Великий поход - Белов (Селидор) Александр Константинович (читать книги .TXT) 📗
Потом вайши разносили всё это по домам. Таская на себе засаленную поклажу. И так до следующего мена.
Индра увидел Шачи. Она шла с подружкой ему навстречу.
– Вот, – протянул Индра девочке моток тетивы.
– Что это? – спросила Шачи.
– Тетива для лука. Настоящая.
– Подумаешь! – отвернулась гордая девочка, и подружки перешли на другую сторону улицы.
– А-а, что ты понимаешь! – крикнул Индра и побежал дальше. Ему следовало отыскать чёрный орешник. Где-то у подножья зелёных гор. В роще за городом. Как думал Индра.
Когда вечером мальчик, усталый, ободранный и злой, вернулся в казарму, кумара-рита встретил его с косой усмешкой.
– Почему ты мне не сказал, что нигде поблизости от Амаравати нет чёрного орешника? – едва сдерживая слезы крикнул Индра.
– Потому что ты не спрашивал.
– Да, не спрашивал. Но ведь ты сам говоришь, что спрашивают только дураки.
– А почему же ты не подумал?
– О чём? – простонал Индра.
– О том, малыш, что Амаравати – город воинов. Здесь живёт семь воинских родов и более сотни кланов. Как же может поблизости от такого места расти чёрный орешник?
– Это тебе не дудочки срезать! – вмешался в их разговор Кутса и тут же получил от вождя оплеуху.
Индра превозмог слабинку. Совладал с этим плаксивым детским протестом против несправедливости. В детстве её очень трудно затерпевать. Трудно видеть, что она повсюду и что она часто и зовётся правдой. Это потом привыкаешь. В детстве, когда себя ещё любишь, трудно понять, почему всё идёт не так, как хочется.
Индра силился спросить, где растёт этот проклятый орешник, но упрямая, несговорчивая гордость держала мальчика за язык. Она не хотела, чтобы кумара-рита применил по отношению к нему свою поговорку. Про дурака. Индра не спросил. В нём было то, что разглядела Шачи. Достоинство. С достоинством труднее жить, но если бы мальчик выбирал, как ему жить и в чём преимущества простой жизни, то его расчёт уже бы не считался достоинством.
Этой ночью мальчик, против обычного, спал легко и свободно. Его сон не сдерживало посягательство вредной на слова, насмешливой над слабым и беспощадной к чужому детству мальчишной общины. Он отпустил её от своих ушей и от своего сердца. Им владел чёрный орешник. Его сердцем. Только чёрный орешник. Где бы он ни рос. Да хоть бы и на краю Арваты, всего обозримого и необозримого мира, пройти который до сих пор по силам было только богу Вишну. А теперь мальчик собирался спать. Его дух бродил там, где рос чёрный орешник. Казарма осталась по другую сторону реальности.
Неделю искал Индра подходящее дерево. Он вспомнил, что оно не росло в горах. Вспомнил, когда забрался уже так высоко, что пережитая им недавно охота против этого лазания показалась бы просто прогулкой по равнине. Индра искал его везде. Всякий, кто в это время спешил в Амаравати, мог видеть маленького мальчика, одиноко слоняющегося среди паровых лугов и некошеных пастбищ. Что он там делал, этот мальчик, не знавший ещё сословного отличия? Бывший никем. Ни воином, ни жрецом, ни вольным скотником. Ни даже шудрой. В его возрасте ещё не заботятся о том, чтобы кем-то быть. Другие не заботятся.
Индра нашёл своё дерево. Когда он вернулся в город со срезанной ветвиной, всё происходящее принималось мальчиком уже спокойно и равнодушно. Он где-то потерял собственные обиды, наивные детские ожидания и такие же наивные представления о правильном и неправильном. Он знал, чего стоит справедливость. То есть правильность. Та правильность, которая не бралась с неба, а доставалась упорством и беспощадностью. У него был лук, и это было справедливо.
Индра тянул тетиву. Выдавливая маленькой ладошкой неходкое древцо лука. Стрела прыгнула с руки и, кувыркнувшись, села в землю. Позорно. Но Индре нравилось. Пока. Хотя и с трудом. Ашока пристально наблюдал за молодым лучником.
– Хороший лук! – как бы между прочим сказал мальчик.
– Что в нём хорошего? Лук как лук, – ответил старый воин, хотя Индра и не думал, что тому понадобится переговариваться с незадачливым стрелком.
– Все луки разные! – серьёзно возразил мальчик.
– Э-э, чепуха. Никогда не хвали оружие.
– Почему? – удивился Индра.
– Так делают только посторонние. Да и вообще, не оружие красит воина, а воин – оружие!
Индра подумал: «У этого человека, что ни слово, то наука. На всё есть своя мудрость.»
Ашока продолжал наблюдать за старания ми ребёнка. Не уходил, смотрел и молчал. Его интерес к Индре начал досаждать маленькому стрелку. Кому же понравится присутствие строгого зрителя, если спектакль ещё не готов! Словно предупреждая назревающий детский протест, Ашока заговорил:
– Какой прок от лука, если стрелять не умеешь?
– Я умею, только… только привыкнуть к этому не могу.
– Ладно уж, «привыкнуть», – не зло передразнил Ашока. – Из лука так не стреляют.
Он подошёл ближе и принял из рук мальчика оружие:
– Смотри!
Воин прошёл пальцами тетиву, оценивая её на ощупь. Так, как это делал Гарджа. Потом поставил лук на землю и надавил на него сверху. Древко податливо согнулось. «Сейчас сломает! – вспыхнуло у Индры в голове. – Все труды насмарку!» Но Ашока и не думал ломать драгоценное оружие, а только лишь примечал место перегиба древка. Он сделал надрез костяным ножом в самом сгибе.
– Палец держи ниже, здесь должна находиться стрела. И помни: если твой лук пересохнет, он сломается именно в этом месте. Потому не оставляй его вблизи очага. И от солнца убирай подальше, – Ашока приложил стрелу, соединил её пазок с тугой жилой, скрепив это сращение согнутыми пальцами, – перед тобой три предмета: древко, тетива и стрела. Какой из них главный?
Индра задумался. Ашока умышлял в этом немудрёном вопросе своё тайное коварство. Никто бы и не подумал, что скрывалось здесь за беззаботным детским ответом. Характер!
– Стрела!
– Правильно, – кивнул воин, вдруг почувствовав неожиданное душевное облегчение. Почему-то. Будто от этого зависела судьба мальчишки.
– Правильно, – повторил он. – Хотя большинство говорит: «Древко!» Оно же больше. Или тетива. Сколько сил забрала. Сколько работы! А? Только для того чтобы эта невзрачная тростинка метнулась в сторону врага. Но так и устроена жизнь, что в сторону врага посылают самый простой предмет, оставляя его многотрудную основу у себя в руках.
«Опять наука! – со скукой подумал Индра. – И откуда он берёт эти свои поучения?»
– А насчёт стрелы – правильно, – продолжал Ашока, – ведь именно она вступает в бой. Тот, кто выбирает другое, увлечён только стрельбой, а не самим поражением цели… Дальше. Никогда не начинай выцеливание, растягивая лук. В этот момент оружие к бою ещё не готово. Держи стрелу твердо и обязательно поперёк древка. Ровно поперёк!
Индра не отрываясь смотрел на своего наставника. На его узловатые сухие руки, что будто вросли в ходкую разверть лука, подчинили её своей воле, показав, кто здесь над кем хозяин.
– Твой взгляд должен касаться только наконечника. И ничего другого!
– А как же цель? – возразил Индра.
– Цель нужно видеть не глядя на неё. Пока ты различаешь её не глядя, – дистанция пригодна для стрельбы. Если же цель совершенно сливается с фоном – значит, ты стоишь слишком далеко, – Ашока разжал пальцы, и стрела, прошипев, ударила в плетёный щит.
– Дальше – сам, – воин вернул мальчику оружие и занял наблюдательную позицию. Больше он не сказал ни слова. Индра стрелял, вспоминая и путая все наставления, а Ашока немо взирал на это бесполезное дело.
Вечером Индра был уже твердо уверен, что лук – самая бесполезная вещь на свете. Правда, совесть робко подсказывала мальчику, что только в его руках. Но всё равно. Самая бесполезная.
Следующий день и ещё день, и ещё много дней Индра только тем и занимался, что спорил с противником этой истины, который, по странному недоразумению, отыскался в нём самом. Этот противник всё ещё теребил лук, доводя Индру до исступления. Он звался Сыном Гарджи, или Сыном Воина, и потому мальчик не мог не считаться с ним. И вот однажды, когда Индра уже успокоился и ему было решительно всё равно, Сын Воина взял лук, приложил к нему стрелу и выстрелил. Легко и уверенно. Будто он был Ашокой. Или Гарджой. И стрела так просадила плотину щита, что Индра не мог извлечь её обратно. Сын Воина победил! Правда, потом Индра ещё долго сбивался при стрельбе и бил себя тетивой по руке, и ломал подсадок, и кувыркал стрелу по воздуху, но власть над луком медленно шла к его рукам.
