Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy" (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
Содрогнувшись, он отошёл от динамика, его сердце билось с максимальной частотой. Он боялся худшего, невольно начав считать секунды, перед тем как Гарри ответит.
«Одна тысяча, две тысячи, три тысячи…»
Луи запустил руку в свои непослушные, слегка грязные волосы. Он закусил внутреннюю часть щеки настолько сильно, что почти пошла кровь.
Он думал, что его сердце так колотится, потому что ждёт ответа Гарри, но он был совершенно не подготовлен к тому, насколько сильно оно будет волноваться, почти выпрыгивая прямо из груди, когда Гарри появился в мерцающем свете окон. Он направлялся прямо к двери в болезненно знакомой манере, с его бёдер свисали пижамные штаны, на его футболке было множество дыр, а кудрявые волосы были смяты. Идеальный. Абсолютно совершенный.
«Мой прекрасный, прекрасный мальчик», — подумал Луи, его дыхание сбилось. Он такой. Гарри был таким для Луи. Самым красивым.
Луи хотел всего и сразу, снова увидев Гарри. Хотел броситься к его ногам и умолять о прощении. Хотел спрятать руки в его кудряшках и целовать его красные пухлые губы. Хотел часами им любоваться. Он просто хотел обнимать его всю оставшуюся жизнь и никогда не отпускать.
В какой-то момент он подумал, что Гарри спустился, чтобы прогнать его. Но затем Гарри открыл дверь и кивнул в сторону лестницы, явно указывая ему следовать за ним внутрь.
— Звонок, — сказал Гарри сонным голосом. Он выводил рукой круговые движения, подбирая слова. — Эм, механизм открывания двери… эта штука. Она не полностью работает, — объяснил он, отводя глаза. Нервно поправляя чёлку, он шёл впереди Луи, поспешно поднимаясь по лестнице в своих длинных носках.
Луи так сильно его любил, что казалось, его тело разорвёт пополам. Грудина расколется надвое, а все кости внутри раскрошатся только лишь от давления. Он буквально мог увидеть, как его сердце, бьющееся в груди под футболкой, его грудная мышца слегка прыгает от силы его пульса.
«Гарри Стайлс. Гарри Стайлс. Гарри Стайлс».
Гарри молча открыл дверь в свою квартиру, проскользнул внутрь и ждал, пока Луи последует за ним. Он всё ещё был достаточно вежлив, как и всегда, чтобы закрыть дверь за ним, но избегал какого-либо контакта с Луи.
Гарри молчал до того момента, пока Луи не оказался в гостиной. Он повернул к нему голову, стоя примерно в десяти футах от него, руки были скрещены на груди, меж бровей залегла складка.
— Итак, — начал он дрожащим голосом. Его большие зелёные глаза смотрели на него с осторожностью. — О чём ты хотел поговорить?
Его голос также казался настороженным, но в нём слышались нотки искреннего любопытства и открытости к тому, что Луи хотел сказать — и всё же после всего, может быть, немного обнадёживающим. От непостижимого очарования Гарри как человека у Луи на мгновение перехватило дыхание. Иногда это казалось непонятным, и Луи захотелось провалиться сквозь землю, когда разум вновь напомнил о той ночи в его доме, о каменном, жёстком тоне его голоса, когда он спросил Гарри, чего он хочет.
«Господи, я так сильно его люблю. Как кто-то может его заслуживать?»
Луи поставил свою сумку на пол рядом с диваном, не желая использовать её в качестве спасательного жилета, пока он будет говорить. Так сложно было не прикасаться к Гарри. Он хотел пересечь комнату и положить на его затылок руку в утешительном жесте, прикоснуться к его лицу, прочертить пальцами линии бровей и шёпотом произнести слова любви. Он знал, что это запрещено. Вместо этого он мялся на месте, прочищая горло, и тянул время, чтобы понять, с чего ему начинать. Это казалось невыполнимой задачей.
Гарри выжидающе пошатнулся перед ним, его растущее волнение было заметно в том, как он играл со своей нижней губой.
Луи сделал глубокий вдох и начал говорить.
— Я думаю… думаю, для начала я хочу извиниться за то, как я относился к тебе, Гарри, — Луи закрыл глаза, проглатывая комок в горле, когда внутри поднялась знакомая волна вины, та самая удушающая ненависть к себе. — Я очень, очень сожалею о том, что сделал и как я себя вёл. Я ещё никогда ни о чём так не сожалел. Я был трусом. Я боялся. И это меня убивает: думать о том, как это, должно быть, выглядело для тебя, как будто… я не забочусь о тебе. Я себя никогда за это не прощу, потому что буквально ничего… ничего не может быть дальше от истины.
Затем он посмотрел на Гарри, прямо в его глаза, которые покраснели и наполнились слезами, как и глаза Луи. Сердце Луи ёкнуло, пока он готовился к тому, что скажет дальше, но пути назад уже не было.
— Я люблю тебя, Гарри, — беспомощно выдохнул он, позволяя слезам хлынуть из глаз. — Очень. Я так люблю тебя. И я боялся, что если не приеду и не скажу тебе этого, то это будет преследовать меня до конца жизни.
Гарри сморгнул, его лицо покраснело от волнения. Единственная слеза скатилась по щеке.
— Но п-почему? — он запнулся, его дыхание было прерывистым. — Почему ты…
— Почему я сказал те слова Деннису Тёрнеру? — спросил Луи. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони. Он не мог дотянуться до Гарри, не мог успокоить его, и это причиняло боль каждому нерву в его теле. — Почему я был груб с тобой, когда ты пришёл ко мне за объяснениями?
Гарри кивнул, вытирая нос и глаза. Его плечи ссутулились, а редкие слёзы продолжали течь по щекам. При виде его сердце Луи болело, в ненависти сжимаясь от знания о том, что это он причинил Гарри столько боли.
— Это действительно… Это не оправдание. Но я… — щёки Луи запылали от смущения, когда он поковырял носком ботинка уродливый ковёр Гарри. — Я, эм, я думал, что… Думал, что ты уже решил лететь в Берлин. Что ты не сказал мне, но собрался улетать, — он покачал головой. — Сейчас это звучит так тупо, но Тагги Диверси и Амелия Фрейзер-Линд говорили об этом на вечеринке после твоего выступления. Я был так опустошён, и так унизительно и ужасно думать об этом, потому что я отреагировал, как маленький ребёнок и… мстительно, — Луи смахнул слезу, продолжая шёпотом, от стыда глядя на ноги Гарри. Он, сознательно пожимая плечами, почесал бровь. — Я нашёл предложение отсюда, из Берлина, в твоём диване месяцем ранее и я надеялся… Я продолжал надеяться, что меня будет достаточно. Что мы вместе, что, возможно, меня будет достаточно, чтобы ты захотел остаться. И потом… — он вздохнул, не закончив мысль, потирая подбородок, где слёзы оставляли зудящие следы. — Я не хотел говорить Деннису то, что ты услышал. На самом деле, я чувствовал всё полностью противоположное, Гарри. Я-я хотел, чтобы ты остался в Лондоне навсегда, но я подумал… Я подумал, что тебе всё равно. Поэтому я вёл себя так, что казалось, что мне тоже всё равно.
Луи поднял голову, смаргивая слёзы, и поймал взгляд Гарри.
— Я не могу перестать думать о том, что ты сказал мне, прежде чем уйти, — прошептал Луи голосом, хриплым от эмоций. — Что… что ты всегда хотел быть на моей стороне и что я тебе этого не позволяю, я никогда тебе не позволю. Я позволяю, Гарри. Я позволю, если ты дашь мне шанс. Я хочу, чтобы ты был на моей стороне, и хочу быть на твоей. Я хочу этого больше, чем что-либо ещё. Я буду рядом до конца своей жизни, если ты позволишь…
— Луи, — мягко сказал Гарри.
Луи резко нагнулся к своей сумке, выдернув из неё готовый дуэт. Он вдруг испугался того, что может увидеть в глазах Гарри. Он настолько был сконцентрирован на своих словах, что, высказав всё то, что он чувствовал, совершенно забыл о том, что отчаянно надеялся, что Гарри всё ещё его любит, если он любил его вообще. Ему на мгновение удалось забыть о том, что если Гарри подведёт его, не важно, насколько Луи будет им гордиться за то, что он найдёт смелость для извинений и объяснений, его сердце снова будет разбито. Он определённо вспомнил об этом сейчас, когда дрожащей рукой и с опущенным в пол взглядом протянул Гарри своё произведение. Луи был обязан отдать его, до того как узнает, что чувствует Гарри; в противном случае он мог полностью потерять самообладание. Это был последний кусочек мозаики для Луи, возможно, самый важный.
