Территория бога. Пролом - Асланьян Юрий Иванович (прочитать книгу .txt) 📗
Я рассказал Саше про остров своего одиночества, расположенный в Мировом океане.
— Фигня, — сказал Саша, — вот в Аральском море есть остров Возрождения — биополигон, зараженный сибирской язвой. Представляешь — остров Возрождения! Российский Ренессанс! А ты тут со своим островом. Помнишь «Остров Рено» Александра Грина? «И он стряхивал с себя бремя земли, которую называют коротким и жестоким словом „родина“, не понимая, что слово это должно означать место, где родился человек, и более ничего».
— Побойся Бога, сволочь! Когда ты бросишь пить? — укорил я товарища, чтобы отомстить за свой остров.
— Бутылка одна, поэтому не надейся — не раньше, чем ты, — улыбнулся Саша двумя передними зубами — остальных все равно не было. — А про Бога… Все, что я о нем забыл, даже вспомнить не берусь. И заметь, когда мужчина достигает вершины, где лишается недостатков, он начинает активно вымещать свое совершенство на женщине. Например, бросает пить, курить — и начинает ежедневно копить деньги, экономить на медной мелочи. И тут у жены появляется серьезный вопрос: а что хуже?
— Какой вопрос! — подхватил горячую тему я, корреспондент отдела социальных проблем. — У наших женщин ума хватает только на то, чтобы разделить мужчин на пьющих и непьющих, и всё, поскольку мозговой ресурс ограничен, лимит!
— Ума у них мало, — согласился Корабельников, доставая из кармана мелочь, — а разума вообще ни копейки! Говорю это тебе как старый финансист.
— Послушай, банкир, больше не будем — у меня деньги кончились.
— Ладно. Короче, ты хочешь, чтобы я связался со своими легавыми? — спросил он.
— Твои интеллектуальные способности удивляют даже меня.
— Ладно, — снова кивнул Корабельников бритой наголо головой, — я поговорю с полковником Макаровым, думаю, проблем не будет. Недавно встретил майора Орлова на банкете, спросил его, почему ездит на бандитские презентации. Знаешь, что он мне ответил? «Сегодня мы за их столом, а завтра они — за нашим». Разведчики!
Он всегда подчеркивал разницу между ментами и легавыми, с которыми давно дружил. «Вот идет сотрудник УР — вечно пьян и вечно хмур…» УР — это такой Уголовный Розыгрыш. В молодости Саша носил широкополую шляпу и шерстяные костюмы с галстуком, дарил дамам розы и флаконы с духами «Наташа». Поэтому — только по привычке — в дверях он резко приостановился и отступил в сторону, пропуская в буфет девушку нервного поведения.
— Какой вы любезный! — пропела та.
— Да, я сегодня трезвый, — согласился Корабельников.
— Вот как? — обернулась красавица. — А что тогда в другие дни?
— Давай эту девушку в ресторан пригласим, — громко предложил Корабельников.
— Какая я тебе девушка, — успела ответить морковка, — я уже пять раз там была!
— Вечно ты им дорогу уступаешь, — пробормотал я, оглядываясь. — Кстати, а ты бы попробовал?
Корабельников, колченогий десантник, остановился и тоже оглянулся.
— Ты что, очумел? — прошепелявил он. — Да будь я и негром преклонных годов…
Ага, редактор предложил ему написать материал о первом поцелуе, на что Саша ответил тут же: «Ты что, начальник, я о последнем ничего не помню…»
Встать не могу… Но похмельные мысли почему-то показались трезвыми: самое главное сегодня — не строить иллюзий, вроде тех, которые дает водочка, опасная игрушка, смертельная. В тридцатых годах еще пели: «И в запой отправился парень молодой…» А на что пить? Говорят, что самые лучшие деньги — халявные, остальные даются так тяжело. Ты читал «Утраченные иллюзии» Бальзака? Читал. Читать надо, читать, очень много читать, как говорил Ленин. Или считать? Забыл…
Ничего не пойму: русские горки в Нью-Йорке стали американскими, а в Москве — Ленинскими… Я смотрел в окно на железобетонные казармы социализма, рассеянные в пространстве района так же бесполезно, как необязательные метафоры авангардистов. Меня мутило.
Я опять выяснил, что оказался за чертой бедности: три сигареты, две заварки молотого кофе и проездной — еще на один день. Понятно, я каждое утро начинаю с голой страницы, но не настолько же обнаженной.
Да это же все черный блеф, будто мы сейчас находимся в разумном мире. Вот в сорока километрах от Красновишерска, на Геже, где в пятидесятом сидел в лагере мой дядя, мировые метафористы взяли и реализовали еще один проект. А после неудачи засекреченный руководитель работ, полковник, повесился — и до сих пор висит где-то в Галактике, физик-ядерщик… В лакированных ботинках. Покачивается.
Крушение потому и происходит, что его никто не видит. Все думают, что это литературный стиль Господа Бога. Устроили тот самый ад под землей, про который в каких-то старинных книжках писалось, а нам прислали компьютерную схему ядерного взрыва в скважине — смотрите, это же произведение искусства! Мы в редакции посмотрели, позвонили в московский научно-исследовательский имени какой-то там технологии, а директор отвечает: «Господи, что вы со мной сделаете? Я одной ногой уже там, на пенсии…» «На персональной, — добавил я мысленно. — Или тоже будешь покачиваться где-нибудь». На таком вот соцстраховском уровне понимал московский ядерщик свою человеческую ответственность во Вселенной. Ученые с лазерными лучами… А наше бытовое сознание — это вытянутая вперед рука человека, идущего в темноте.
— Эта зараза может выползти из темноты при любом цементаже скважины, пронизывающей все отложения. Природе глотку цементом не забьешь, — сказал мне тогда нефтяник Паша Оралов.
И выползет — например, в месторождении минеральных вод, обнаруженном еще ранее в районе Помянённого Камня. Появится, будто химера, в темной речке моего детства Вижаихе…
Теперь вот они произвели еще один ядерный взрыв, в результате которого у людей наступило кромешное помутнение рассудка. Помню, однажды мы сели в скверике — сели, посидели, выпили. Смотрим — листья у тополей распустились. Был с нами один рыжий демократ, он, конечно, нажрался, начал прыгать и танцевать с какими-то камерунскими криками: «Мы победили! Мы победили!» А случившийся в сквере оптимист верно заметил: «Да, опять вы победили…»
Мы сидели с Пашей на берегу Вижаихи.
— Разворачиваю геологическую карту, а там есть всё: золото, серебро, мрамор, молибден, офиокальцит — красивый такой известняк зеленого цвета, поделочный камень. И все это только в одной горе. Мы уже обсуждали на месте технологию разработки — экологически она безопасна, речная вода будет использоваться в минимальных количествах.
А другие «победители» думают лишь о том, как бы прибрать это золотишко к потным рукам. Да, всё есть. Как у писателя Михаила Осоргина, который родом из Перми, во «Временах»: «И в Европе полевой клубники нет, разве что в Скандинавских странах. Если мне скажут: „Она есть!“ — то я, прищурившись, ядовито спрошу: „Может быть, у вас растет и морошка?“ — и человек увянет от смущенья. А я ему вдогонку: „Вы даже и до брусники не додумались, хоть и изобрели парламент!“».
Паша — надежда страны, он думает, делает. Но где взять миллион Паш? Кто думает о будущем? О природе? О жизни и смерти?..
Я заставил себя подняться с постели, умыться, а потом шагать в Балатовский лесопарк. Я то шел, то бежал по сосновому лесу, будто в армейском марш-броске, вдыхал морозный воздух, вспоминал темную речку Вижаиху — и с потом, с выдохом, со слюной изгонял прочь дух, шлаки и собственную мерзость. Затем сходил в душ, хорошо вымылся горячей водой и вылил на мозги два ведра ледяной. Мне даже показалось, что я выкарабкался живьем из XX века.
Кроме того, на меня, случалось, находила еще одна мечта: я пытался вести настолько здоровый образ жизни, чтобы с каждым днем становиться все моложе и моложе — до тех пор, пока окончательно не впаду в детство. Я думал, что человек только тогда сможет победить самого себя, когда поймет, что противостоит не бригадиру, жене, другу или врагу, а целому миру, Галактике, Вселенной, что здесь вот — он, а там — все они, звездным скопом. О, иллюзии, галлюцинации, синдромы…
