Хмель - Черкасов Алексей Тимофеевич (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
«Выжгу еще, Раз и навсегда», – круто посолил Тимофей и, позвав с собой Гончарова, пошел взглянуть па «мучениц».
ЗАВЯЗЬ ДЕВЯТАЯ
I
Была ночь. И была тьма.
Черная тьма.
Тьма пеленала Дарьюшку и не грела, а сжимала, как черемуховым обручем клепки кадки.
Старухи спали во тьме, тесно прильнув друг к дружке.
Дарьюшке не спалось. Она куталась в свою беличью дошку и г. пуховую оренбургскую шаль, сидела в углу, под-корчи в ноги, и все что-то слушала, слушала, перебирая в памяти зерна и отсеивая мякину. Чадящую лампу она потушила, положив подле себя коробок спичек. В комнатушке холодно – с утра не топили. Но Дарьюшку трясет не от озноба, а от каких-то страшных предчувствий. Она и сама не знает, что на нее накатилось: что-то подкатывает под сердце и давит, давит. А что?
За глухой бревенчатой стеною среди арестованных – ее муж, Гавриил Иванович Грива. Он ее проклинает, она это чувствует. И вдруг кольнуло: «В этом доме будет убийство…»
И сразу услышала серебряную трель колокольчиков: к ревкому кто-то подъехал. Она подскочила к окошку, но разве что увидишь за двойными замерзшими рамами, да еще закрытыми ставнями и наглухо заколоченными?
«Неужели они нас всех в этом доме…» – Дарьюшка сжалась в комочек, отгоняя страшную мысль.
Старуха густым мужичьим басом проговорила сквозь сон: «Да хвально имя господне… слава святому Ананию… Прокопушка…»
Это Лизавета, тополевка.
Тьма, тьма. Твердая, как железо, непробиваемая…
Где-то за бревенчатыми стенами живут люди, но Дарьюшка почему-то не верит, что там живут люди. Из тьмы приходят и во тьму исчезают, как щуки в омут, – безликие, спешащие, прихлопнутые нуждою и страхом, немые, как камни. Но есть еще святой Ананий. Дарьюшка никогда с ним не встречалась, но уверовала, что он ниспослан богом, чтобы спасти сирот и обездоленных.
И вдруг вспомнила, как в ту декабрьскую ночь поссорилась с Гавриилом Гривой, домогаясь, чтобы он вступил в подпольный «Союз освобождения России…». Тогда Грива сказал ей:.
«Работать надо. Работать! Россию подымать из праха и пепла. Не хочу знать, какие там мысли у эсеров – правых и левых. Я достаточно вижу и знаю: как работают, как тянут свой трудный воз большевики. Они тянут, как стожильные черти. Глаза на лоб лезут, а тянут тяжелый воз России! И они вытянут этот воз, если их не будут бить в затылок из-за угла. А вся эта сволочь эсеровская, кадетская только и умеет бить из-за угла в затылок…»
И еще: «Ко всем чертям эту банду!»
И она, Дарьюшка Юскова, со всей этой бандой? Со святым Ананием, с отцом Мироном – полковником Толстовым, со скорбящим Шмандиным, со свирепыми казаками, с миллионщиками и с оскорбленной Аинной Юсковой? Как белая ворона среди ястребов и коршунов!..
И опять голос Гривы:
«Надо три пуда соли сожрать, выпаренной из собственного тела, чтобы стать большевиком, голубушка! Я от всей души с ними. Я буду помогать им, чтобы поднять Россию из нищеты и праха и построить социализм. Это было бы здорово! Во всем мире в ушах бы зазвенело!..»
«А что, если Грива был прав, а я жестоко запутала его, оговорила большевиков по наущению отца Мирона, Аинны, Вероники Самосовой… Он меня проклинает, проклинает», – в который раз подумала Дарьюшка и, как это бывает в трудные минуты отчаяния, мгновенно уснула.
II
По ногам дохнуло холодным воздухом. Послышался удивительно знакомый голос.
– У вас что, не нашлось лампы?
– Была лампа, – ответил другой голос.
Кто-то чиркнул спичкой. Дарьюшка испуганно зажмурилась.
– Вот лампа, с керосином. Сами потушили.
Старухи зашевелились, поднимаясь. Дарьюшка втиснулась в угол. Она узнала Тимофея в длиннополой шинели, при шашке и с маузером. «Близится мой час», – подумала. Он ее убьет, Тимофей Прокопьевич. И за измену, и за ее «божьи письма», и за участие в делах подпольного союза. «Пусть, пусть. Мне ничуть не страшно», – успокоила себя, не в силах поднять дошку, свалившуюся с плеч.
– А, тетка Лизавета! – обратился Тимофей к известной тополевке. – А я-то подумал: какая там Лизаветушка? Ну-ну! Как же у вас получилось, праведница, что вы молились святому Ананию-щепотнику? Он же еретик. Мало того что кукишем крестится, так еще и в казачьем войске дослужился до есаула. Или он принял тополевое крещение?
Лизаветушка по-драгунски гаркнула:
– Изыди, сатано!
– Понятно, – кивнул Тимофей. – Только вот что интересно: не папаша ли мой перелицевал есаула Потылицына в святого Анания? Ну, мы еще разберемся. Скажу вам, старушки, так: если бы я не подоспел на помощь вашему святому Ананию-есаулу, его бы сожрали волки. Так что идите домой и не беспокойтесь: святой Ананий сам за свои небожеские грехи ответит перед народом и революцией… И ты, бабушка Варвара, здесь? Ну-ну! И Марфа Никитична? Отменное войско у святого Анания!
– Самое подходящее, – сказал Гончаров.
– Идите домой, идите, бабки! – снова погнал Тимофей. Они еще не верили, что настал час освобождения. – Топите печи да грейтесь – . самое подходящее для вас, бабки!
Старухи умелись одна за другой. Тимофей сказал Гончарову, что будет здесь. Гончаров положил к лампе замок с ключами.
Тем временем Дарьюшка натянула на плечи дошку, поднялась: если застрелит, то пусть стоя. «Милости просить не буду», – подумала.
Тимофей опустился на табуретку, глянул на часы: было без четверти четыре – до рассвета еще далеко.
– Вот мы и встретились, Дарья Елизаровна, – проговорил он, глядя на черный циферблат. – Не думал, что так встретимся…
Дарьюшка упрямо вздернула подбородок.
– Не надо слов, – попросила она, глубоко вздохнув, – Делайте свое дело. Я же знаю: вы пришли убить. Убивайте без слов.
– Убить?.. – Тимофей выпрямился.
– Я готова. Ни милости вашей, ни пощады не жду. Я исполнила свой долг.
– Исполнили долг? Любопытно! Взамен паровой мельницы вы отдали себя целиком на службу Потылицыну. Это и есть ваш долг? Давно он перелицевался в святого Анания, есаул Потылицын?
– Убивайте!..
Тимофей зажал ладонью щеку, глухо ответил:
– Я никого не собираюсь убивать, Дарья Елизаровна. Если бы я был убийцей, то сегодня не шкуру бы спас есаулу от волчьих клыков, а оставил бы его на милость зверей.
Дарьюшка слушала, напрягая внимание. Разве есаул Потылицын и святой Ананий – одно и то же лицо? «Не может быть. Нет, нет!» Но Тимофей говорил так просто, обыкновенно, будто сам с собою:
– Ну и стриганул он за волками, святой Ананий, когда узнал меня! Это надо было видеть. Еле догнал по наметам снега. Тоже мне есаул… Второй раз мы с ним сталкиваемся, и оба раза он не на высоте. Кстати, вы шашку и маузер вернули ему?
Дарьюшка, помолчав, ответила тихо:
– Да. Вы же не взяли тогда свои трофеи. А к чему они мне?
– Понятно.
– Шашку и маузер отдала есаулу Евгения Сергеевна, не я. У меня остался… браунинг. Тот, что вы бросили тогда на столик…
Тимофей пристально взглянул на Дарьюшку: она опустила глаза.
– Как же вступили с ним в союз?
– С кем?
– С Потылицыным?
– Я никогда не встречалась с есаулом Потылицыным и слушать не хочу – где он и что он.
– Ну, а со святым Ананием встречались? Принимали от него «божьи письма»?
Нет, Дарьюшка не встречалась со святым Ананием.
– И вы не знали, что есаул Потылицын и святой Ананий – одно и то же лицо?
– Неправда!
– И он же – атаман Георгий, самозванный атаман без войска. «Божьи письма» он подписывал левой и правой рукой: левой – святой Ананий, правой – атаман Георгий.
– Неправда, неправда! – отбивалась Дарьюшка. Тимофей что-то обдумывал.
– Завтра вы с ним встретитесь в ревкоме и сами увидите. Ну, а Веронику Георгиевну Самосову знали?
– Да… А что?
– Арестованная Самосова показала, что вы не только знали святого Анания – есаула Потылицына, но и тайно встречались с ним.
