Детская книга - Байетт Антония С. (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Ллойд Джордж ответил с убийственно холодной иронией:
…Несмотря на жесточайшую простуду, я дал согласие до окончания выборов выступить примерно на дюжине митингов. Если Вы можете передать партийным заправилам свою неколебимую уверенность в том, что мои речи вредят общему делу, Вы окажете партии услугу и в то же время совершенно осчастливите меня…
В ноябре 1911 года Ллойд Джордж коварно объявил, что он торпедировал готовящийся «Билль о примирении», который должен был предоставить право голоса ограниченному количеству женщин. Вместо этого, сказал Ллойд Джордж, будет принят закон о реформе суфражизма в защиту мужского достоинства. Женщины — как воинственные суфражетки, так и спокойные, разумные суфражистки — были вне себя.
В феврале Эммелина Панкхерст констатировала: «Разбитое окно — самый веский довод в политике». Женщины все более хитроумно и ядовито разрушали былое спокойствие повседневной жизни страны. Лозунг «Голоса — женщинам» выжигали на зеленой траве полей для гольфа и писали алой масляной краской на пресс-папье самого премьер-министра. Респектабельные дамы в черном, в респектабельных черных шляпах извлекали из удобных, вместительных, респектабельных сумочек молотки и булыжники и шли по главным торговым улицам больших городов, методично разбивая одну зеркальную витрину за другой. Мисс Кристабель Панкхерст в различных меняющих облик одеяниях — в розовой соломенной шляпке, синих солнечных очках — уходила от сотни преследующих ее сыщиков под вечный припев «чертова неуловимая Кристабель». В конце концов она скрылась в Париж, откуда руководила все более дерзкими акциями протеста и где ходила в парк прогуливать маленькую хорошенькую собачку. Ее мать, как это с ней часто бывало, в это время страдала в застенках.
В марте г-н Асквит, искусный оратор, выступил в парламенте с речью о парализовавшей страну забастовке шахтеров. Он взывал к шахтерам и к членам парламента. В конце концов он, не в силах более продолжать, разрыдался.
В том же месяце Марго Асквит решила тайно вмешаться в ход дел. Она послала письмо лидеру лейбористов, приглашенному на обед, и предложила ему тайную встречу. Это было очень женское послание.
Главный вопрос, который я хотела бы задать человеку с Вашими способностями, с Вашим умением чувствовать, с Вашим (возможно, крайне тяжелым) жизненным опытом: чего Вы хотите?
Я, конечно, не имею в виду Ваши личные желания, ибо я уверена, что Вы столь же честны, как и я, и беспристрастны. Нет, я задаю этот вопрос на гораздо более высоком уровне.
Хотите ли Вы, чтобы все люди были одинаково обеспечены материально? Думаете ли Вы, что, если все люди будут одинаково преуспевать материально, их умственные способности также сравняются?
Думаете ли Вы, что, если попытаетесь или даже сможете сравнять банковские счета всех людей, эти люди станут также равны в глазах Бога и Человека?
Я социалистка, но, возможно, мое понимание этого слова отлично от Вашего… Я хотела бы лучше понять людей, которые добиваются желаемого ценой огромных страданий других.
Я пока что никого не осуждаю, ибо не до конца понимаю. Мне безразлично, каково кредо человека — но оно должно быть основано на Любви, даже к своим врагам, а придерживаться такого кредо непросто.
Вы много страдали в жизни, и я полагаю, что Вы не желаете страданий другим людям, и именно потому стали социалистом. Это и моя точка зрения, но я всего лишь женщина. Я не хочу, чтобы мой муж страдал из-за своего стремления быть честным, справедливым и добрым к обеим сторонам этого трагического конфликта.
И далее в том же духе. Уильям Троттер опознал бы в этом письме претворение человеческих моральных построений в осязаемые вещи, каковыми они не являются. Миссис Асквит не получила ответа. Забастовки продолжались.
И протесты суфражисток — тоже. На Парламент-стрит арестовали мисс Эмили Дэвисон с полосой ткани, пропитанной парафином: она подожгла ее и засовывала в почтовый ящик. Когда премьер-министр с родственниками и Друзьями возвращался после отдыха в Шотландии, на вокзале Чаринг-Кросс его атаковала толпа вопящих суфражисток. Компания не осталась в долгу: Вайолет Асквит «имела удовольствие размозжить пальцы одной из этих шлюх». Именно Вайолет, орудуя клюшкой для гольфа, отогнала группу женщин, пытавшихся раздеть премьер-министра догола на поле для гольфа «Лоссимаут». Асквит в письме сравнил себя со святым Павлом в Эфесе, сражающимся с чудовищами — горгонами, гидрами, химерами. «Кажется, об этом есть где-то у Милтона».
В апреле того же года Сити пронизали невидимые линии беспроводного радио. Везде висели плакаты, объявляющие, что новый, непобедимый чудо-корабль «Титаник» столкнулся с айсбергом посреди океана. Корабль посылал на сушу радиограммы, они становились все реже и путаней и наконец совсем прекратились. Пронесся слух, что пассажиров спасли, а корабль привели на буксире в Галифакс. Обнадеженные обитатели Сити легли спать, а утром проснулись и узнали о катастрофе. Среди утонувших был У. Т. Стед, журналист-боец, который когда-то, в незапамятные времена, купил девочку в сексуальные рабыни и таким образом вскрыл целую сеть насилия и торговли женщинами.
Уэббы вернулись из путешествия и принялись осваивать изменившийся мир. Национальный комитет по борьбе за отмену законов о бедноте был распущен, и его сменило Новое фабианское бюро исследований. Фабианцы сблизились с Независимой партией лейбористов и принялись проводить кампанию за установление минимальной оплаты труда в стране. Идея облегчения страданий бедняков постепенно перерастала в идеал синдикалистов — восстание.
Люди находились в странном состоянии ума. Руперт Брук повез Кей Кокс в Мюнхен и там потерял с ней гетеросексуальную невинность, которая, как он считал, вела его к нервному срыву. Они вернулись: Кей — беременная, на грани нервного истощения, а Руперт — на грани безумия. Безумие он лечил снадобьем, призванным подавлять сексуальное желание, и постельным режимом в сочетании с «откормом» — он ел бараньи отбивные, говядину, хлеб, картофель. Он писал друзьям безумные письма, пропитанные тошнотворным антисемитизмом, и поведал Вирджинии Вулф, которая также была на грани нервного срыва и которую также лечили «откормом», историю хора в Регби, где:
…двое четырнадцатилетних мальчиков составили план действий во время хоральной службы. В конце службы они вышли через боковую дверь и стали наблюдать за входящими в церковь детьми. Они выбрали десятилетнего мальчика, чья внешность понравилась им более других. Они ждали в уединении до окончания «детской службы». Когда жертва вышла, они набросились на нее, схватили за обе руки и увели в ризницу. Там, пока шла «Служба только для мужчин», они сняли с мальчика одежду, обнажив его до пояса снизу, и по очереди изнасиловали. Мальчик кричал, но его крики тонули в реве органа, изрыгающего гимны, подобающие «только для мужчин». Потом мальчика отпустили. С тех пор он лежит в постели с разрывом внутренних органов. Виновных арестовали и заключили в тюрьму — видимо, для малолетних преступников. Мальчик, возможно, выживет.
Тон этого письма совсем не похож на беззаботную болтовню о мужеложестве, обычную для блумсберийской группы или «апостолов». К тому же письмо было адресовано женщине, находившейся в состоянии временного помешательства. Своим друзьям-неоязычникам Брук слал диатрибы против грязной похотливости Литтона-Стрейчи, чем-то напоминающие о страхе Д. Г. Лоуренса перед теми же людьми — он представлял их себе черными тараканами, выползающими из щелей. Брук почти наверняка знал, что его творения вовсе не остроумны. Но кем же в таком случае он себя считал и чем виделись ему эти письма?
Марго Асквит принадлежала к модному обществу, которое прозвали «Душами» — они ловко плели слова, хорошо играли в теннис и катались на велосипедах. Марго и ее компания старались вести себя смело и необычно, вызывающе, «естественно». Дети «Душ», в том числе пасынок и падчерица Марго — Рэймонд и Вайолет Асквит — составляли так называемый «растленный кружок». Рэймонд был королем этого кружка, члены которого увлекались «хлоралами» и опиумом, богохульством и черным юмором. Как говорила леди Диана Мэннерс, «мы гордились тем, что нас не пугают слова, не шокирует употребление спиртного, что мы не стыдимся декадентства и азартных игр». Рэймонд называл Диану «орхидеей среди лютиков, черным тюльпаном на грядке огурцов, волчьей ягодой в малиннике». Они пародировали «живые картины» своих родителей-«Душ» (эта иерархия странно отдавала тайным делением людей на классы, характерным для кембриджских «апостолов» и мюнхенских «космиков», выделявших «эмбрионов» и «крестных отцов», «ангелов», «великанов» и «несущественных»). У кружка была особенная игра, которая называлась «Весть». Она заключалась в том, чтобы представить в комедийном ключе, как матери сообщают о смерти ее ребенка.
