Голодные Игры: Восставшие из пепла (СИ) - "Gromova_Asya" (полная версия книги txt) 📗
– Это выжидание перед началом…
Дыхание перехватывает. Я глотаю воздух словно рыба, и не могу не почувствовать, как больно кислород обжигает мои легкие.
– Да, Китнисс, – строго и расчетливо говорит Гейл, – перед началом войны.
***
Вечерний воздух по-прежнему путается в моих волосах. Я стараюсь прижаться к Гейлу еще плотнее: у нас осталось не так много времени, перед тем, как в Тренировочном Центре опять включатся камеры видеонаблюдения. На обратном пути он едет во множество раз быстрее, и потому, кроме грубого свиста в ушах я абсолютно ничего не слышу. В комендантский час подобный звук должен обратить на себя внимание, но почему-то до сих пор не обратил. Мы не видим ни единого «белого облака» пока добираемся до Центра. И когда мотоцикл наконец-то тормозит у черного входа, я продолжаю держаться за складки его футболки.
– Китнисс, ты можешь отпустить меня – мы приехали, – ухмыляется Гейл.
– На обратном пути ты несся как сумасшедший – я думала, мы разобьемся, – нервно отвечаю я, – Даже если ты неплохой водитель, помни, что удача никогда не бывает…
– … на нашей стороне. Да помню я, помню.
В этот момент ко мне возвращаются воспоминания о нашей дружбе. Как познакомились, как охотились, как ненавидели и нуждались, как верили, как сопереживали. Как вместе ждали первой Жатвы для Прим. Как хохотали над Капитолием, как шутили о все той же «удаче». Я нервно тереблю края его куртки, болтающейся на мне, как мешок. Недостает ли мне любви Гейла? Да, возможно. Возможно, я просто нуждаюсь в чьей-нибудь опеке, а возможно, я просто хочу знать, что этот парень до сих пор любит меня.
Гейл теребит телебраслет. Нажимает на клавиши, грозно ругается. И я невольно любуюсь этим, как чем-то, что было множество жизней назад и уже никогда не станет прежним. Я знаю, что не станет.
– Гейл… – невнятно шепчу я.
– Две секунды, Китнисс. Да чтоб тебя, чертова ты техника!
– Гейл, я … я скучала, – говорю я, потупив взгляд.
– Да, и я скучал, Кискисс. Выкину эту хреновину, как только вернусь в Логово.
– Нет, ты не понял. Я действительно скучала…
Он замирает. Отпускает руку и долгим протяжным взглядом изучает мое раскрасневшееся лицо. Я радуюсь тому, что на улице за полночь, а солнце по-прежнему не показывается на горизонте и мое лицо, залитое краской, остается в клубящейся тени ночи. Его руки – знакомые, жесткие, властные, но нежные смыкаются за моей спиной. Я утыкаюсь ему в шею и чувствую слабый, но такой неземной аромат лесного духа. Луговина. Беззаботное счастье. Радость. Пусть я не чувствую себя в безопасности, подобно тому, как чувствовала себя рядом с Питом, я знаю, что этого мне не хватало.
Он не убийца. И никогда им не был. Он оказался в ненужном месте, в ненужное время – он человек преданный волей случая. Преданный мной. Он считал себя палачом. Зализывал раны, излечивал, восстанавливал себя по кусочку намного тщательнее, чем я, ведь он считал себя убийцей – и не позволял себе этого забыть. Руки сами тянутся обнять его, и я чувствую, как по его спине проходит дрожь – мышцы напарника невольно напрягаются. Он шумно выдыхает, и так же жадно втягивает носом воздух.
То, что происходит в следующее мгновение, я спишу на предательство Пита, слабость моего характера, безвольность Гейла, старую дружескую привязанность – но его губы накрывают мои, и я растворяюсь в этом поцелуе. Я отвечаю на него. Так же, как отвечала, когда он был при смерти. Я поддаюсь ему – потому, что это не «секс без обязательств». Потому, что это чувства.
Его ладонь покоится на моей шее, там, где теперь с бешеной скоростью пульсирует кровь. Рука напарника прижимает меня к нему так, словно я могу упорхнуть в любое мгновение. Но это мгновение наступает. И наступает тогда, когда я слышу скрип лестницы со стороны черного входа. Я отскакиваю от него и опираюсь о кирпичную стену – дыхание нехотя приходит в норму. И очень своевременно.
Дверь распахивается и из-за нее показывается пепельноволосая шевелюра. Пепельноволосая! Девушка недоумевающе оглядывает меня со стороны, но потом, увидев моего ошарашенного напарника, кидается к нему на шею.
– Ге-е-ейл!
Значит не безгласая.
И что самое ужасное в этом голосе нету лжи: искренняя, неподдельная, настоящая радость, которая отражается в этом крике, заставляет сердце упасть вниз – к пяткам.
– Иллайн!
Когда он подхватывает ее на руки, и в глазах я вижу пляшущие огоньки счастья, я чувствую слабость. Будто бы мной воспользовались, а теперь словно выбросили на помойку.
– Как давно… давно, ведь прошло больше полугода, Гейл? – едва различимо шепчет девушка, – Как же я скучала. Это же невыносимо…
Она прижимается лбом к его лбу и продолжает что-то шептать. А он что-то отвечает, но я мало, что различаю в их совместном ворковании. Ноги несут меня по лестнице и что самое ужасное, я не слышу молящего крика Гейла. Он не зовет меня. Он не пытается остановить меня. И в этом… в этом состоит главный ужас всего, что могло произойти со мной сегодня.
Я поддалась. Господи, я поддалась на провокацию, как дошкольница. Кажется, и это не чувство. Кажется, и меня теперь нельзя назвать «непорочной». Я срываю с себя куртку Гейла и бросаю на кафельный пол гостиной. В глазах пляшут слезы, и я едва добираюсь до своей комнаты. Тут все еще стоит тарелка с остатками еды, которую я приносила ему. Тут все еще его запах, смешанный с моим собственным. Это сводит с ума, потому, что от меня все еще несет лесным бризом. Это не я – это он так пахнет.
Я срываю шелковый халат. Рву его на себе, как будто скинув его исчезнет и этот одурманивающий запах счастья, который теперь стал для меня зловонием. Я кутаюсь в простынь, стараясь сдавить крик вырывающийся из горла. Он растворяется в мягкой перине подушки.
Я думаю обо всем и сразу. Гейл. Пит. Я. Повстанцы. Боль – адская боль. Хеймитч. Слабая Эффи. Пепельноволосая. Все это вспыхивает в моей голове образами и мешаясь с друг другом, превращается в чувство отчаянья и одиночество.
Китнисс Эвердин – Сойка-пересмешница – Огненная Китнисс – символ Революции. Но кем бы я ни была в будущем, кем бы ни была в прошлом, кем бы теперь ни была в настоящем. Я окружена болью. Я, по-прежнему, одинока.
========== Глава 25 : Менторы ==========
Вода обтекает мое тело, оставляя на коже приятную дрожь. Воздух все еще наполняет мои легкие, когда я опускаюсь к самому дну бассейна. На уши тут же наваливается давящая и страшная тяжесть, но я мало обращаю на нее внимания, есть только я, расслабленность, тихие всплески воды где-то надо мной и покой. Плаванье – единственное дело после охоты, которое по-настоящему могло очистить мой разум, расслабить напряженные мышцы тела.
Бокс на поверхности забит учениками. Они вглядываются в серебристую гладь воды под надзором усиленного отряда миротворцев. Я же стараюсь оттолкнуться, уплыть, скрыться в блеске бассейна от всего этого.
Остался день. Всего лишь утро и ночь, разделяющие детей от кроваво-красного пламени ужаса арены. Каждый раз, вспоминая об этом, я чувствую жуткую слабость и горечь, заходящуюся внутри меня. Мне кажется, я проглотила сотню иголок, и теперь они впиваются в органы, заставляя меня невольно задыхаться.
Отталкиваюсь от самого дна и всплываю на поверхность, как совсем недавно учил меня отец. Недавно? Мне было шесть, и теперь от этого беззаботного детства меня отделяла непроницаемая стена под названием «Голодные Игры».
Свет обжигает глаза. И я невольно жмурюсь, смахивая капли воды. Купальный костюм, который выдан мне как ментору впивается в плечи и сдавливает мою грудь, так, что я едва могу вздохнуть. Неожиданно замечаю склонившуюся фигуру надо мной: светлые лучистые волосы, лазурные глаза с золотым ободком, пушистые ресницы, слабая полуулыбка.
– Я понадеялся, что ты утонула, – выдает Пит.
Слабо отталкиваю его протянутую руку.
– Записался в ряды Джоанны?
Не помню, как циничность закралась в наши отношения. Возможно, после слов «секс по принуждению», а возможно, как раз тогда, когда мы согласились оберегать друг друга в роли друзей.
