Поморы - Богданов Евгений Федорович (читать полную версию книги TXT) 📗
— Чего-чего, а работы хватит. Чем бы ты хотел заняться? — спросил он Елисея.
— Хочу на лед со зверобоями.
— Ты ведь там не бывал?
— Но батя мне много рассказывал. И я знаю, как тюленя бить, как ошкуривать…
Эх, молодо-зелено! Он уже все знает! — подумал Климцов, хотя сам многое познавал впервые.
— Бить и ошкуривать тюленей не придется. Не прежние времена, — пояснил он. — Ладно. Поживем до марта — тогда решим, включать ли тебя в операцию Белое море. А пока будешь на подготовительных работах. Согласен?
— Согласен.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Март, первый месяц весны, на Крайнем Севере весенним можно считать только условно, по календарю. В Унде по всем улицам и закоулкам вьюга гоняла перекати-полем колкий сухой снег, а по ночам от лютого мороза с треском лопались бревна в срубах, пугая привычную, устоявшуюся тишину. Все село было еще в сугробах.
В понедельник часов в десять утра деревенский покой растревожил вертолет. Он прибыл из областного центра, наполнив округу ревом двигателя, и осторожно опустился на посадочную площадку, проутюженную трактором со снегоочистителем.
Климцов встречал прибывших в аэропорту. Едва остановился винт борта, — так здесь называли вертолет, — из кабины стали выходить руководители зверобойной операции Белое море. Первым по стремянке сошел Виктор Васильевич Томилин, высокий, худощавый мужчина лет сорока в черном овчинном полушубке, ушанке и утепленных городских ботинках. Ботинки, видимо, не были рассчитаны на унденский мороз, и здороваясь с председателем, Виктор Васильевич поколачивал ногой о ногу. Он улыбнулся Климцову дежурной начальственной улыбкой и тотчас, замахав рукой, закричал кому-то, суетившемуся у подъехавших розвальней:
— Правильно ставьте ящик! Там верх обозначен.
Климцов не стал проявлять любопытства по поводу ящика с обозначенным верхом.
— С прибытием вас на унденскую землю! — приветствовал он Томилина.
— Спасибо, — поблагодарил тот коротко и опять застучал ботинками, жалея, что не одел в дорогу валенки, которые были у него в рюкзаке.
Томилин работал в рыбакколхозсоюзе начальником отдела. С ним прилетели инженер-технолог по обработке зверобойной продукции Вельтман; инструктор отдела Прыгунов, назначенный на период промысла диспетчером; три научных сотрудника Полярного института — с рюкзаками и сумками; медичка в пальтеце на вате и в белой кроличьей шапочке и еще два журналиста и кинооператор областного телевидения с видавшим виды кожаным футляром со съемочной техникой.
Иван Данилович, уминая хрусткий снег теплыми собачьими унтами, объяснил прибывшим, где их разместят, и велел Окуневу проводить гостей в село. А вскоре и сам пошел туда с Томилиным, поручив встречать следующие борта колхозному механику Малыгину.
По дороге в штаб, расположившийся на втором этаже правления колхоза, Виктор Васильевич поинтересовался:
— Как у вас, все готово?
— Все, — заверил Климцов. — А что известно о тюленьих залежках?
— В горле Белого моря зверя пока нет, — ответил Томилин. — Данные разведывательных полетов неутешительны. Дрейф льдов из-за ветра не в нашу пользу. Придется выжидать.
В просторной комнате с тремя письменными столами и картой горла Белого моря на стене Томилин разделся и сразу, подойдя к телефону, стал звонить в Архангельск. Пока он говорил, в штабе появились еще люди. Они заняли места за столами, разложили бумаги и стали работать.
С этого момента управление промыслом перешло к оперативной группе во главе с Томилиным, а Климцову была отведена скромная роль заведующего хозяйственным обеспечением.
Между тем на аэродром опустился второй вертолет, за ним — третий, и за каких-нибудь полчаса приземлились все семь машин. Это были мощные борта Ми-8. Шесть из них должны были летать в море, а седьмой предназначался для резерва.
Прилет целого отряда авиаторов был для Унды зрелищем необыкновенным и грандиозным, и зрители молча и потрясенно взирали на борта, выстроившиеся в ряд до приказа На взлет!
На вертолетах, чтобы участвовать в промысле, прибыли бригады колхозников из соседних рыбацких хозяйств. Иван Данилович всех разместил по общежитиям и избам.
В штаб в течение всего дня заходили бригадиры — узнать о начале работы, авиаторы — справиться о погоде, обслуживающий персонал — по разным делам. Заглядывали сюда время от времени и журналисты, и кинооператор, средних лет мужчина, боевой и напористый, в полушубке и теплых унтах. Он все напоминал Томилину, чтобы тот не забыл отправить его со звероловами на лед для натурных съемок, необходимых, как он заявил, не только для местного, но и для центрального телевидения. Томилин ничего не имел против телевидения, однако сдержанно отвечал, что это будет, возможно, не скоро, так как промысловая обстановка еще не ясна, и что в первые рейсы оператора брать не придется. Его можно будет взять в кабину лишь в конце промысла, под занавес. Тем не менее оператор продолжал настойчиво напоминать о себе и, видимо, порядком надоел Томилину.
— Не подходи, злой буду! — отогнал он чуть ли не в десятый раз обратившегося к нему телевизионщика.
Оператор не обиделся и пошел пить чай. Но так как в это время к правлению подъехали упряжки Василия Валея с сыном, чаю попить ему не удалось: он побежал снимать для экзотики оленей.
Прыгунов с Вельтманом смотрели в окно и старались определить направление ветра по колбасе на аэродроме.
— Колбаса-то задом к нам, — сказал Вельтман.
— Нет, передом, — возразил Прыгунов и потер пальцем оконное стекло, изузоренное морозом.
— Плохо видите. Задом же!
— Да передом! Ветер, значит, с северо-запада.
— Нет, с юга. Точнее — с юго-запада. Солнце-то вон где! — настаивал Вельтман.
Солнце, действительно, обозначилось среди туч белесым пятном и тотчас спряталось.
— Солнце за тучами — к ветру, — заметил Томилин и, подойдя к карте на стене, стал размышлять вслух. — Разведка видела тюленей, но не в крупном стаде, а на одиночных льдинах. Ветром их раскидало по сторонам. Вот здесь, у Конушинских кошек…
— И у северо-западной оконечности Моржовца, — добавил диспетчер Прыгунов. Был он высок, тяжеловесен, и половицы под ним жалобно поскрипывали.
— Скорость течения тут до двух с половиной — четырех километров в час, — определил по карте течений Вельтман.
— С утра начнем. Ждать нечего, — решил Томилин. — Сегодня посоветуемся с наукой, а завтра пораньше проведем инструктаж бригад — и по машинам!
Как-то в одной из центральных газет появилась заметка о том, что канадские и норвежские зверобои варварски охотились за тюленями, стреляли по ним из огнестрельного оружия с вертолетов. При этом подранки обычно погибали — уползали и прятались за торосами, ныряли в воду.
Советские зверодобытчики взяли себе за правило: ни одного подранка, ни одного погибшего зверя. В последнее время они стали отлавливать тюленей без всякой стрельбы — руками. Разумеется, не голыми руками, а в брезентовых рукавицах: без них легко поранить руки о ласты. А если в ссадину попадет защитное жировое отложение, то может развиться длительная и трудноизлечимая болезнь — чинга.
Брать разрешалось не каждого детеныша, а такого, который по классификации биологов и охотоведов достигал стадии развития Б, то есть в такой период, когда матка оставляла уже достаточно выросшего белька, и он начинал линять с хвоста и с носа, превращаясь в серку. В стадии Б у тюлененка появляется новый пятнисто-серый мех, ради которого и ведется промысел. Причем зверя берут с таким расчетом, чтобы изменение цвета шкурки происходило уже на берегу, в вольерах. Иначе серка вместе со стадом выбирается из Белого моря и в конце марта уходит к берегам Гренландии.