Шейн - Шефер Джек (бесплатные серии книг TXT) 📗
— А теперь меня поразил отец. У него тоже перебилось дыхание, он тоже втягивал воздух долгими прерывистыми вздохами. Он вскочил с места и начал мерять кухню большими шагами. Когда он повернулся к матери и заговорил, голос его будто хлестал ее, в нем была напряженность, почти злость, — и тут я понял, что он прекрасно видел все изменения в Шейне, и это грызло его все последние недели.
— Есть такая вещь, которой мне не вынести, Мэриан. То, что мы делаем с ним. Что со мной будет — это не очень важно. Я люблю похвастать и знаю, что мне есть чем хвастать. Но по любой мерке мне с ним не сравняться — и это я тоже знаю. Если бы я с самого начала понимал его так, как сейчас, в жизни б не стал уговаривать остаться здесь. Но я и мысли не допускал, что Флетчер зайдет так далеко. Шейн выиграл свою главную битву еще до того, как въехал в эту долину. И эта победа ему вовсе не легко досталась. Так можем ли мы заставить его проиграть из-за нас? Черт с ним, с Флетчером, пусть получит, чего хочет! Мы распродадим все и уедем…
Я не думал. Я только чувствовал. По какой-то странной причине я чувствовал пальцы Шейна у себя в волосах, они потихоньку раскачивали мою голову. Я ничего не мог с собой поделать и закричал через всю комнату:
— Отец? Шейн не сбежит! Он ни перед чем не отступит!
Отец перестал расхаживать, замер, и глаза у него Удивленно сощурились. Он смотрел на меня, но вовсе меня не видел. Он слушал, что говорит мать.
— Боб прав, Джо. Мы не можем допустить, чтобы Шейн сдался. — Очень странно было слышать, как она говорит отцу то же самое, что говорила Шейну, то же самое — только с другим именем. — Он никогда не простит нам, если мы отступим. Этого мы ни за что не можем сделать. Тут дело не только в том, чтобы и дальше стоять против Флетчера. И не в том даже, чтобы удержать за собой кусок земли, которую Флетчер хочет превратить в свое пастбище. Нет. Дело в том, чтоб мы и в самом деле оказались такими людьми, какими Шейн нас считает. Боб прав. В таком деле Шейн ни за что не отступит. И именно по этой причине нам тоже нельзя отступить.
— Послушай, Мэриан, ты ведь не думаешь, что мне сильно хочется сбежать? Нет. Ты слишком хорошо меня знаешь, чтоб так подумать. Против этого все во мне восстает. Но что означает моя глупая гордость, и эта ферма, и все наши планы по сравнению с таким человеком, как он?
— Я знаю, Джо. Но ты посмотри на шаг дальше. — Они оба говорили очень серьезно, не перебивали друг друга, выслушивали до конца, как будто наощупь искали способ понять другого и передать полностью свои мысли. — Я не могу как следует объяснить это, Джо. Просто я знаю, что мы ввязались во что-то, куда более важное, чем любой из нас, и что отступление — это самое страшное для нас, хуже любой беды. Тогда уже у нас впереди не будет ничего настоящего, ни у одного из нас, может, даже у Боба, на всю нашу жизнь…
— Хм! — буркнул отец. — Торри мог бы так поступить. И Джонсон. Да все они… И это бы им спать не мешало.
— Джо! Джо Старрет! Ты что, хочешь меня до белого каления довести? Кто говорит о Торри и Джонсоне? Я говорю о нас!
— Хм-м-м, — протянул отец, как будто рассуждая про себя. — Соль вся из жизни выйдет… Просто никакого вкуса не будет… и не много тогда смысла и значения останется…
— Вот, Джо! Вот! Это как раз то, что я пытаюсь сказать. И я знаю, что как-то все у нас устроится. Не знаю, как. Но так и будет, если мы повернемся к опасности лицом, будем бороться и верить друг в друга. Все будет хорошо. Потому что все должно быть хорошо.
— Это — женские рассуждения, Мэриан. Но, в любом случае, есть в твоих словах доля правды. Мы будем играть эту игру до конца. Нам придется смотреть в оба и все очень точно рассчитывать. Но, может быть, мы подождем, пока Флетчер сделает ход, и попробуем его переиграть его же картами. Горожанам не очень понравится эта история с Уилсоном. Такие люди, как этот парень, Уэйр, имеют свою голову на плечах.
Сейчас, когда мысли у отца начали укладываться по местам, он выглядел уже повеселее. Они отправили меня спать, а сами с матерью еще долго сидели и разговаривали на кухне. Я залез в постель у себя в комнатке и смотрел через окно, как звезды крутятся колесом далеко-далеко в темноте, пока наконец не заснул.
12
Утреннее солнце озарило наш дом и весь мир вокруг. Мы хорошо позавтракали, отец с Шейном не торопились, потому что выехали в поле с утра пораньше и сделали какие-то работы, а теперь ждали, пока придет пора отправляться в город. Наконец они оседлали лошадей и уехали, а я болтался перед домом, не в силах заняться какой-нибудь игрой.
Мать кончила возиться с посудой, увидела, что я стою и смотрю на дорогу, и тут же позвала меня на веранду. Она втащила нашу старую ободранную доску для игры в парчези и заставила меня крепко попотеть, чтобы обыграть ее. Она такие игры здорово любила. Она от них заводилась, как ребенок, радостно визжала, когда выбивала много очков или дубль, и гордо считала вслух очки, когда двигала вперед свои фишки.
Когда я выиграл три партии подряд, она спрятала доску на место и принесла два больших яблока и самые любимые книжки, которые у нее сохранились еще с тех времен, когда она сама в школу ходила. Она грызла яблоко и читала мне вслух, и я совсем не заметил, как тени стали короткими, и ей пришлось оторваться, чтобы приготовить обед, а тут и отец с Шейном подъехали к сараю.
Они вошли, когда она ставила обед на стол. Мы все сели, и это было почти как праздник, не просто потому, что в этот день они не работали, а потому, что взрослые разговаривали весело, будто твердо решили не допустить, чтобы эта история с Флетчером испортила наши Добрые времена. Отец был доволен тем, как все прошло в городе.
— Да, сэр, — говорил он, пока мы доедали обед. — Хорошие похороны получились у Эрни. Он был бы доволен. Графтон произнес отличную речь и, черт меня побери, я верю, что он именно то и думает, что говорил! Этот парень, Уэйр, заставил своего работника сколотить по-настоящему красивый гроб. И не взял за него ни цента. И Симс с каменоломни высек хороший камень. И тоже не взял ни цента. И толпа меня просто удивила. Никто и слова хорошего про Флетчера не сказал. А собралось там добрых тридцать человек…
— Тридцать четыре, — уточнил Шейн. — Я их по головам пересчитал. Они не просто отдавали последние почести Эрни Райту, Мэриан. Многие из тех, кого я заметил, ради этого не удосужились бы прийти на похороны. Они показали свое отношение к некоему человеку по фамилии Старрет, который сам произнес великолепную речь. Ваш муж становится уважаемым гражданином в этих местах. Как только городок вырастет и будет организован как следует, Джо, думаю, начнет занимать почетные посты. Дайте ему время, он мэром станет.
Мать крепко всхлипнула, у нее дыхание перехватило.
— Дайте… ему… время… — медленно повторила она. Посмотрела на Шейна — и тут в глазах ее промелькнул панический ужас. Веселье исчезло, и прежде чем кто-то успел хоть слово сказать, мы услышали, как к нам во двор сворачивают кони…
Я бросился к окну, чтобы посмотреть наружу. Меня удивило, что Шейн, обычно такой настороженный и быстрый, не оказался там раньше меня. Вместо этого он отодвинул стул назад и негромко сказал, не вставая с места:
— Это Флетчер, Джо. Он слышал, как город воспринял этот случай, и знает, что должен действовать быстро. Но ты не нервничай. Время его подгоняет, однако здесь он ничего не станет затевать.
Отец кивнул Шейну и подошел к двери. Он сбросил с себя пояс с револьвером, когда зашел в дом, и сейчас не стал надевать его, а снял винтовку с гвоздей на стене. Держа ее в правой руке стволом книзу, он открыл дверь и вышел на веранду, прямо на самый край. Шейн спокойно двинулся за ним следом и, привалившись к косяку, остановился в дверях — сосредоточенный и внимательный. Мать стояла рядом со мной у окна, выглядывая наружу и комкая в руках передник.
Их было четверо: Флетчер и Уилсон впереди, два ковбоя — за ними. Они остановились футах в двадцати от крыльца. Я в первый раз почти за год видел Флетчера. Он был высокий человек, когда-то, наверное, красивый в этой изящной одежде, какую он всегда носил, с высокомерным видом и тонко вытесанным чертами лица, окаймленного коротко подстриженной черной бородой, со сверкающими глазами. Но теперь в его чертах появилась тяжеловесность, а тело начало заплывать жирком. В лице просвечивало какое-то язвительное выражение и отчаянная решимость, которых я прежде никогда не замечал.
