Гибель гигантов - Фоллетт Кен (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗
Как могли аристократы в такое время устраивать подобные мероприятия? Пол-России голодало, и даже у солдат на фронте паек был довольно скудный. «Если я увижу этого князя Андрея, — думал Григорий, — мне придется сдерживаться, чтобы не убить его, как майора Азова».
Наконец толпе надоело, и она разбрелась. Всю вторую половину дня Григорий провел, внимательно вглядываясь в лица проходивших мимо женщин, горячо и безрассудно надеясь увидеть Катерину. К тому времени как гости начали разъезжаться, на улице стемнело и стало холодно, так что ни у кого не было охоты поблизости вокруг.
После бала солдат пригласили зайти через черный ход — доесть то, что осталось после слуг: мясо и рыбу, холодные овощи, недоеденный хлеб, яблоки и груши. Все это вывалили на разделочный стол вперемешку: ломтики мясной нарезки — с рыбным паштетом, фрукты — в мясной подливке, ломти хлеба в пепле от сигар. Но в окопах приходилось питаться и похуже, а с завтрака — утром давали кашу и соленую треску — прошло уже очень много времени, так что они уписывали за обе щеки.
Ненавистного князя Григорий так и не увидел. Что ж, может, и к лучшему.
Когда они строем вернулись в казармы и им возвратили оружие, всех отпустили в увольнение. Григорий был счастлив: наконец-то он сможет увидеть Катерину! Он зашел на кухню с черного хода и попросил хлеба и мяса, чтобы отнести Катерине: сержант пользовался кое-какими привилегиями. Потом начистил до блеска сапоги и пошел.
Выборгская сторона, где стояли казармы, была на северо-востоке, а Катерина жила на юго-западе, в районе Нарвской заставы (если, конечно, она по-прежнему оставалась в его старой комнате неподалеку от Путиловского завода).
Он пошел по Большому Сампсониевскому проспекту, а потом через Литейный мост в центр. Несколько дорогих магазинчиков все еще работали, в витринах горел яркий электрический свет, но многие были закрыты. В магазинах попроще мало что можно было купить. В витрине хлебной лавки стоял одинокий пирог и лежала написанная от руки записка: «До завтра хлеба не будет!»
Выйдя на широкий Невский проспект, он вспомнил, как шел здесь с матерью в тот роковой день 1905 года, когда на его глазах ее убили царские солдаты. А теперь сам он был в числе царских солдат. Но он не станет стрелять в женщин и детей. Если бы произошло что-то подобное сейчас, вряд ли нашлось бы достаточно солдат, чтобы справиться с толпой.
Григорий увидел человек десять — двенадцать молодых людей в черных пальто и черных шапках: они несли портрет Николая Второго в юности, с еще не редеющими волосами и пышной рыжеватой бородкой. Один из них крикнул: «Да здравствует царь!» — и они остановились, стали махать шапками и провозглашать славу царю. Несколько прохожих приподняли шляпы.
Григорий встречал таких и раньше. Их называли «черносотенцами», они входили в «Союз русского народа» — правую организацию, мечтавшую вернуть золотой век, когда царя называли царем-батюшкой, а в России не было ни либералов, ни социалистов, ни евреев. По сведениям большевиков, их деятельность финансировало правительство.
Григорий прошел было мимо, но его окликнули.
— Эй, ты! Почему шапку не снимаешь? — сказал один из парней.
Григорий, не отвечая, пошел дальше, но другой парень схватил его за руку:
— Ты что, не слышал? Шапку долой!
Григорий тихо ответил:
— Только тронь меня еще раз — я тебе голову оторву, горлопан, мальчишка!
Парень отпрянул, но тут же протянул Григорию брошюрку.
— На, приятель, прочти, — сказал он. — Тут рассказывается, как вас, солдат, предают евреи.
— Уйди с дороги, или я эту дурацкую бумажку тебе в задницу засуну! — сказал Григорий.
Парень оглянулся на приятелей в ожидании поддержки, но те разговаривали с мужчиной средних лет в меховой шапке. Григорий пошел прочь.
Когда он проходил мимо заколоченного магазина, его окликнула женщина.
— Эй, солдат! Подь сюда, за рубль отдамся.
Это была стандартная фраза проституток, но Григория удивил голос: женщина говорила как образованная. Он обернулся. На ней было длинное пальто, и когда Григорий посмотрел, она его распахнула, показывая, что, несмотря на холод, под ним ничего нет. Ей было за тридцать, у нее была большая грудь и округлый живот.
Он вдруг почувствовал острое желание. Он не был с женщиной уже очень давно. Проститутки, доступные солдатам, были грязные и недужные. А эту женщину хотя бы можно было обнять без отвращения.
Она запахнулась.
— Да или нет?
— У меня нет денег.
— А что несешь? — Она кивнула на его вещмешок.
— Еды немного.
— Обслужу и за буханку хлеба. У меня дети голодают.
Григорий вспомнил ее налитую грудь.
— А где?
— Здесь, в подсобке.
«В конце концов, — подумал Григорий, — не буду сходить с ума от желания, увидев Катерину».
— Хорошо.
Она впустила его и заперла дверь. Они прошли через пустой магазин в подсобку. При тусклом свете с улицы Григорий увидел на полу матрас, накрытый одеялом.
Женщина обернулась к нему, снова распахнув пальто. Его взгляд приковал треугольник темных волос на лобке.
Она протянула руку:
— Прошу тебя, хлеб вперед!
Он достал из вещмешка буханку черного хлеба и отдал ей.
— Я сейчас, — сказала она.
Она взбежала по лестнице и открыла дверь. Григорий услышал детский голос. Потом закашлялся мужчина — сухим, свистящим кашлем, идущим из глубины грудной клетки. Несколько секунд слышались приглушенные голоса и звуки движения. Потом снова скрипнула дверь, и она сошла по лестнице.
Она сняла пальто, легла на матрас и раздвинула ноги. Григорий лег рядом и обнял ее. У нее было красивое, интеллигентное лицо, осунувшееся от усталости.
— А ты сильный, — сказала она.
Он погладил ее нежную кожу, но желание оставило его. Как-то слишком жалко все это выглядело: пустой магазин, больной муж, голодные дети и это фальшивое кокетство.
Она расстегнула его брюки, погладила безвольный член.
— Может, хочешь в рот?
— Нет, — он резко сел и протянул ей пальто. — Надень.
— Хлеб не отдам! — сказала она испуганно. — Половину уже съели.
Он покачал головой.
— Что у вас случилось?
Она надела пальто и застегнула пуговицы.
— Покурить есть?
Он дал ей папироску и закурил сам.
Она затянулась.
— У нас был обувной магазин: высокое качество, разумные цены, для среднего класса. Мой муж знает толк в торговле, и жили мы хорошо. Но вот уже два года, — в ее голосе послышалось отчаяние, — никто, кроме богатых, не покупает обувь!
— А вы не пробовали заняться чем-нибудь другим?
— Мы не стали сидеть сложа руки! Мой муж нашел способ поставлять армии сапоги вдвое дешевле, чем она за них собиралась платить. Всем маленьким фабрикам, с которыми муж работал, заказы были нужны отчаянно. Он пошел в Комитет военной промышленности…
— Это что такое?
— Вы, видно, давно не были в столице, да, сержант? Сейчас всем, что работает, руководят независимые комитеты: правительство самоустранилось. Снабжением армии занимается Комитет военной промышленности… вернее, занимался, пока военным министром был Поливанов.
— И что произошло?
— Мы получили заказ, муж вложил в дело все наши сбережения, а вскоре царь снял Поливанова. Тот позволил ввести в комитет выбранных народом представителей, и царица решила, что он может быть революционером. Как бы то ни было, от прежнего заказа отказались — и мы были разорены… Мы еще многое пробовали. Мой муж был готов на любую работу, хоть официантом, хоть извозчиком, да только никто его не брал, а потом от беспокойства и голода он занемог.
— И теперь вы работаете — вот так.
— Но у меня не получается. Иногда попадаются добрые люди, вроде вас. А иногда… — Она поежилась и отвернулась.
Григорий встал.
— Прощайте. Как вас зовут, не спрашиваю…
Она поднялась.
— Моя семья все еще жива благодаря вам… — Ее голос дрогнул. — До завтра мне не придется выходить на улицу.
