Сальватор. Том 2 - Дюма Александр (читать книги без .TXT) 📗
– Вы, стало быть, тридцать четыре раза заслужили тюрьму, двенадцать раз каторгу и семь раз Гревскую площадь. Итого:
пятьдесят три более или менее серьезных приговора. Я правильно сосчитал?
– Все верно, – отвечал беззаботный Карманьоль.
– Вот что, мой добрый друг! О ваших приключениях начинают поговаривать в городе, и я решил на время отправить вас в ссылку.
– В какую часть света? – беспечно спросил Карманьоль.
– Я думаю, вам это должно быть безразлично.
– Да, лишь бы это было не на берегу моря, – отвечал провансец, смутно начиная догадываться о том, что г-н Жакаль хочет ему предложить туманный Брест или солнечный Тулон.
– Ах, умница Карманьоль, вы попали в точку: я выбрал для вас живописное местечко, хотя вам оно, кажется, не по душе.
– Господин Жакаль! – молвил, силясь улыбнуться, шутник-марселец. – Уж не вздумалось ли вам меня попугать?
– Вас? Пугать? Дорогой Карманьоль! – с удивлением проговорил г-н Жакаль. – Разве в моих правилах пугать преданных слуг вроде вас?
– Если я правильно понимаю, – произнес то ли в шутку, то ли всерьез провансец, – вы мне предлагаете сыграть в каторгу?
– Вы удачно выбрали словцо, изобретательный Карманьоль. Именно поиграть в каторгу Но вначале я назову ставку.
Вы сирота?
– С рождения.
– У вас нет ни друзей, ни семьи, ни родины? Что же, я дам вам и родину, и семью, и друзей.
– Скажите напрямик, – твердо проговорил марселец. – Вы хотите послать меня в Рошфор, Брест или Тулон?
– Выбор я предоставляю вам: скажите, что вам больше нравится. Но поймите, умница Карманьоль: я отправляю вас в такую даль не за ваши грехи, а чтобы с пользой употребить ваше старание, а также верность.
– Не понимаю, – признался провансец, не улавливая, куда клонит г-н Жакаль.
– Сейчас объясню понятнее, горячая вы голова Карманьоль. Вы, разумеется, знаете, как тщательно охрана следит за господами каторжниками в Бресте или Тулоне, Это надежный способ сохранить порядок в исправительных заведениях такого рода.
– Понимаю, – слегка нахмурившись, кивнул марселец. – Из шпика вы решили превратить меня в «наседку»?
– Это ваши собственные слова, прозорливый Карманьоль.
– Я думаю, – погрустнел провансец, – вы слышали, как жестоко мстят заключенные «стукачам».
– Знаю, – подтвердил г-н Жакаль, – если эти «стукачи» – ослы. Договоримся так: не будьте ослом, станьте лисом.
– А сколько времени может занять это чрезвычайное поручение? – жалобно спросил Карманьоль.
– Сколько необходимо для того, чтобы заглушить шум, поднявшийся с некоторых пор вокруг вашего имени. Поверьте:
долго я без вас не протяну.
Карманьоль опустил голову и задумался. Помолчав, он спросил:
– Вы по-настоящему предлагаете? Всерьез?
– Как нельзя серьезнее, мой добрый друг, и я вам это докажу.
Господин Жакаль в другой раз нажал на кнопку. И опять появился Голубок.
– Проводите этого господина, – приказал г-н Жакаль полицейскому, указав на Карманьоля, – куда я вам сказал и со всеми положенными знаками внимания.
– Да ведь Голубок отведет меня в тюрьму! – вскричал несчастный Карманьоль.
– Несомненно. Ну и что? – бросил г-н Жакаль, скрестив руки и строго посмотрев пленнику в глаза.
– Ах, простите, – извинился провансец, поняв значение этого взгляда. – Я думал, вы шутите.
Он повернулся к Голубку как человек, уверенный в том, что очень скоро улизнет с каторги, и сказал:
– Ведите меня!
– Этот Карманьоль слишком игрив для своего положения, – пробормотал г-н Жакаль, презрительно наблюдая за тем, как уходит марселец.
В третий раз нажав на кнопку звонка на камине, он снова сел в кресло.
Вошел секретарь и доложил о Мотыльке и Костыле, ожидавших своей очереди.
– Кто из них проявляет больше нетерпения? – спросил г-н Жакаль.
– Им обоим не терпится сюда войти, – отвечал секретарь.
– Тогда введите обоих.
Секретарь вышел и спустя несколько мгновений вернулся вместе с Мотыльком и Костылем.
Костыль был великаном, Мотылек – карликом.
Мотылек отличался тщедушием и неопытностью; а коренастого Костыля украшали огромные усы.
Разницу между ними подчеркивало то, что Костыль был меланхоличен, как Овсюг, а Мотылек – так же жизнерадостен, как Карманьоль.
Поспешим сказать, что Костыль был эльзасец, а Мотылек – родом из Жиронды.
Первый поклонился г-ну Жакалю, согнувшись пополам, второй, скорее, проделал акробатический трюк.
Господин Жакаль едва заметно улыбнулся, взглянув на этот дуб и этот кустик.
– Костыль, – заговорил он, – и вы, Мотылек, отвечайте:
что вы делали в памятную ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября прошлого года?
– Я, – отвечал Костыль, – перетащил с улицы Сен-Дени столько повозок, камней, балок, что меня даже похвалили.
– Хорошо, – промолвил г-н Жакаль. – А вы, Мотылек?
– Я, – с вызовом сказал Мотылек, – перебил, как вы и приказали, ваше превосходительство, почти все окна на этой улице – Дальше, Костыль? – продолжал г-н Жакаль.
– Дальше я с помощью нескольких верных друзей построил все баррикады в квартале Рынка.
– А вы, Мотылек?
– Я, – отвечал тот, к кому он обращался, – хлопал перед носом у проходивших мимо буржуа петардами, которыми меня снабдили вы, ваше превосходительство.
– И все? – удивился г-н Жакаль.
– Я крикнул: «Долой кабинет министров!» – сказал Костыль.
– А я: «Долой иезуитов!» – прибавил Мотылек.
– Что же потом?
– Мы преспокойно ушли, – сказал Костыль и посмотрел на своего друга.
– Как мирные буржуа, – подтвердил Мотылек.
– Итак, – подхватил г-н Жакаль, обращаясь к обоим разом, – вы не помните, что совершили нечто выходящее за рамки полученного от меня приказа?
– Абсолютно ничего, – возразил великан.
– Ничего абсолютно, – повторил карлик, – посмотрев, в свою очередь, на товарища.
– Ладно, я освежу вашу память, – проговорил г-н Жакаль и придвинул к себе толстую папку.
Он вынул из нее двойной листок бумаги и положил его перед собой на стол, торопливо пробежав глазами.
– Из этого доклада, вложенного в ваше личное дело, следует, что вы, во-первых, в ночь с девятнадцатого на двадцатое ноября под видом того, что помогаете женщине, которой стало плохо, обчистили лавочку ювелира с улицы Сен-Дени.
– Ох! – ужаснулся Костыль.
– Ох! – возмутился Мотылек.
– Во-вторых, – продолжал г-н Жакаль, – в ночь с двадцатого на двадцать первое ноября вы оба при помощи отмычек, а также Барбетты, сожительницы господина Овсюга, вашего собрата, проникли к меняле с той же улицы и украли сардинских луидоров, баварских флоринов, прусских талеров, как и английских гиней, испанских дублонов и французских банковских билетов на сумму в шестьдесят три тысячи семьсот один франк и десять сантимов, не учитывая курса.
– Это оговор, – заметил Костыль.
– Наглая ложь! – прибавил Мотылек.
– В-третьих, – продолжал г-н Жакаль, словно не замечая возмущения пленников, – в ночь с двадцать первого на двадцать второе ноября вы вместе со своим другом Жибасье совершили вооруженное нападение между Немуром и Шато-Ландоном на почтовую карету, в которой ехали один англичанин и его леди.
Приставив пистолет к горлу форейтора и вестового, вы ограбили карету, а в ней было двадцать семь тысяч франков! И уж только так, для памяти, скажу о цепочке и часах англичанина, а также о кольцах и безделушках англичанки.
– Это беззаконие! – вскричал эльзасец.
– Как есть беззаконие! – поддержал уроженец Бордо.
– Наконец, в-четвертых, – уверенно продолжал г-н Жакаль, – чтобы больше не останавливаться на разнообразных ваших проказах с той ночи вплоть до тридцать первого декабря, вы, верно, для того, чтобы на славу отпраздновать начало года первого января тысяча восемьсот двадцать восьмого года погасили все фонари в коммуне Монмартра и обчистили, пользуясь темнотой, всех подгулявших прохожих, забрав у кого кошелек, у кого часы. Число жалоб достигло тридцати девяти.
