Первый художник: Повесть из времен каменного века (В дали времен. Том V ) - Пахомов Дмитрий Александрович
В этой ограде с одной стороны был сделан узкий вход, запиравшийся поперечными брусьями, и когда последние были положены, то вход внутрь делался совершенно недоступным. Кремень тотчас оценил все преимущества такого устройства. Да и действительно, как иначе избавиться от нападений? В пещере, где раньше жил Кремень, была естественная защита, в виде обрыва и узкого, легко охраняемого входа; здесь же, на ровном почти месте, необходимо было что-нибудь придумать для защиты, и то, что было придумано, очень понравилось Кремню как простотой устройства, так и прочностью.
Внутренность поселения отвечала наружному виду. Хижины, разбросанные по холму, то по несколько вместе, то отдельно, были сложены большею частью из очень толстых бревен и смотрели очень прочно. Многие из хижин, впрочем, были выстроены не из бревен, а из плетня и обмазаны снаружи глиной, смешанной с сухой травой. Подробности эти Кремень рассмотрел только на следующий день, потому что вечером в день прибытия было слишком темно, да и Кремню, вследствие усталости, было не до наблюдений, и он с удовольствием повалился на груду шкур в хижине вождя и заснул мертвым сном без сновидений. Заря же, несмотря на усталость, была возбуждена и не могла спать; она перебегала от хижины к хижине, радуясь, как ребенок, и болтая со своими соседями и соседками, с которыми она так недавно еще и не надеялась увидеться.
Только поздно вечером, почти ночью, селение окончательно затихло, и все крепко заснули после пережитых волнений.
В следующие дни Кремень стал знакомиться с новыми товарищами и пришел к утешительным выводам, которые дали ему надежду, что он хорошо сживется с новым племенем. Племя приняло его радушно, как храброго воина, и затем прониклось уважением и удивлением, когда увидело его украшенное оружие и одежду и когда Кремень обещал научить их своему искусству.
Первое, о чем он позаботился, — это постройка хижины. Несколько разукрашенных рисунками плащей и кое-каких других вещей и обещание сделать красивые рукоятки для топоров доставили Кремню много сильных помощников, и работа закипела.
Одни тащили из леса бревна, другие обжигали их, чтобы они были бы одной длины, третьи обчищали насколько возможно сучья; последнего, впрочем, почти не приходилось делать, так как большинство деревьев, взятых из глубины леса, разветвлялись только на вершине.
Когда бревен было заготовлено достаточно, то деятельные работники стали рыть кирками из оленьего рога глубокую канаву, в которую одно за другим вставлялись бревна, пригнанные друг к другу насколько возможно плотнее; все щели были заполняемы мелкими ветвями и впоследствии были обмазаны глиной. Не прошло и нескольких дней, как строители принялись уже за крышу, которая была искусно сложена из толстого слоя камыша, в изобилии росшего по берегам озера.
Хижина так понравилась Кремню, что он решил ее украсить и вырезать на бревнах около входа разные узоры, но отложил это до зимнего времени, так как оставшееся до холодов время надо было посвятить приготовлению запасов. В то время, когда Кремень уходил на охоту, иногда на несколько дней, Заря оканчивала устройство хижины. Она крепко убила глиняный пол, посыпала его песком, посредине устроила из камней очаг, обила стены шкурами, натаскала травы для постелей и вообще привела хижину в уютный и домовитый вид, радовавший сердце Кремня, понемногу забывавшего родину и свою маленькую, так внезапно покинутую пещеру.
Так как дичи в окружающих лесах было много, то Кремню не составило большого труда сделать хороший запас на зиму. Во время охот он не упускал случая собирать те или другие травы, с целебными свойствами которых познакомил его еще дед при своей жизни. Кремень искусно лечил раны, вывихи и ушибы, и вскоре многие стали прибегать к его помощи, и он, конечно, никому не отказывал и охотно делал, что мог, за что снискал себе еще более глубокое уважение.
Наконец, наступила зима. Снег покрыл землю и сковал озеро льдом, и в хижинах загорелись неугасаемые огни костров. Жизнь потекла мирно и монотонно. Кремень усердно работал над украшением всевозможных вещей, которые ему натаскали новые соплеменники, и делал указания тем, которые хотели научиться у него, для чего и собирались каждый день у его костра. Так как в окрестностях озера не было кремней, то приходилось довольствоваться другими камнями, из которых некоторые годились для обработки, чем Кремень и воспользовался, но все-таки большею частью приходилось делать оружие из костей и оленьих рогов, отличавшихся большой крепостью.
По-прежнему на Кремня находили иногда минуты восторженности, когда ему хотелось сделать что-то большое, новое и необыкновенное; он по-прежнему постоянно делал попытки изобразить сложные сцены из окружающей жизни, но эти попытки хоть и были лучше первых, все-таки не удовлетворяли его, так как получалось все не то, что Кремень видел своим воображением, и он с досадой уничтожал свою работу и на несколько дней впадал в тоску. Заря утешала его, говоря, что и так во всем племени нет человека искуснее его.
— Я не спорю, — отвечал на это Кремень, — никто не может лучше меня сделать узоры, но мне этого мало, я хочу сделать что-нибудь еще лучшее; я хочу на кости или на дереве выцарапать охоту или бой с врагами так, чтобы всякий понял, что я изобразил.
— Но ведь это невозможно.
— Нет, возможно. Помнишь, как я вырезал на коре мамонта, — ведь он был похож. Так же я хочу изобразить и других животных и людей… И я добьюсь своего! Великий Дух мне поможет, если я буду просить его! — энергично закончил Кремень.
Не довольствуясь попытками изобразить ту или другую сцену, Кремень пробовал еще лепить из глины фигуры людей и животных и, к его удивлению, эти попытки оказались довольно удачными, но этого он никому не показывал и скрыл даже от Зари. Ему хотелось сразу сделать что-нибудь большое, такое, чтобы все племя было поражено.
В различных работах и мечтах прошла зима, и снова весна вступила в свои права: зазеленели холмы и лес, снова засверкала блестящая гладь озера, и тысячи водяных птиц, прилетевших из дальних стран, начали вить гнезда в густых камышах. Часто шли проливные дожди, а однажды ночью разразился страшный ураган. Гром гремел, не переставая ни на минуту, темные тучи, как чудовища, ползли над озером, и молнии сверкали ослепительным блеском. Жители селения в ужасе попрятались в свои хижины, забились под шкуры и дрожали, ожидая каждую минуту, что разгневанное божество поразит их смертью.
Кремень еще с утра чувствовал себя как-то странно. Он не мог работать; он чувствовал какую-то внутреннюю дрожь, и какое-то странное ощущение разливалось по всем его членам. Голова казалась ему страшно тяжелой, и в ушах раздавались глухие звуки, точно отдаленные удары громадной палицы по сухому дереву. Целый день он просидел почти неподвижно, вяло отвечая на вопросы Зари и не обращая внимания на окружающее.
К вечеру это состояние еще больше усилилось, а при первом громе начинавшегося урагана Кремень вздрогнул и неподвижно замер около костра, уставившись не моргая в пылавшие уголья.
— Кремень, Кремень! — кричала испуганная Заря, хватая его за плечо, но он точно ничего не слышал и не видел; он тяжело дышал, и бессвязные звуки вырывались из его засохших губ.
Испуганная Заря забилась под шкуры в дальнем углу хижины, вздрагивая при каждом ударе грома и вспышке молнии; ее ужас увеличивался от того, что она не могла понять, что такое делалось с мужем.
А Кремень по-прежнему все сидел неподвижно. Удары, которые звучали весь день в его ушах, слились с дикими звуками урагана; ему чудилось, что над ним раздается мощный голос самого Великого Духа, и ему вдруг показалось, что из общего шума и рева раздался властный призыв:
— Кремень, иди!..
Как обезумевший, вскочил Кремень со своего места, откинул шкуру, закрывавшую вход, и в два прыжка очутился на вершине холма. Перед ним развернулся ураган во всем своем величии.
