Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович (книга жизни txt) 📗
Помимо земель Хабаров лишился жилых и хозяйственных строений, соляных варниц.
Желающих добровольно стать земледельцами на отобранной у Хабарова и ставшей казённой земле не оказалось. Из якутских казаков (все их имена нам сохранила история) Головин отобрал пять человек и в приказном порядке «посадил» их на землю. Каждый из них получил по три десятины земли, по лошади, а кроме того и необходимые земледельческие орудия. Вынужденные земледельцы собрали с пашен немалый для условий Якутии урожай. По настоянию Головина, Сибирский приказ навсегда закрепил земельные наделы за этими людьми, фактически превратив казаков в государственных крестьян.
Взятый воеводой у Хабарова и съеденный хлеб так и не был оплачен. Когда Ерофей Павлович деликатно напоминал о долге, чиновные люди неизменно ему отвечали — в воеводской казне нет денег. Лишённый своего хозяйства, Ерофей Павлович понёс немалый убыток.
Покидая с тоской район Усть-Кута, Хабаров собрал своих людей и сказал им:
— Терпим потери, други мои. Столкнулись мы с несправедливостью. Чего достигли усилиями рук своих, то потеряли. И всё же бросать начатое дело я не намерен. Кому неугодно продолжать его, того не удержать. Скатертью дорога. Кто готов трудиться со мной и далее, милости прошу в мою ватагу. Продолжим труд праведный.
Не все сподвижники Хабарова решились следовать за ним. Кто-то из них решил покинуть Лену, кто-то поступил на службу к купцам, кто-то пристал к мелким ватажкам вольных промысловиков. Из прежних согласились разделить дальнейшие тяготы Ерофея Павловича немногие.
Потеряв хозяйство на Куте и верхней Лене, Хабаров хотел было отправиться в Енисейск, чтобы навербовать там новых людей, но, поразмыслив, решил, что важнее остаться в Ленском крае и самому выбирать новые пахотные земли. В Енисейск он послал своего человека, Семёна Максимова, сына Подболоцкого. Тот, выполнив поручение, вернулся с ватагой промышленных людей.
Хабаров выбрал новые земельные угодья в низовьях реки Киренги, впадающей в Лену справа несколько ниже Усть-Кута. Документы, дающие право на владение землёй и её возделывание, Ерофей Павлович оформил в воеводской канцелярии, не встретив здесь, казалось бы, противодействия. Ему удалось получить грамоту на владение землёй с подписью воеводского дьяка. Рядом с ней поставил свою подпись и Ерофей Павлович.
Весной Хабаров и его люди приступили к пахоте, завершили строительство жилищ и скотного двора. Он ощущал давление, какое пытался оказать на него воевода. Разными путями Головин старался поставить землевладельца в зависимость от воеводской администрации, низвести его хозяйство до уровня казённой барщины. Головин предлагал Хабарову ссуды, намереваясь таким путём сделать его зависимым от заимодавца. Однако Хабаров стремился сохранить за собой положение вольного землевладельца и уклонился от навязываемой воеводой системы казённой барщины, предпочитая ей хлебный оброк, принятый на севере Руси. Ерофей Павлович узрел уловку воеводы и решительно ответил ему: «Так пахать не уметь!» (то есть не умею, не берусь поступать, как это угодно воеводе). Хабаров видел преимущества владения землёй на условиях хлебного оброка, и недостатки обременительной казённой барщины.
Осенью часть ватаги Ерофея Павловича во главе с его братом Никифором отправилась на добычу пушнины. Хабаров мог предвидеть недружелюбные придирки со стороны воеводы и даже его намерение поступить с ним так, как он уже поступал, именно поэтому Ерофей Павлович не собирался бросать свой пушной промысел, где было меньше оснований для столкновений с самодуром-воеводой.
Наладив хозяйство на Киренге, Хабаров оказался состоятельным человеком. Он не только собирал хлеб и выращивал другие культуры, но и предоставлял продовольственные и денежные ссуды промысловикам и торговцам, столкнувшимся с материальными затруднениями. На второй год существования своего хозяйства на Киренге Ерофей Павлович смог одолжить казне якутского воеводы девятьсот четвертей муки.
— Надеешься, что Головин когда-нибудь рассчитается с тобой? — спрашивал не раз Никифор.
— Головин не станет с нами рассчитываться, — уверенно отвечал брат. — В этом я не сомневаюсь. У него, видишь ли, казна пуста. Это он так говорит. Но не на Петрушке свет клином сошёлся. И не все воеводы такие аспиды. Приедут другие — рассчитаются. Я на тот случай и расписку с подписью Головина берегу.
На фоне хозяйственных успехов Хабарова, выглядевшего человеком предприимчивым и деятельным, воевода Головин безуспешно пытался привлечь людей к земледельческому труду. Несмотря на все его призывы, люди на них не отзывались и не горели желанием обзаводиться пашней. Это очень раздражало Петра Петровича, не раз говорившего в узком кругу:
— Слишком возомнил о себе этот Хабаров, с воеводой не желает считаться. Собью с него спесь.
Угрозы Головина не были пустыми.
— Был бы я воеводой в Ярославле или Костроме, пришлось бы за каждый свой шаг отчитываться перед Москвой, а здесь Москва далеко, до Бога высоко, — делился с близкими чиновниками воевода, — здесь я сам себе хозяин. Пока стану какое-либо дело согласовывать с Москвой, пройдёт год, а то и два. А дело-то не терпит отлагательства и должно решаться. Вот и не жду указаний из Сибирского приказа, а поступаю «по своему высмотру».
Пётр Петрович неоднократно бросал своим чиновникам, подьячим и высоким казачьим чинам:
— Не забывайте, здесь я вам бог и царь. Понятно, мужики? Здесь я закон для вас и правда. Моя правда сияет, как солнце на небесах.
Головин самолично приказал, чтобы Хабаров вносил в казну не десятую часть урожая, а пятую. Ерофей Павлович открыто роптал, а потом не сдержался и написал челобитную: «Воевода Пётр Головин взял с моей распашной пашнишки пятую лучшую десятины». Протест Хабарова стал известен воеводе, распорядившемуся пашню его конфисковать в казну и заселить селениями земледельцев. Хабаров снова был ограблен и лишился земли и всего хозяйства. Объяснение этого поступка воеводы можно объяснить его самодурством и самоуправством, а также расхождениями во взглядах на систему хозяйствования. Хабаров вносил со своей пашни десятый сноп в качестве натурального налога. Головин же пытался заставить Хабарова согласиться с «десятинной пашней», представлявшей, по сути дела, казённую барщину. Отстаивая свою систему, Хабаров выступал как сторонник более прогрессивного направления хозяйствования.
Лишённый земельных владений, Ерофей Павлович пытался объясниться с воеводой и отстоять свою правду. Тот, хмуро насупившись, выслушал Хабарова, не скрывая своего недовольства.
— Пошто обидел земледельца? — спросил Ерофей Павлович. — Для твоих же казаков хлеб выращивал. Разве не для общего блага старался?
— Коли для общего блага старался, докажи это делами, — ответил воевода, не смягчив хмурого взгляда.
— Чем я могу это доказать, коли ты меня обобрал, ограбил, унизил?
— Помоги якутской казне своими деньжонками. Казна совсем пуста, а мне потребно выплачивать казакам жалованье.
— Я не воевода, чтоб за всё воеводство думать. Денег у меня, Пётр Петрович, для тебя нет. Ограбил ты меня.
— Будешь ещё и дерзить...
— Разве я неправду говорю? Разорил ты меня. Хочешь по миру пустить. Душегуб ты, прости Господи.
— Ах, ты ещё и дерзишь самому воеводе! А ведь я для тебя здесь бог и царь.
— Грабитель с большой дороги — вот кто ты здесь!
— Умолкни! Забываешь, с кем говоришь!
Воевода повысил голос, почти срываясь на крик.
Не стал сдерживать себя и Хабаров, наговорив Головину много резких и дерзких слов. Воевода был взбешён и крикнул своего человека из прихожей. Вбежал подьячий с услужливым поклоном и услышал слова воеводы:
— Этого Ерофея препроводи в тюрьму. Слышишь? Пусть посидит и одумается. Ишь ты, самому воеводе дерзкие речи, зело непотребные слова произносил.
Хабарову Пётр Петрович сказал, напуская на себя как можно больше суровости:
— Посидишь в тюремной избе. Научишься уму-разуму. Сие тебе полезно.
