Пламя грядущего - Уильямс Джей (книга жизни .txt) 📗
– Клянусь Крестом Господним, я – Дени де Куртбарб, тот самый, кому вы дали это кольцо, – воскликнул я.
– Кольцо? – быстро и резко переспросил Ричард. – Какое кольцо? Я не видел никакого кольца.
Я бросил отчаянный взгляд на него и окружавших его лордов, но не увидел ничего, кроме лиц, выражавших холодное внимание. Что касается Маршала, он смотрел на меня так, будто не мог решить, с кем ему пришлось иметь дело, с сумасшедшим или обманщиком.
– Если ты действительно трувер, – вновь заговорил Ричард, – ты сочинишь мне новую песнь за установленный срок. Скажем, начиная с этой минуты и до тех пор, пока я не отправлюсь обедать. Причем не перемолвившись словом ни с единым человеком, ибо будешь заперт один в комнате. Ты сочинишь, а потом споешь мне, когда я сяду за стол. И я дам тебе тему. Ты принимаешь условия?
Мне ничего не оставалось, как только согласиться. Тогда Ричард сказал, что я должен сочинить сирвенту, в которой два противоположных начала должны объединиться в одно гармоничное целое. Меня препроводили в комнату на верхнем этаже замка и заперли там. Мне дали арфу, поскольку я не захватил свою, булку, немного сыра и вина. И теперь мне следовало постараться изо всех сил, ибо я хорошо понимал, что, если я не смогу выступить с хорошей песней, которая понравится королю, меня вышвырнут из дворца, изобьют, или… я не потеряю ничего, кроме своей головы. Я принялся за дело, и к заходу солнца работа была завершена. Теперь многие знают наизусть песнь, которую я написал. Сирвента начинается так:
и т. д.
Я пропел ее целиком пять или шесть раз, пока как следует не запомнил и напев, и слова. И вовремя, ибо появился слуга, чтобы проводить меня вниз, в зал, где были накрыты столы и благородное общество уже расселось по своим местам за нижним столом и на возвышении. Я приблизился к пировавшим на подмостках и прислонил арфу к бедру. Король сделал знак герольду [104], стоявшему по его правую руку, и тот, подняв свой жезл, провозгласил:
– Высокородные лорды, бароны, рыцари, король желает, чтобы вы слушали.
И тогда заговорил король:
– Пусть чужестранец отойдет в сторону на мгновение, ибо только что в мои владения прибыл замечательный и прославленный трувер Арнаут Даниэль, который просит позволения исполнить песнь, которую он сочинил, чтобы доставить мне удовольствие.
И тотчас из-за нижнего стола поднялся человек, почитаемый одним из лучших среди поэтов, тот самый, кто изобрел секстину [105], самый просвещенный и приятный из тех людей, чье имя мне было известно не хуже моего собственного. Я никогда прежде не видел его, и мое любопытство было огромным. Он был высок ростом, но слабого телосложения, изможденный, с большими задумчивыми глазам, как у старого грустного оленя. Он взял арфу, инкрустированную кусочками драгоценного янтаря, и начал настраивать инструмент с помощью ключа, тогда как я стоял и с шутовским видом глазел на него, тревожно раздумывая, как я буду выступать со своей убогой песней после этого принца трубадуров. Арнаут улыбнулся мне, поклонился королю и запел чистым, высоким голосом:
И так далее, повторив до самого конца мою песнь, слово в слово, ноту в ноту.
Я почувствовал, что схожу с ума. У меня потемнело в глазах, а когда я вновь обрел зрение, то прежде всего увидел, что король смеется. Громкие раскаты смеха загремели у меня в ушах. Все это собрание лордов, рыцарей, оруженосцев и дам смеялось и хлопало в ладоши.
Но я не испытывал ничего, кроме гнева. Я заскрежетал зубами и, взглянув прямо в глаза Арнауту Даниэлю, сказал:
– Это моя песнь, и вы украли ее, не знаю как, но с помощью подлого обмана.
И сказав так, я повернулся, чтобы уйти из зала. Но за мной поспешил герольд и, схватив меня за руку, заставил вернуться. Он подвел меня вплотную к королю, и король, у которого от смеха на глаза навернулись слезы, обнял меня и поцеловал в обе щеки.
– Мой бедный Дени, – молвил он, – ты выстрадал довольно от этой шутки. Правда, Арнаут спрятался по моему приказанию в соседней комнате и подслушивал, как ты заучивал свою песнь, пока сам ее не запомнил. Так он стянул ее у тебя, и ты не должен испытывать стыда за то, что впервые ее исполнил столь великий мастер.
– И клянусь душой, – сказал Арнаут, приблизившись и взяв меня за руку, – это превосходная песнь, и единственное мое желание состоит в том, чтобы я мог и на самом деле сочинить такую же. Простите меня, сэр Дени, за этот обман.
– У него не было выбора, – фыркнул Ричард. – Все участвовали в розыгрыше, даже мой славный Маршал, который сначала возражал, но в конце концов тоже присоединился к шутке.
Я лишился дара речи. Я посмотрел на короля и, вспомнив слова Маршала, подумал про себя, что это довольно жалкий способ подшутить над поэтом и глупо и жестоко обращаться таким образом со мной.
Ричард положил тяжелую руку мне на плечо и объявил:
– Милорды, теперь я готов сообщить вам, что этот человек действительно спас мне жизнь, когда я подвергся большой опасности, рискуя своей собственной. И он принял мой вызов и сочинил песнь с таким искусством, что мало найдется ему равных.
И сняв с себя цепь из мягкого золота с широкими звеньями, каждое из которых было инкрустировано рубином или тигровым глазом, Ричард надел ее мне на шею.
– Ты останешься у меня, и я вознагражу тебя по заслугам, – сказал он. – Иди, садись и пируй с нами. И я желаю, чтобы ты стал членом моей свиты. Тебе нравится это, трувер?
Я пребывал в страшном смятении, потрясенный как его искренней похвалой и щедростью, так и злобным юмором, и потому не знал, как относиться к нему.
Но я отвесил низкий поклон и промолвил только:
104
Герольд – в средние века глашатай, церемониймейстер при дворах королей и крупных феодалов, распорядитель на торжествах, рыцарских турнирах и т.п.
105
Секстина – стихотворная форма, изобретенная трубадурами: 6 строф по 6 стихов.