Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
— Я…
Эжен поднял глаза. Он сидел на кровати, и было ему около двенадцати.
Граф Франкессини уложил его, накрыл своим горностаевым плащом:
— Засните скорей. Вы опять перетрудились…
Глава СХХI. Спасти мир
За этой туманной зелёной рекой начинается долина Валхаллы. На том берегу причал, откуда отплывают на свои повинности военные моряки и пираты. Лет сто назад невдалеке построили мост — для бывших эйнхериев, уходящих в Эдем — а раньше была лодочная переправа…
С первым шагом на мост полководец прислушался (очень тихо), присмотрелся к туману (его неощутимый ветер отгоняет в сторону бранного поля, и он так густ, что не видно горного гребня — самого Дома Мёртвых). Значит, битва прошла, и совсем недавно. Значит, дальнейший путь (а это 1200–1300 шагов) будет сплошным воспоминанием последнего года ненавистной жизни и последнего дня непрерывных преступлений (столько убийств — за каких-то десять-одиннадцать лет!). Они неотвратимы, или…? Надышаться поглубже летейским туманом? сойти к воде и хлебнуть?… А при жизни брезговал зельями… Правда, курил какую-то траву — от головной боли… Но ведь был же ещё ум — несчастная, забытая, но неубывная свеча по спудом (шаг, другой и третий, и…) — Надо видеть всё как оно есть: жизнь кончилась; здесь преступлений нет, и некого жалеть…
Первый труп лежал в тридцати шагах от берега, чернокожий с копьём в спине. Странные люди: они не считают зазорным бегство от врага. Их немного, и мёртвые они не страшней живых.
А с другого фланга, ближе к лесам стоят настоящие храбрецы, дальней родичи самураев. К ним он часто ходит в гости и на их земле посадит дерево. Хорошо не видеть убитыми их.
Теперь долгое поле его собственных дальних пращуров. Сами гунны и авары уже ушли, но на них ещё похожи и монголы, и чинцы (как их называют персы), и их островные бледные соседи. Их по-прежнему водит Темучин.
Валькирии, красноодетые девы, сидели над убитыми, пришивали вставленными в рыбьи кости нитями своих волос отрубленные руки, ноги, головы на прежние места. Сколько такой канители он вытащил из-под своей кожи!
Вот и славяне. Строятся они особняком, но в бою смешиваются с европейцами. Узнать их можно по легкосмертельным ранам…
Что такое? На многих нет кольчуг и лат при том, что это явно не вражий грабёж; они зачем-то сами вышли на поле в одних рубахах…
Разгадка вскоре врезалась в глаза — глубокими следами колёс, ведущими к разрушенному брустверу. Нос уловил в тумане привкус незнакомой гари — они переплавили доспехи в пушки, но те не помогли, а в следующем сражении трубы смерти будут палить в своих изобретателей!
Лёг на землю и отшвырнул прочь сознание, но оно вернулось быстро, освежённое, с хорошей мыслью: надо будет просто разредить строй, расставить бойцов так, чтоб у каждого было ещё пять шагов в любую сторону.
Сел и то ли вспомнил, то ли догадался, что пушки едва ли мечут камни, что их снаряды или сразу горят или вспыхивают при падении… Как бы их тушить?…
Встал, пошёл считать следы колёс. Нашёл своего злосчастного заместителя — враги нарочно прокатили трофей по его шее. Перешагнул…
Восемь. Немного. Могли некоторые сломаться при перегоне? — Да. Хорошо.
Но самое-то главное — двери: а вдруг!.. Ох, да какое там!.. Но вдруг?…
Они закрыты!!!
Ступени избиты, земля истоптана и взрыта, а у самых сомкнутых створ лежит единственный защитник — черноголовый парнишка, без доспехов, с этой тонкой, хрупкой с виду, как весенняя сосулька, шпагой, да и ту уже выпустил из руки, но сам цел — это можно объяснить лишь одним словом: безгрешный.
Полководец приподнял его, усадил. Спаситель Европы приоткрыл жалобные тёмно-серые глаза.
— Слава тебе, чистый дух!
— … Почему… они меня не убили?
— Потому что ты сам не убийца… Долго отбивался?
— … Нет,… не отбивался… — отказывал… Там был как будто мой отец. Он тоже умер?
— Если и да, среди врагов он не мог стоять: они не люди.
— … Я никогда и считал отца… человеком.
— Можно подумать, есть твари хуже людей.
— Разве те, напавшие на нас, — лучше?
— Пойдём внутрь, поговорим там. Оружия не забывай.
Полководец перекрестил дверь, и она открылась. Они вошли в тёмный, пещерный чертог. Тут шпага в руке молодого защитника засветилась и позволила добраться до длинного стола, обставленного лавками. Сели друг напротив друга, а светящийся клинок воткнули в ближайший каменный столб, щербатый, щелистый, но крепкий, из тех, что подпирали потолок.
— Смотрю на тебя, и кажется, что видел раньше. Как тебя зовут?
— Фредерик Тайфер.
— Вот и имя знакомо. Уж не ты ли первым бросил копьё при Хейстингсе, когда французы пошли захватить Британию?
— Я??…
— Ты забыл. Но тебя узнать нетрудно. Дух человека похож на луну, чья каждая новая ночь — это каждая новая жизнь в Царстве Лжи: как луна растёт и убывает, так и дух набирает сил, побуждает человека к большим и большим делам, а затем слабеет; в начале и конце духовного месяца ты даже рождаться не успевал, умирал в утробе; чуть дальше от начала или конца — проживал совсем недолго, или попусту. Зато на век полноты приходятся подвиги, по которым тебя запомнят на долгое время — таким стал для тебя одиннадцатый от Рождества Христова, но и ночь последней твоей жизни была светлой, Фредерик Тайфер… Расскажи, что тут произошло без меня.
— Наполеон собрал армию, рассказал про новое оружие, уговорил снабдить его железом, научил литейщиков…
— Неужели никто не противился?
— На каком основании?… Когда на меня надели кольчугу, мне это показалось странным: на земле уже давно так не воюют… Он сравнил твоё войско с оравой варваров…
— Вы думаете, что мы не мастерим себе мушкетов и пищалей по глупости и дикости?… Что я от одной придури рву и жгу все чертежи огнебойных машин, какие мне приносят новопреставленные оружейники? Что я не в силах уразуметь устройство винтовки?… Природа наших врагов не позволяет нам менять мечи и луки на ружья и пушки. Демоны ничего не могут изобрести, но они сразу присваивают все наши новшества и идут с ними против нас.
— Но если всё-таки пытаться сравнять силы…
— Они в достаточном равновесии. Демоны — это не что-то само по себе, они — наше же отчуждённое и воплощённое зло, поэтому нас никогда не будет больше, чем их; их желание убить нас — справедливо… Как раньше называли воинов? — пшеницей воронов. А сейчас? — пушечным мясом. Здесь всё именно так. Мы — трава для покоса. И только такие, как ты, действительно дарят живым мирные кончины.
— Я готов остаться и вновь отстоять…
— Сейчас ты говоришь так, а когда полки построятся, в тебя из воздуха вкрадётся отвращение, и ты уйдёшь, как все вы. Для безгрешных не бывает вторых битв… Но кое-чем ты можешь нам помочь.
— Значит это и сделаю! Что же?
— Вернись в Царство Лжи, укажи своему убийце на кого-либо достойного и помоги им обоим в поединке: одному сразить, другому умереть.
Фредерик оторопел:
— Но как же… я попаду на землю?
— Я открою тебе дверь, через которую демоны проникают туда.
— Ты уже кого-то раньше отправлял так?
— Скажем: пропускал. Ко мне приходят духи, у которых в Царстве Лжи остались долги.
— То есть, в сущности, это путешествие может совершить любой?
— Ты не хочешь.
— То, что я должен…
— Ты не должен. Поступай по своей воле.
— Я всем сердцем желаю помочь, но это… поручение… — не жестоко ли, праведно ли оно?
— … Жил однажды человек по имени Кастельмор, был он воин у своего короля, а под старость одолели его раскаяние и страх, тем пущий, что живые мнят мертвствование бесконечным горением на каких-то углях. Раз бродил он ночью по дороге близ своего имения и чуть не волком выл от отчаяния, и повстречалась ему валькирия. Они пожалели друг друга: он дал ей напиться своей крови, а она рассказала ему о Вахлалле. За всю жизнь старик не видел утра лучезарней. В тот же день он призвал к себе единственного малозрелого сына, велел тому ехать в стольный город поступать на службу, и наказал без сомнений затевать поединок с любым дворянином по любому поводу. Уже к вечеру отец зачислялся в моё войско и обещал на днях появление своего сына, павшего безгрешно… Правда, младший Кастельмор прожил ещё полвека с лишним и грехов накопил прорву. Видел я его сейчас — шесть ран в груди… Уж лучше б я его оставил за главного… А раньше того на век-полтора приходила из-за самого моря девушка-полька — просила вызволить из Монсальвата (крепости отступников) тевтонца, которого любила. Это трудное дело, но я бы и взялся, согласись она привести нового безгрешного, а она отказалась… Я к тому, что каждый сам решает, можно ли / нельзя ли нарочно посылать в Валхаллу неуязвимого по чистоте защитника. Решай и ты.
