Смутная пора - Задонский Николай Алексеевич (книги хорошего качества TXT) 📗
– Сиди, – остановил его царь, – не надо… Важные дела решать будем, господа совет, – обратился ко всем. – Вам уже известно, что сия война со шведом над одними нами осталась… Паны наобещали много, а ныне у короля банкетуют да бражничают… Воевать одни будем…
– Оно и лучше, – вздохнул Шереметев. – Я давно говорил, что от панов доброго вовек не дождаться…
– А шведы нынче, слыхать, в силах-то убавились, – вставил Меншиков.
– Не убавились, а прибавились, – строго перебил царь. – А посему в польских владениях генеральную баталию неприятелю давать неразумно… Иные способы нужны, господа генералы… А прежде всего надлежит немедля зело голые рубежи наши укрепить и города к обороне устроить. Господа шведы хотя и не думают пока из Саксонии выходить, однако лучше все заранее управить… Тебе, гетман, – повернулся он в сторону Мазепы, – следует вящее приготовление и осторожность иметь, понеже неприятель первей всего к вам будет… Того ради советую в удобных местах шанцами и окопами укрепиться, а киевскую фортецию немедля в готовность привесть…
Мазепа поднялся. Низко поклонился:
– Я, ваше величество, денно и нощно о том помышление имею… Фортеция киевская в скором времени будет готова. Ближние города, особливо Батурин, Ромны и Гадяч, укрепил добро и универсалы всюду разослал, дабы народ малороссийский в эти города весь хлеб заранее свез, ибо сокрытие оного неприятеля оголодить может…
– Добро, гетман, добро, – ласково улыбнулся Петр, – труды твои отечеству ведомы…
– Еще прошу, ваше величество, – опять поклонился Мазепа, – в просьбишке моей малой не отказать… Для кавалерии лошадей тысячу голов…
– Не проси, не проси, гетман, не дам, – не дослушав фразы, замахал руками Петр, – сами нужду терпим… Ныне уже из обоза брать лошадей указали…
– Я потому и прошу, ваше величество… потому и прошу тысячу лошадей в дар от меня, старика, принять… На нужды воинские…
Лицо Петра просияло. Вскочил, обнял гетмана.
– Вот за это спасибо. Выручил, Иван Степанович, порадовал… Никогда не забуду…
– Я верный подданный вашего величества, – ответил гетман. – Как отцу и брату вашему служил, так и вам стараюсь… И как до сего времени во всех искушениях, аки столб непоколебимый и аки адамант несокрушимый, пребывал, так и нынче, богом клянусь, до кончины дней моих пребывать буду…
В тот же день, под вечер, в комнате гетмана сидел человек в запыленной дорожной одежде. Гость был высок ростом, худощав, брит, носат, имел мягкий, спокойный голос и пухлые, непривычные к работе руки.
Мазепа говорил с ним тихо, по-польски:
– Всем известно, что москали воевать не умеют и разбегутся при первом появлении войск его величества… Мосты и провиант будут приготовлены заранее. Я уже послал универсалы свозить весь хлеб в намеченные места… Но я прошу его величество короля точно сообщить мне время… Мое положение крайне опасно…
– Я понимаю, ваша ясновельможность, – слегка кивнув, отозвался гость. – Вам приходится сидеть на двух стульях… Но это скоро кончится… Когда? Этот вопрос на днях будет решен. Ваша ясновельможность узнает обо всем подробно после моего возвращения из Саксонии…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
I
Прошло несколько месяцев. Сидеть на двух стульях Мазепе с каждым днем становилось труднее. А тут еще новые неприятности: царь Петр, слышно, предлагает польскую корону королевичу Якубу Собесскому. А города Правобережной Украины, занятые русскими войсками, будто возвращает польским панам, оставшимся верными ему и не признавшим Станислава.
Гетмана такие известия волнуют. Они идут вразрез с его честолюбивыми планами. Он сам мечтает стать королем Левобережной и Правобережной Украины.
«Конечно, – пишет он в Посольский приказ Головкину, – всякая вещь приватная должна уступать общей пользе. Нам трудно знать намерения великого государя, по которым он, ради союза с Польшей, готов делать такую уступку, но мы не ожидаем никакого добра от поляков в близком с ними соседстве… Народ они малодушный и ненадежный, постерегся бы государь мнимой дружбы ихней…»
Головкину письмо пришлось по душе. Во-первых, он сам противился намерению царя вернуть Правобережную Украину полякам, во-вторых, тронула верность гетмана.
Сколько уж раз доносили Головкину, будто Мазепа с поляками в большой дружбе, а какая же это дружба, коли он явно только об интересах государства помышляет.
«Вот оно и верь другой раз доносам, – подумал Головкин. – Нет, уж видно, такого верного гетмана у нас не было и не будет…»
Да и Петр, прочитав письмо, призадумался.
Правда, передать Правобережную Украину панам он обещал, вынудили его Вишневецкие, но, пожалуй, прав гетман, подождать следует…
– Ты, Гаврил Иванович, – сказал он Головкину, – отпиши гетману тайно, чтоб правобережных городков панам пока не отдавал… Пусть говорит, что указа не имеет…
Мазепа, получив ответ Головкина, успокоился. Польских комиссаров выпроводил ни с чем.
Но вслед за этим – новая неприятность: царь требует в Польшу пять тысяч казаков.
Гетман думает: как поступить, чтоб угодить царю и сохранить для себя казацкое войско?
И решает: нужен свой, надежный начальник. Верный и разумный человек, который в случае надобности немедленно приведет казаков обратно. Но где такого человека сыщешь? Обозный Ломиковский скоро потребуется для иных дел. Полковник Горленко – горяч и неразумен. Полковник Апостол – ненадежен. Кричит против царя больше всех, а сам дружит с Кочубеем… Гм… кто же еще? Вот разве Войнаровский, племянник? Свой человек, да только молод, глуп… Поверил кочубеевским сплетням, обиделся, уехал в свое поместье и три месяца глаз не кажет. Ревнует, что ли? Пожалуй, надо вызвать его сюда, поговорить, образумить…
… Войнаровский приехал. Он очень изменился за эти месяцы. Похудел, осунулся. Небритое лицо. Потупленный взгляд. Чужой, с глушинкой голос. «Болен он, что ли?» – подумал гетман, взглянув на племянника.
– Вы приказали, дядя…
– Да. Я хотел с тобой поговорить…
– О чем?
– О многом… Садись сюда, в кресло…
Андрий сел. Угрюмо смотрит вниз, мнет в руках шапку. Гетман догадывается: поверил Кочубеям, растрезвонила обо всем проклятая баба.
– Я чую, Андрий, что злые люди наплели на меня разные небылицы…
– Какие небылицы, дядя?
– Вот… будто крестницу я соблазнил… Будто околдовал Мотроненьку… Мало что брешут. Врагов у меня много.
Гетман остановился, посмотрел на Андрия. На лице племянника ни тени смущения. Словно эта история его не касалась. Странно.
– Я расскажу тебе, как у нас получилось…
– Не надо, – тихо перебил Андрий. – Это, наверное, неприятно вам, а мне не нужно… Оно ничего не меняет…
Мазепа даже растерялся. Черт возьми, почему же тогда Андрий так переменился? Что сделало его таким чужим?
– Я полагаю, – начал гетман снова, – тебе следует больше доверять мне. Ты что-то таишь, смотришь волком… Скажи…
Андрий поднял голову. Красивые светло-карие глаза его строги и холодны:
– Хорошо… Я скажу… Я давно должен сказать… Вы двадцать лет правите Украиной, дядя. Вы говорили мне, что любите нашу матку-отчизну и хотите сделать ее счастливой… Помните? Я был молод, я верил вам… Теперь мне открылось другое. Я объехал много селений… Всюду слезы и нищета… И народ знает, кто ввел панщину, закабалил селян, обложил людей тяжелыми поборами… Ваше имя везде вызывает ненависть…
Мазепа слушал молча. «Вот в чем дело… Мальчишка продолжает блажить… Но как он смеет говорить так со мной?»
На мгновение почувствовал прилив гнева. Захотелось остановить щенка, ударить. Нет, так можно все испортить. Нужен иной способ. Сдержался, решил оставаться спокойным и терпеливым.
А Войнаровский уже горячился:
– Вы отдали народ в руки старши?ны и арендарей… Вы окружили себя стрельцами и сердюками. Лучших людей вы казните и ссылаете в Сибирь. Да, да. Семен Палий, – я слышал о нем еще в Германии, – этот великий и благородный рыцарь сослан вами… Вы боитесь его имени, а народ поет про него песни… Вот почему я не могу служить вам. Я не думал, что вы такой… Простите…
