Словарь Ламприера - Норфолк Лоуренс (библиотека книг .TXT) 📗
— Верно, — соглашается председатель. — Продолжайте, пожалуйста.
— Так вот… — Докладывающий снова опускает взгляд на бумаги. — Это деловые круги Аркота, партия Гастингса и, разумеется, Совет по контролю. Из трех этих кредиторов самыми влиятельными, хотя и самыми неорганизованными, являются деловые круги Аркота. Бенфилд представляет собой своего рода ключевую фигуру, но только для своих противников. Мы не считаем, что он сможет найти серьезную поддержку. Что касается Гастингса и его друзей, как ни странно, они все еще крепко держатся вместе. Но если что, высказанное ему недоверие лишь укрепит его позиции…
— Как это? — прерывает его металлический голос.
— Как он может выиграть, если потеряет даже то малое, что у него есть? И что выиграют его спонсоры? — мощный человек кладет руки на стол.
— То, что у него почти ничего нет, к делу не относится. — Невидимый председатель шевелится в тени своего кресла. — Он стоит на нравственных позициях. Гастингс — человек принципов.
Включаются люди-колонны:
— Образец добродетели.
— Катилина.
— Полубог.
— Василиск.
— Аристид.
— Нана Сахиб.
Докладчик переворачивает страницу.
— Как бы там ни было, интересы Гастингса надо учитывать. Совет по контролю преследует противоречивые цели, во всяком случае их действия не кажутся согласованными. В их рядах происходит раскол между сторонниками Питта и его ставленника, Дундаса.
— Питт обещал содействовать интересам Аркота в обмен на поддержку во время выборов, нам это известно. Но сам, как только был избран премьер-министром, сразу стал вмешиваться в дела Компании, это мы тоже знаем. Но теперь его деятельность приняла иное направление. Расследование..
— Расследование?
— Касательно злоупотреблений, главным образом в действиях деловых кругов Аркота. Похоже, Питт тоже становится человеком принципов.
— Но он же предал тех, кто его поддержал, — вмешивается мощный человек. Наступает короткое молчание.
— Питт — опытный политик, — слова звучат из тени в дальнем конце стола. — Продолжайте.
— Совершенно ясно, что наваб Карнатика занял огромные, конечно по его представлениям, суммы как у чиновников Компании или среди деловых кругов Аркота, так и у правительства, причем под весьма высокие проценты. Эти займы обеспечиваются доходами с земель Карнатика, правителем которых, во всяком случае номинальным, выступает наваб.
— Ну да, — усмехается мощный человек, — с тех пор, как мы возвели его на трон.
— К настоящему моменту Гастингс потребовал ликвидации задолженности любой ценой, что, в сущности, означало, что никакой цены и не будет, долги придется просто списать. Доходами с земель Карнатика нельзя покрыть даже процентов, не говоря уже об основной сумме. Дундас вмешался, когда требования Гастингса уже были одобрены, и добился для кредиторов наваба, то есть для деловых кругов Аркота, ежегодной выплаты четырехсот восьмидесяти тысяч фунтов в течение двадцати лет. Реакцией Гастингса стало, как мы знаем, начало его падения, но Дундасу этого показалось мало, и теперь он принимает меры, которые заставляют заподозрить, что он у Бенфилда в кармане.
— Или у Питта, — снова звучит металлический голос.
— Эти другие меры, — начинает мощный человек, — включают в себя перевод долгов Компании в Англию?
— Именно так, а также принятие на этих днях Декларативного билля. Дундас, по меньшей мере, приложил к этому руку.
— Декларативный билль — это скорее досадная неприятность, чем реальная угроза. Никак не вижу, почему он должен нас беспокоить.
— Главная проблема лежит в центре всей этой паутины, — слышится голос с дальнего конца стола. — Продолжайте.
— Так вот, сам наваб затеял более тонкую игру, чем можно было предположить. Согласившись вернуть все долги как правительству, так и деловым кругам Аркота, он играет на претензиях одной стороны к другой и не платит никому. Наваб показал себя очень уступчивым человеком: он уступает всем.
— А значит, не уступает никому. В сущности, у него нет никакой власти, но он держит все заинтересованные стороны в заложниках посредством собственных долгов.
— Верно, — прозвучал голос невидимого председателя. — Пустой центр, где сходятся все интересы.
— Включая и наши? — Мощные мускулы того, кто произнес эти слова, напряглись.
— Пока нет причин полагать, что наше соглашение с ним изменилось или вообще зависит от этого дела. И все же интерес, который это дело возбудило к себе… — Он взвешивает следующее слово. — … нежелателен. Необходимо принять меры предосторожности. В том числе надо дождаться эмиссара. Как бы там ни было, время для решений еще не настало. — Он улыбается про себя. — Пока что необходимо просто… сдержаться. Это будет выполнено?
Один за другим все присутствующие кивают. Пришлось поддержать решение председателя. Но уже заметны признаки нетерпения: то тут постукивание пальцев по столу, то там наклон головы. Председатель продолжает:
— Пришли известия от Жака. Он встретился с нашими коллегами во Франции. — Все собравшиеся немного напрягаются, когда речь заходит о миссии Жака.
— В течение месяца он вернется, тогда получим более подробные сведения.
— Девчонка? — спросил мощный человек, не поднимая головы.
— Девчонка, разумеется, тоже вернется. Она нам еще пригодится. — Эти слова направляют дальнейший ход его мыслей. — Что касается другого дела, то пока никаких осложнений не предвидится. По вашему молчанию я вижу, что мальчишка уже прибыл.
Человек мощного сложения смотрит на него с легким удивлением.
— Прибыл и помещен на место, — подтверждает он.
— Прекрасно, — отвечает председатель. — Ламприеры слишком долго были вне игры. Все только начинается, джентльмены.
Собрание переходит к обсуждению других, не столь настоятельных дел. Наконец все вопросы обсуждены, все решения приняты или отложены, направления определены. Участники собрания один за другим покидают комнату, и вот в лампе остается только два фитиля, а свет становится совсем скудным. Человек мощного телосложения беспокойно ходит по комнате, в то время как другой, невидимый в тени кресла, продолжает сидеть. Его глаза внимательно следят за каждым движением другого.
— Вам не нравится, как обстоит дело с мальчишкой, это же совершенно ясно, друг мой.
— Способ его уничтожения слишком театрален, — резко возражает тот. — Глупая возня, детские игры.
— Это единственное, что вас волнует? Мощный человек останавливается, кладет руки на стол, изо всех сил стараясь сохранить на лице безразличное выражение.
— Разве этого мало? — отвечает он. — Мы могли бы добиться того, что нам нужно, гораздо более простым путем. Необходимо действовать решительно.
— По-моему, создавать прецеденты уже поздновато.
— Меня волнуют только практические вопросы…
— Разумеется, но мы имеем дело не с крестьянином. Внешняя сторона здесь тоже имеет значение.
— Внешняя сторона. Что толку во внешней стороне? — презрительные нотки звучат в его голосе. «Осторожнее, друг мой, умерь свой пыл», — думает второй, но вслух говорит:
— Цицероны и Сократы мира сего редко оспаривают вынесенный им приговор, — он подчеркивает голосом последнее слово. — Не приговор их оскорбляет, а способ, которым они должны быть уничтожены, слова, которые при этом произносятся, и частности ритуала. Дело не в том, что мы делаем, а в том, в какую форму мы облекаем свои решения.
Крупный человек, кажется, соглашается с этим. Он кивает и направляется к лампе. Затушив свой фитиль, он с удивлением слышит голос председателя:
— Я старею, Николя. Я устал. Нужны перемены. Он замолкает. Николя Кастерлей поворачивается и выходит, ничего не ответив. Председатель остается сидеть в одиночестве во главе стола.
Он оглядывает каменные стены и своды пещеры и думает о других подобных ей помещениях. Уединенные святилища элевсинских мистерий, потайные храмы орфиков, ритуалы которых давно забыты, неведомые суды, перед которыми никогда не представали обвиняемые, другие каббалы, диктовавшие направления, по которым шло развитие мира. Тайные собрания, такие как сегодняшнее, которые незримо управляют правителями, дергая их, как кукол, за нитки. И владыки подчиняются приказам тайной воли. Неспешный ритм принимаемых здесь решений диктует ритм мирового пульса. Катастрофы, войны, гибель королей — все это лишь временные меры, краткие паузы в беззвучной музыке тайных совещаний и соглашений между теми, чьи лица всегда остаются в тени. Все это ему известно. Но, подумал он, изменения — тоже часть игры. Последняя его идея начала обретать предуготовленную ей форму, и грядущие месяцы простерлись перед ним как на ладони. Перемен не миновать, подумал он, глядя, как оплывает последний фитиль. Старый город встал перед его внутренним взором, башни-близнецы, словно часовые на посту у входа во внутреннюю гавань. Не миновать возвращения.