Сергей Кузнецов. "Ты просто был". Документальная повесть - Кузнецов Сергей Борисович "kuziaart" (читаем книги .TXT) 📗
Я не знаю, как это чувство величают. Возможно, именно оно - то самое неуловимое Шестое... Но я знаю, когда, как и при каких обстоятельствах, оно во мне родились.
Однажды в детстве, как раз в пятом классе, я нашел где-то маленький стерженечек. Думаю, что же это такое... Конденсатор, наверное... Надо бы подзарядить! В 220 побоялся его включить, решил в радиосеть...
Включил.
Он как шарахнет...
И все осколки-то от него в меня полетели.
Если я иногда буду оговариваться и подпускать в текст красивую фразу "в глазах потемнело", - не верьте. В глазах у меня потемнело единственный раз в жизни. В тот раз. Потемнело.
Почернело.
Померкло.
Потому что осколки полетели не столько в меня, сколько в мои глаза.
Оказалось, что "подзарядил" я не конденсатор, а детонатор. Для его срабатывания достаточно полтора вольта, а в радио - там поболее. Вот и сработало.
Отвезли меня в реанимацию. Кто вез, как везли и что со мной в реанимации делали - я, естественно, не помню. Пробыл я там несколько часов. По ту сторону...
Реанимация, она меняет людей. И вышел, вернее - вывезли меня оттуда совсем другим человеком. Я даже не могу объяснить, что произошло. Что-то ЩЕЛКНУЛО, заклинило. В отношении психики. После этого как-то изменились взгляды.
Конечно, тогда я этих перемен в себе не сразу заметил. Да и слов таких еще не знал, какими те перемены можно было бы обозначить. Но что-то во мне происходило. Происходило...
В больнице я пробыл два месяца. Полтора из них мне не разрешали вставать. Только на спине. С завязанными глазами. (У меня на глазах была операция. Сейчас правый глаз почти ничего не видит.)
Лежишь в беспросветной мгле час, другой, третий... День, другой, третий... Неделю, другую, третью... Боль. Скука. Одиночество (маме не разрешали в больнице дежурить). И начинаешь думать. Нет, не думать... В 12 лет много не надумаешь. Начинаешь чувствовать, что все, что вокруг тебя - это живое, живущее, думающее. Собака, которая залаяла под больничным окном - это не просто собака. У нее есть душа. Дерево, постучавшее зачем-то в стекло, - не просто дерево... И надо понять, почему оно легонечко прошлось веточкой по стеклу. Даже у клочка земли, даже у реки - у всего этого есть душа.
Лежишь в больничной палате и чувствуешь, что нельзя забывать своего внезапного открытия. Иначе случится беда. Иначе тебя больше не пустят в тот мир, который открылся тебе, когда ты лежал на жесткой горизонтали и не видел ни света, ни окружающих стен, ни своей бренной идиотской оболочки. Страшно не попасть больше в этот мир. Повязку с глаз снимут еще не скоро, и если некто могущественный распорядился не пускать тебя туда, где ты только что побывал, где тебе понравилось, где - ненасилие и родство душ, то ты, с забинтованными-то глазами, останешься нигде. Тебя не будет.
Когда я вышел из больницы, с удивлением обнаружил, почувствовал, что мир, который я там открыл, существует. Глаза видят одно, а душа - другое. Идиотская оболочка подчиняется чему попало - то светофору, то окрику классной руководительницы, то виду рыжего апельсина... А душа - лишь некоему одному, кто больше нас, мудрее нас и кто просит от нас лишь одного - родства душ.
После больницы я перестал ходить в планетарий. Мне гораздо интересней стало то, что вокруг нас, среди нас, в нас, - а не на далеких звездах. Что обращать внимание на звезды? Чего искать там? Инопланетян? Параллельные миры? Но параллельный мир - он рядышком. На звездах я поставил крест. И крыши тоже забросил. С крыш не различить расторопного муравья, красок на травяном листике, мост - соломинку через крохотную трещину в земле. Да и огромные деревья не хотят обращать на тебя внимания, если ты - среди звезд. И выше людей мне быть расхотелось.
Возненавидел я и зоопарки со звериными цирками. В том, как дети и взрослые радуются мишке на канате, мне вдруг увиделась патология. Чему радоваться?! Насилию над зверем?! Не должен этот зверь заниматься какой-то ерундой, абсолютно бесполезной для него. Не должен после выступления возвращаться в противную, вонючую клетку и тусоваться там на соломе.
Ни в зоопарк, ни в планетарий больше я не ходил. Принципиально. Случайно найденный мною стерженек-детонатор взорвал все мои представления о мире.
А в 13 лет я пошел работать. И одновременно продолжал учиться. В то время официально работать в этом возрасте было запрещено, но мама мне помогала. Она тогда была директором Дома отдыха и каким-то образом приткнула меня рядом. Я там киношки покручивал. Сколько зарабатывал? О, много - целую кучу. 42 рубля 50 копеек в месяц. Деньги я приносил домой, отдавал мамке, потому что у нас всегда была проблема с деньгами. Что она там получала? - 160 рублей... Надо было на что-то жить.
А музыка втягивала меня больше и больше. Все увереннее бацал на гитаре. Потом к фоно подобрался. Мелодию хорошую где-нибудь услышишь - пытаешься ее подобрать. В18 лет дернулся в музыкальное училище, но вовремя понял, что это такое, и, слава богу, ушел.
Взрыв детонатора, больница, плотная повязка на глазах и беспросветная мгла вне времени и пространства то забывались, то вновь всплывали в памяти. Моя космогония, мои представления о мире и душе то путались, схлестнувшись с догматическими истинами из школьных учебников, которые я зубрил под выпускные экзамены, то снова становились стройными и ясными, шлифовались потихонечку, когда я подыскивал для них слова. Но главное, они, эти представления о порядке в мире, уже жили во мне в виде чувства... Непонятного. Неведомого. Неназванного. Хотя пройдет еще много лет, когда я пойму, что это чувство во мне - самое главное и что все мои песни должны быть им согреты. Еще поймется, что душа есть и у времен года. И если уж мечтать о ненасилии и о родстве душ, то надо жить так, чтобы каждый май был для тебя ЛАСКОВЫМ.
Кстати, еще раз о звездах. Иногда мне кажется, что наш эстрадный мир - это большой, большой планетарий. "Звезды", рожденные жужжащим аппаратом, вскарабкиваются по куполу, дрожат в зените, скатываются к ногам, а тысячи мальчишек и девчонок, затаив дыхание и, задрав головы, следят за их движением и комкают в потных ладошках билеты, не подозревая, что в настоящий мир никакого билета не надо. Он рядом. Стоит лишь опустить голову и оглянуться.
Глава 3:
У циркуляки звук немузыкальный
Мир музыки, мир гармоничных звуков притягивал меня все больше и больше.
