Князь Ярослав и его сыновья - Васильев Борис Львович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗
— Распри, козни да крикливое ваше вече ничего, кроме слез да горя, Руси не принесло. Псков сдан изменниками, побережье потеряно, под самим Господином Великим Новгородом бродят шайки ливов, чуди и прочих наёмников ордена. Они не просто грабят, они путь крестоносцам прокладывают, и если мы всех сил в один кулак не соберём, быть Новгороду пусту и в католическую веру перекрещену. А Русь сейчас одной святой православной верой держится, и нет у неё иной опоры.
Он замолчал, ожидая вопросов, гневных возгласов или хотя бы сдержанного перешёптывания, но истинные владетели Новгорода, потомственные «золотые пояса», тоже продолжали выжидательно молчать.
— О моих условиях вы знаете, — с прежним напором продолжал он. — Условия приняты вашими представителями, скреплены крёстным целованием, но к ним добавились новые. Новгород выставит ещё одну дружину, на которую понадобятся кони и полное вооружение. Понадобится и денежное вознаграждение добровольцам, чтобы семьи их не бедствовали, а вдовам и сиротам — двойная доля. Долю эту определять вам, потому что за спасение платят либо кровью, либо золотом.
При упоминании о золоте среди бояр пробежал лёгкий гул, но Невский поднял руку, и сразу же наступила тишина.
— Без сильного ополчения нам от ливонцев не отбиться. Враг беспощаден, опытен, вооружён лучше нас, а ключ от Господина Великого Новгорода — Псков — отныне в его руках, есть на что опереться. И опору эту придётся брать до решающей битвы. Ополчение будет собирать Ярун, и как он скажет, так должно вам и исполнить. Все расходы — только с вас, с боярства да богатых купцов. Жителей не трогать, они мужьями да сыновьями жертвуют. Спорьте хоть до драки, но когда солнце сойдёт с небосвода, я приду за ответом.
И вышел, не дав им опомниться. Он ни словом не обмолвился о том, что отец отдал ему свою лучшую, закалённую в битвах дружину не только потому, что известие о столь могущей поддержке могло подтолкнуть прижимистых торгашей стать ещё более прижимистыми, а потому, что среди них наверняка присутствовали люди, разделявшие прогерманские настроения, а знакомить орден со своими планами было совсем ни к чему. Наоборот, необходимо было создать впечатление, что Новгород оказался столь же одинок, как и Псков, и вынужден напрягать все свои силы.
Все было верно. И новые требования, и резкость, и твёрдость, и все же Невский не был доволен собой. Его терзала мысль, что он где-то упустил главное, что не сумел доходчиво, спокойно, по-человечески объяснить, какая страшная опасность нависла над всей Новгородской землёй и что опасность эта куда пострашнее татарской, потому что татары не претендовали ни на землю, ни на веру, а католический Ливонский орден отбирал и то и другое. Александр то неподвижно сидел, уставясь в одну точку, то вдруг вскакивал, коваными шагами меряя палаты и переходы, а за ним бродил Савка, предлагая то ли попить, то ли перекусить.
— Да отвяжись ты! — рявкнул в конце концов Александр. — Лучше поди на солнце глянь.
— Садится! — радостно сообщил Савка, буквально исполнив повеление князя. — Одна горбушка осталась!..
— Поправь корзно, — сказал Невский. — Про себя десять раз отсчитай и распахивай двери настежь.
Савка в точности проделал все, и князь шагнул в Грановитую палату. На миг задержался, бросив взгляд на окно («Солнце село, значит, вовремя…»), и большими, коваными, только ему присущими шагами прошёл к пустовавшему креслу, по обе стороны которого сидели владыка Спиридон и посадник. И едва он тронулся с места, как все тотчас же встали. «Решено!..» — с облегчением подумал Невский, поняв, что ершистый Совет господ с этого мгновения передаёт ему всю полноту власти.
Это была победа. Действительным хозяином Господина Великого Новгорода был в то время отнюдь не посадник, занимавшийся городскими хозяйственными делами и мало вникавший в дела иные, не владыко, осуществлявший власть церковную и, несмотря на огромный авторитет, избегавший без особой надобности лезть в дела мирские, и уж тем паче не шумное, бестолковое новгородское вече, не имевшее самостоятельности, а лишь утверждавшее уже решённое в Грановитой палате и с удовольствием заканчивающееся каждый раз потасовками. Действительными хозяевами огромного торгового города были те, у кого в руках была сосредоточена основа существования Новгородской боярской республики: деловые связи, деньги и способы их оборота. Тридцать знатнейших боярских семейств, имеющих наследственное право заседать в Совете господ, «золотых поясов» Новгорода, решающих его судьбу. И совсем не добровольно, а лишь из боязни потерять все (и власть — прежде всего), они скрепя сердце отдали Александру Невскому свои наследственные права. Только на время, с тайным расчётом вернуть все, как только князю удастся либо разгромить захватчиков, либо — на худой конец — отбросить их от границ новгородских земель.
Князь Александр прекрасно понимал вынужденность этой уступки, но с присущей ему неуклонной твёрдостью намеревался выжать из неё все, что только возможно, чтобы укрепить имеющиеся под рукой воинские силы. И уже на следующее утро созвал своих воевод и советников.
Теперь он был по-деловому краток. Сообщив об удовлетворении всех своих требований Советом господ, сказал:
— Домаш, чтоб новгородцев успокоить, выгони для начала всех грабителей за пределы земли нашей. Действуй быстро и жёстко, но разумно: вожаков вешай, остальных отпускай. Копорье возьму сам, как только Олексич дружину приведёт. Миша, оплата обещана, вдовам и сиротам — двойная доля. В свою дружину бери не только новгородцев, ижорцев бери, ладожан, всех, кому ливонцы жизнь пересолили. А вы, дядьки мои, ополчение готовьте. Лучников, Чогдар, лучники мне нужны! Рыцарей мечом не перешибёшь, тут ещё думать и думать надо… Как там Субедей-багатур говорил?
— Если хочешь победить сильного, сам выбери место для битвы.
— Место, — вздохнул Невский. — Что ж, Псков вернём и о месте подумаем.
Вскоре Гаврила Олексич привёл Александру его дружину. Полагалось бы попировать с нею, но Невский все пиры отменил, дал сутки на отдых скорее коням, чем людям, и, ни на что более не отвлекаясь, повёл свои личные княжеские силы прямиком на Копорье. Дел было много, очень много, но что-то словно подталкивало его именно в этом направлении. Он не знал что и только потом понял. Предчувствие…
5
Он ощущал его не как нечто тревожное, а как нетерпение. Быстрота вообще была свойством его натуры, выражаясь и в любви к быстрой скачке, и в стремительной походке, и в немедленном переходе к действию, если это действие он считал достаточно продуманным. А вот размышлял неспешно, не рывками, а строго последовательно, то и дело перекатывая уже, казалось бы, продуманное назад, чтобы проверить ещё раз, чтобы убедиться не только разумом, но и чувством. И когда разум и чувство переставали в нем спорить, действовал стремительно, ни на что более уже не отвлекаясь.
Он шёл к Копорью, плотно окружив дружину дозорами («сторожами», как это тогда называлось), приказав хватать любого, кого бы дозоры эти ни встретили на своём пути. А вперёд отправил Савку с десятком отроков, лично отобрав особых любителей охоты. Тайный этот бросок удался вполне: и дозоры вовремя похватали, кого следовало и кого не следовало, и Савка со своими отроками без шума снял стражу из вожан, которые переметнулись к ливонцам, служа не за страх. Троих из стражников Савка доставил живыми, Невский допросил каждого по отдельности, обещая жизнь за правду, и выяснил, что небольшой ливонский гарнизон недавно отстроенной крепостцы и ведать не ведает о его приближении. За ночь Невский обложил Копорье со всех сторон, сосредоточив ударные отряды против трех крепостных ворот.
— Что скажешь, Олексич? — весело спросил он ближайшего друга и советника.
— Дозволь на переговоры пойти, Ярославич, — степенно сказал Гаврила. — Кровушку лить понапрасну — великий грех.
— А если рыцари повесят тебя?
— Вот тогда ты за меня и рассчитаешься.
