы ногтееды, обнаружившиеся у Чарли на одном пальце и сопровождавшиеся мучительной болью. На следующий день, когда мы выехали дальше, Чарли не мог ехать на санях, так как толчки и сотрясения были для него невыносимы; он был вынужден медленно идти пешком, чем сильно замедлялось наше продвижение.
Через неделю, возле залива Лиддон, мы встретили Стуркерсона, Кэстеля, Лопеца и Эмиу. Сразу же после встречи мы расположились лагерем, так как мне нужно было о многом переговорить со Стуркерсоном. Он рассказал, что все задания были им выполнены успешно, при усердном содействии всех участников его партии. Они убили девяносто мускусных быков, двадцать семь тюленей и двух-трех белых медведей и высушили все добытое мясо. Это была нелегкая работа, так как требовалось отделить все годное мясо от костей, разрезать на тонкие ломти и положить на камни для сушки. Оно сушилось бы гораздо быстрее, если бы его можно было развесить, но на о. Мельвиль не на что было его вешать, за исключением небольшого количества рогов, сброшенных карибу. Во время частых туманов и дождей мясо собирали и прикрывали шкурами, а затем снова раскладывали, когда появлялось солнце. Кроме того, приходилось постоянно караулить мясо, чтобы его не утащили волки, песцы или медведи.
Партия Стуркерсона тоже нашла залежи натурального топлива, но не такого хорошего, как партия Наткусяка, так как здесь оказался не уголь, а скорее битуминозный сланец. Он горел довольно хорошо, но по окончании горения оставался в печке в виде кусков, сохранявших первоначальную форму и размеры, так как сгорала лишь содержавшаяся в нем нефть.
Осенью партия Стуркерсона соорудила дом, обтянутый кожами мускусных быков. К главному помещению, с площадью пола в 3,5 на 7,5 м, примыкала пристройка в 2,5 на 2,5 м, служившая спальней. Из жестянок сделали печку и дымовую трубу; вообще устроились с большим комфортом.
Первоначально мы предполагали провести зиму в снежных домах, обтянутых шкурами и отапливаемых тюленьим жиром или салом мускусных быков. Но теперь, имея уголь, мы могли использовать сало на свечи, а тюлений жир — в пищу людям и собакам.
О «Белом Медведе» пока не было известий. Но так как в этом году, в отличие от прошлого года, все море к югу от о. Мельвиль очистилось ото льда, корабль мог без всякого труда дойти до острова. Спутники Стуркерсона были убеждены, что «Белый Медведь» уже прибыл в Зимнюю Гавань, и, несмотря на свое обещание, Кэстель и Эмиу снова начали много говорить об однообразии мясной диеты.
Я еще раз спросил их, желают ли они вернуться на «Белого Медведя», Кэстель ответил утвердительно, но Эмиу предпочел остаться зимовать с нами, при условии, если ему будет разрешено побывать на корабле и взять с. собой некоторое количество сардинок и других рыбных консервов, а также немного сахара к чаю.
Мы решили, что Стуркерсон отправится в Зимнюю Гавань с одной упряжкой и в сопровождении Кэстеля и Эмиу. Если «Белый Медведь» прибыл, то Кэстель останется на нем, а Эмиу вернется со Стуркерсоном.
Глава L. НАШЛИ СКЛАД БЕРНЬЕ
Семнадцатого октября мы устроили себе день отдыха, чтобы отпраздновать успех летних работ Стуркерсона, а также новый триумф нашего метода «существования за счет местных ресурсов»: этот метод позволил нам совершить путешествие, продолжавшееся 212 дней (считая с 10 марта, когда мы вышли из охотничьего лагеря Наткусяка на мысе Альфреда, и до 7 октября, когда мы прибыли в лагерь Наткусяка на о. Мельвиль). За все это время мы и наши собаки ни одного дня не оставались без еды, хотя в трех или четырех случаях собакам пришлось поужинать старыми сапогами или кожами. Впрочем, и в этих случаях собаки ели с аппетитом; за время перехода с о. Бордэн на о. Мельвиль они немного отощали, но затем быстро нагуляли жир, как только были добыты первые мускусные быки.
Мне случалось слышать в качестве возражения против моего метода, что он сопряжен с чрезмерным истреблением дичи в обследуемых мною местностях. Примерно с таким же основанием можно было бы жаловаться на то, что рыбаки во время своих плаваний питаются исключительно рыбой (если бы они это делали). Когда десятки тысяч тюленей ежегодно истребляются ради их шкур, а тысячи моржей — ради их клыков, нет основания запрещать полярной экспедиции убить столько тюленей, карибу или мускусных быков, сколько нужно для поддержания ее существования в еще не обследованных областях Арктики. Кроме того, наш метод не требует большого истребления дичи, так как мы обходимся малым количеством собак.
Говорят также, что при нашем методе полярные исследования становятся слишком легкими и неинтересными, так как лишаются элемента благородного риска. Наш образ действий якобы напоминает хищническую массовую ловлю лососей, производимую слишком простыми рыболовными снастями, запрещенными законом. Но я не знаю, почему исследовательские экспедиции непременно должны быть сопряжены с риском и для чего искусственным путем создавать себе трудности. Не для того ли, чтобы сохранилась хоть одна часть света, где воображение, не стесняемое фактами, находило бы темы для приключенческих романов и кинофильмов? В прошлом мы отпугивали от Арктики всех непосвященных, и тайна ее гостеприимства оставалась достоянием немногих. Если мы будем дальше настаивать на таком положении, то придется, путем особых международных соглашений, превратить Арктику во всемирный заповедник или в запретную страну, вроде северного Тибета.
