Ветка Лауры - Осетров Евгений Иванович (читать книги без сокращений .txt) 📗
Мария Борисовна — отдаленная родственница популярного композитора Александра Александровича Алябьева, автора всемирно известных романсов, создателя многих камерно-инструментальных произведений и опер. Судьба Алябьева — трагическая судьба. Талантливый музыкант был безвинно осужден и долгие годы провел в ссылке.
Слушаешь рассказ хозяйки дома и невольно вспоминаешь одну из светлых страниц жизни Александра Александровича Алябьева, связанную с именем Грибоедова. Грибоедов и Алябьев близко сошлись в 1823–1824 годах в Москве. Они были на «ты», постоянно виделись, любили говорить о музыке. К этому же времени относится и творческое содружество композитора и драматурга. Алябьев написал романс на слова Грибоедова: «Ах! точно ль никогда…» Романс был опубликован значительно позднее, когда Грибоедова не было уже в живых, а Алябьев находился под судебным следствием. Несколько раньше Грибоедов, зная о том, что над Алябьевым собралась гроза, писал своему другу Бегичеву: «Не слыхал ли кто-нибудь о Шатилове и Алябьеве. Чем кончилось их дело?»
Алябьев — предшественник Глинки в русском романсе. Особенную известность получил его романс «Соловей», еще в пушкинскую пору исполнявшийся известной певицей, красавицей-цыганкой, Татьяной Демьяновой, а позднее — знаменитыми Полиной Виардо и Аделиной Патти. Широко известен был этот романс и в блестящем переложении композитора Листа. В наши дни романс этот звучит почти на каждом вокальном концерте.
Но Алябьев не только создатель романсов. Он автор музыки к операм-водевилям, пролога «Творчество муз», написанного на открытие Большого театра в Москве к опере-балету «Русалка и рыбак».
… Мария Борисовна прошла в зал и достала большую кипу бумаг. Чего здесь только не было! Книги, журналы, старинные грамоты, ноты, альбомы, рукописи. Для ученого, для любителя — это все сущий клад.
Из всей стопы Мария Борисовна взяла издание «Московских ведомостей». Указала на дату — 1834 год. Выцветшими чернилами подчеркнута одна заметка. В ней сообщается о том, что в музыкальный магазин на Кузнецком мосту поступили в продажу два романса Алябьева. Один из них на слова Пушкина: «Что в имени тебе моем».
Алябьев был лично знаком с Пушкиным и одним из первых русских музыкантов глубоко почувствовал песенный характер пушкинской лирики. На слова Пушкина Алябьев писал романсы чаще, чем на слова других современных поэтов. Романсы на пушкинские тексты — «Два ворона», «Зимняя дорога», «Саша, Саша я страдаю», «Увы, зачем она блистает…» пользовались громадным успехом. Они, отличаясь мелодической гибкостью и гармонической свежестью, принадлежат к лучшим образцам вокального творчества того времени.
Интерес к творчеству Пушкина Алябьев пронес через всю жизнь, в том числе через долгие годы изгнания. Композитор создал музыкально-драматическую сиену «Кавказский пленник» по Пушкину, глубоко проникнутую романтическими настроениями и колоритом восточных мелодий.
Газета пушкинской поры — «Московские ведомости» — мало похожа на газету нашего времени. Она издавалась форматом нынешних журналов: статьи и заметки верстались в порядке времени их поступления, а не по характеру материалов.
Содержание газеты — самое пестрое. Тут и объявления о продаже модных экипажей каретником Иохимом, и литературная полемика, и сообщения об обедах у знатных вельмож, и международные события, и сплетни.
Обращает на себя внимание заметка о выступлении заезжего «штукмейстера» Молдуано, высмеивающая этого гастролера: «Публика аплодировала Молдуано во время его птичьего пения. Положив в рот свисток, он подражал пению соловья, жаворонка, зяблика и канарейки, но этот опыт нам гораздо приятнее было видеть и слышать от русского: в один из прекрасных вечеров прошлогоднего гуляния под Новинским мужичок с помощью свистков варьировал и трелями, и раскатами, и гармониею подражания пернатым; но совсем иное дело русский мужичок под Новинским в несколько гривенников, и прославленный иностранец-фокусник, и штукмейстер на сцене театра за несколько десятков рублей: разница в расстоянии очевидна…»
Фамилия этого заезжего штукмейстера упоминается в одном из черновиков шуточного стихотворения Пушкина: «Надо помянуть, непременно помянуть надо…» Фамилия Молдуано была прочитана текстологами-пушкинистами, в виду крайней неразборчивости черновика неправильно — «Могдуано» [1]. С помощью заметки в «Московских ведомостях» эта неточность исправляется.
В одной из комнат алябьевского особняка на стенах развешаны акварельные портреты, фотографии, рисунки. Среди них выделяется портрет очень красивой женщины в рост. Тонкие черты лица, гордая, спокойная осанка, строгое изящное платье… Это была фотография с портрета Александры Васильевны Алябьевой, известной красавицы, воспетой Пушкиным. Дочь богатого владимирского помещика, она славилась в Москве своей красотой, так же как Наталья Николаевна Гончарова. В одном из своих посланий, обращаясь к ценителю красоты, Пушкин писал:
В салоне Алябьевой, по мужу Киреевой, в Москве собирался цвет культурного общества древней столицы. В нем бывали Аксаков, Хомяков, видимо, бывал и Пушкин. За несколько месяцев до смерти Пушкина Алябьева приехала вместе с мужем в Петербург. Вот что пишет про это событие Александр Тургенев:
«Когда она первый раз показалась в Собрании, сказывают, поднялась такая возня, что не приведи боже; бегали за нею, толпились, кружили ее, смотрели в глаза, лазили на стулья, на окна. Пошли сравнения с Завадской, с Пушкиной, только и разговора, что о ней… Я был у нее. Она в самом деле хороша».
Найденная фотография с портрета Александры Алябьевой представляет несомненный интерес. В венгеровском издании собрания сочинений Пушкина воспроизведен портрет Алябьевой, уступающий по своей выразительности находящемуся в Собинке.
Много любопытного оказалось среди книг и журналов. Перед нами — первое издание рылеевских «Дум», с виньеткой, которую теперь так часто воспроизводят в хрестоматии. Рылеев издал свои «Думы» незадолго до восстания декабристов. После казни самое имя поэта находилось под запретом и «Думы» стали библиографической редкостью. Книга открывается знаменательными словами: «Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти — вот первый способ для привития народу сильной привязанности к Родине».
Своими «Думами» Рылеев рисовал яркие образы патриотов земли родной, прививал горячую любовь к отчизне. Некоторые стихотворения, опубликованные в «Думах», стали поистине народными. В самом деле, многие ли произведения могут соперничать по популярности среди народа с такими, как «Песня о Ермаке», как стихотворение о Иване Сусанине — «Куда ты ведешь нас?».
Экземпляр рылеевских «Дум», найденный в семейном алябьевском архиве, превосходно сохранился. Книга изящно переплетена и только по чуть пожелтевшим листам видно, что не одно поколение увлекалось вольнолюбивыми стихами поэта-революционера.
…Альбомы уездных барышень, исписанные стихами. На каждой из страниц — или жестокий романс, или клятва в любви до гробовой доски, или рисунок — сердце, пронзенное стрелой… Но в некоторых тетрадях среди сентиментальной чепухи встречаются и интересные произведения. Так, в собинском альбоме малодаровитой поэтессы Хвощинской переписана злейшая эпиграмма-пародия на стихотворение Петра Вяземского «Русский бог». Князь Вяземский, сочувствовавший в двадцатых годах декабристам, будучи другом Пушкина, в тридцатых годах значительно поправел и сделал блестящую служебную карьеру. Одно время Вяземский был даже товарищем министра народного просвещения и, в качестве такового, ведал цензурой.
