Полотно Судьбы (СИ) - "Рэйя_Гравис" (полные книги .TXT) 📗
Девять часов жизни. Можно ли что-то успеть за девять часов? Можно ли что-то узнать и увидеть? Кого-то полюбить? Чему-то научиться? Останется ли время на сожаления? Останется ли на отчаяние? Возможно, стоит немного времени выделить на осознание? Сколько нужно минут на то чтобы всё вспомнить? Или чтобы всё забыть? Что бы попрощаться…
Есть ли сострадание у секундной стрелки?
Гарри безучастно смотрел на циферблат. Чертова стрелка походила на рапиру. Один рывок по циферблату — один укол. И каждый укол становился всё больнее. Он не хотел больше этого чувствовать. Он больше ничего чувствовать не хотел. Так было бы куда проще. Гораздо легче. И тогда, возможно, он смог бы подняться с кровати и куда-то пойти? Что-то сделать? Возможно, тогда эти девять часов не исчезали бы так бессмысленно?
Ещё десять минут канули в небытие. Гарри закрыл глаза.
Так во что же превращается уходящее время?
Луна говорила, что в звезды. Или в лучи солнца на закате.
Гермиона бы сказала, что оно превратится в прошлое.
Снейп, должно быть, предположил бы, что оно станет памятью.
Гарри вдруг с болезненной ясностью понял, что для него минувшие часы стали бездной.
Она раскрыла свою пасть у него за спиной, и каждая минувшая секунда падала в чёрную пропасть крохотным камешком почвы под его ногами и просто исчезала в пустоте. Он смотрел на часы и ждал, когда земли под ногами совсем не останется. Быть может, тогда его тоже не станет? И, возможно… только возможно, ему больше не будет так холодно. И так страшно. Возможно, он снова сможет дышать? Осталось подождать совсем чуть-чуть. И всё прекратится.
Интересно, чем было уходящее время для Тома?
Он совершенно неподвижно лежал на кровати. У него теперь не было жара, и он больше не задыхался. Не вздрагивал. Его лицо не кривилось от боли, на лбу не выступала испарина. Он не метался, терзаемый кошмарами. Не страдал. Он будто спал. Мирно и спокойно. Лишь лицо становилось бледнее. Под глазами залегли глубокие тени. Размеренное дыхание стихало, и сердце постепенно замедляло свой ритм, пока продолжалось действие «Живой смерти». Или это яд убивал его?
Восемь часов, двадцать минут и тринадцать секунд. И уже двенадцать. Одиннадцать. Десять.
Гарри приказал себе прекратить считать.
Во что для Тома превратилось время?
В палату снова заходила мадам Помфри. Она что-то говорила Гарри. О чем-то спрашивала. Он что-то ей отвечал. Он не знал, о чем они говорили, только запомнил, как школьная медсестра в молчаливой поддержке чуть сжала его плечо и оставила на столике рядом с ним стакан тыквенного сока и пару сэндвичей. К нему подходил кто-то ещё. Кажется, Дамблдор. Поттер не стал с ним разговаривать и не стал слушать. Потом вернулась Гермиона. Гарри рассказал ей про чертовы девять часов. Она тоже что-то говорила. Потом долго сидела возле кровати Тома и, должно быть, плакала. Хотя Гарри не был уверен.
Он не смотрел на неё.
Он смотрел на часы.
На белый циферблат с чёрными цифрами, где тонкая, похожая на рапиру секундная стрелка жадно пожирала время, и в бездну за спиной Гарри осыпалось всё больше камешков.
«Скоро их совсем не останется», — почти с радостью подумал он.
Солнце мягко коснулось краем горизонта. Облака окрасились в красно-розовые цвета, а небо стало почти фиолетовым.
Во что превратилось время для Тома?
Гарри смотрел на свои ладони и думал о том, как держал руку друга в своей. Он рассматривал следы укуса на пальце Арчера и, кажется, ещё надеялся найти способ его спасти. Когда он потерял эту надежду? В какой момент она исчезла в бездне вместе со временем? Должно быть, когда Гарри сел на эту кровать возле окна и больше не смотрел на друга.
Теперь же он думал, что у Тома были очень холодные руки. Они всегда были такими холодными? Снейп что-то говорил об этом, так? Что это яд забирает тепло.
Так во что же превратилось время для Тома?
Том ненавидел снегопады. Но любил холод. Не любил зиму, но обожал бродить по снегу. Как могло в одном человеке сочетаться столько странных противоречий?
Он говорил, что в зиме нет смысла. Она ничего не создает, только разрушает. Он говорил, что снегопады коварны и обманчивы. Что заблудившись среди вьюги, ты никогда не найдешь дороги назад. Говорил, что снег оглушает и ослепляет.
Должно быть, для Тома исчезнувшее время превратилось в снегопад. Бесконечную белую пургу, застилающую глаза и заметающую путь назад. И теперь он блуждал среди белоснежной мглы, а с небес на его плечи и волосы в глухой тишине плавно опускались снежинки и больше не таяли. Потому что у него была слишком холодная кожа. Потому что яд забирает тепло.
Гарри закрыл глаза. Возможно, если ему удастся заснуть, он попадет в этот странный снежный мир, состоящий из тысяч потерянных секунд и там, среди вечных снегов сможет отыскать лучшего друга? Отыскать и вернуть обратно. Или остаться там с ним навсегда.
О, если бы он только мог…
*
Этот белый мир по-прежнему казался чужим и знакомым одновременно. Здесь не было ничего, кроме густого тумана и бескрайней белой пустоты. Здесь властвовали тишина и неподвижность. И лишь где-то за пологом непроглядного марева можно было услышать, как огромные камни, срываясь со стен, падают вниз и разбиваются о белую землю, превращаясь в пыль.
Гарри сидел, скрестив ноги, наблюдая, как клубится сизая дымка и слушал грохот разрушающейся крепости.
Должно быть, это было плохо, что она разрушалась. В этом было что-то неправильное. Что-то… опасное. Но ему было все равно. В этой странной цитадели за стеной мглы не было никакого смысла. Зачем она стояла здесь в этом белом мире тумана и тишины? Кого защищала?
— Не делай этого, — знакомый голос, похожий на заблудившееся в горах эхо, прозвучал совсем рядом, но Гарри не пошевелился.
Он знал, что некто или нечто с его лицом и волосами белыми, как снег, сидит за его спиной, повторяя его позу, словно зеркальное отражение.
— Почему?
— То, что ты разрушишь, невозможно будет восстановить, — известил спокойный голос.
— Я и не хочу восстанавливать, — пожал плечами Гарри. — Пусть лучше ничего не будет.
— Ты ошибаешься, дитя магов. Остановись.
— Не могу.
— Не хочешь, — двойник помолчал. — Остановись.
— Я не знаю как, — Гарри безразлично смотрел в пустоту.
— Знаешь.
— Кто ты? — спросил Гарри. — Что ты делаешь в этом мире? Почему являешься мне?
— Однажды ты поймешь, — двойник за спиной пошевелился, оборачиваясь. — А теперь, спи, дитя магов.
Гарри не успел ничего сказать или сделать, когда на глаза опустилась холодная ладонь. Сознание подёрнулось густой дымкой, и он почувствовал, как проваливается в белую пустоту.
*
Лодка плавно покачивалась на волнах, а вокруг, насколько только хватало глаз, простирался бескрайний бирюзовый океан. Над головой бездонным куполом раскинулось голубое безоблачное небо. Тёплый ветер пах солью, рыбой и водорослями. Солнце приятно грело кожу. После бесцветного пустого мира всё здесь казалось ярким и тёплым. Красивым. Здесь терзающая его боль отступила, растворившись в солёной воде, и не осталось ничего, кроме спокойствия, такого же безграничного, как океан вокруг.
— Прекрасно, — одобрительно вздохнул кто-то рядом с ним.
Гарри в легком недоумении оторвал взгляд от неба, опустив глаза. Он был уверен, что сидит в этой лодке один, но оказалось, что напротив расположилось странное существо. Оно было совсем небольшого роста — фута три или четыре, и отдаленно походило на человека. По крайней мере, одето оно было вполне по-человечески: во что-то наподобие туники и штанов из тонкой светло-коричневой кожи. В остальном с людьми сходства было мало. Серо-голубую кожу тонкими витиеватыми линиями покрывали едва заметные узоры. Волосы, насыщенного тёмно-синего оттенка, были гладко зачесаны назад, открывая заостренные уши, и завязаны на затылке кожаным ремешком. Худые чересчур длинные руки с широкими кистями и тонкими пальцами оканчивались острыми черными когтями. Покрытый синими волосками хвост неподвижно лежал на скамье, только кончик кисточки подрагивал от легкого ветра.
