Мятежник - Корнуэлл Бернард (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
- Для меня - да. Так он не священник? Вы ведь это хотите сказать?
- Не священник.
Салли улыбнулась, не Бёрду, а из-за какой-то своей внутренней радости, а потом вышла в коридор и на мокрую улицу. Бёрд смотрел, как девушка забирается в седло и ощутил себя так, будто его внезапно обожгло яростное пламя.
- Кто это был? - позвала с кухни Присцилла, услышав, как хлопнула входная дверь.
- Неприятности, - Таддеус Бёрд запер дверь на щеколду.
- Двойная работа и неприятности, но не для нас, не для нас, - он отнес свечу обратно в маленькую кухоньку, где Присцилла выкладывала то, что осталось от свадебного торжества, на тарелку.
Таддеус Бёрд отвлек ее от работы, обняв своими худыми руками и прижав к себе, недоумевая, как это ему могло прийти в голову покинуть этот скромный дом и прекрасную женщину.
- Не знаю, стоит ли мне идти на войну, - тихо произнес он.
- Ты должен делать то, что хочешь, - ответила Присцилла, ощутив, как заколотилось ее сердце при мысли о том, что ее муж может и не уйти вместе с вояками. Она любила и восхищалась этим неуклюжим и умным человеком с непростым характером, но не могла представить его солдатом.
Она могла представить военным привлекательного Вашингтона Фалконера или даже лишенного воображения майора Пелэма, или почти любого из тех крепких юнцов, что обращались с винтовкой так же уверенно, как в свое время с лопатой или вилами, но не могла вообразить на поле боя своего вспыльчивого Таддеуса.
- Мне вообще не понятно, как это тебе захотелось стать военным, - сказала она, но очень мягко, чтобы он не принял ее слова за критику.
- Знаешь, почему? - спросил Таддеус, а потом сам ответил на вопрос. - Потому что я воображал, что смогу стать мастером в военном деле.
Присцилла готова была рассмеяться, но потом заметила, что ее муж серьезен.
- Правда?
- Военное дело - это просто применение силы с помощью ума, а я, среди прочих своих недостатков, умен. И также полагаю, что каждый мужчина должен найти занятие, в котором он достигнет совершенства, и не перестаю сожалеть, что я такого не нашел. Я могу писать простую прозу, это верно, и я неплохой флейтист, но это довольно распространенные таланты. Нет, мне нужно найти стезю, на которой я смогу продемонстрировать мастерство. До сих пор я был слишком осторожен.
- Лелею надежду, что ты продолжишь быть осторожным, - сухо сказала Присцилла.
- У меня нет желания делать тебя вдовой, - улыбнулся Бёрд. Он видел, что его жена несчастна, усадил ее и налил немного вина в неподходящий стакан без ножки.
- Но тебе не следует волноваться, - объяснил он ей, - потому что всё это, смею сказать, лишь бессмысленная суета. Не могу представить, что начнется серьезная драка. Будет просто много позерства и хвастовства и много шума практически из ничего, и к концу лета мы все вернемся домой и будем бахвалиться своей храбростью, а всё останется почти так же, как теперь, но, дорогая, тех, кто не присоединится к этому фарсу, ожидает унылое будущее.
- Почему это?
- Потому что если мы не присоединимся, соседи сочтут нас трусами. Мы как люди, которые участвуют в танцах, хотя терпеть их не могут и даже не особо любят музыку, но вынуждены резво отплясывать, если хотят потом поужинать.
- Ты боишься, что Вашингтон пошлет тебе нижнюю юбку? - Присцилла задала этот уместный вопрос очень смиренно.
- Я боюсь, - честно признался Бёрд, - что окажусь для тебя недостаточно хорош.
- Мне не нужна война, чтобы убедиться в том, что ты хорош.
- Но, кажется, она всё равно будет, и твой древний муженек еще поразит тебя своими способностями. Я докажу, что могу быть Галлахадом, Роландом, Джорджем Вашингтоном! Нет, зачем так скромничать? Я стану Александром!
Своей бравадой Бёрд вызвал смех новобрачной, и тогда он поцеловал ее, дал ей в руки стакан с вином и заставил глотнуть.
- Я буду твоим героем, - заявил он.
- Мне страшно, - сказала Присцилла Бёрд, и ее муж не понял, говорит ли она о том, что готовит эта ночь, или о том, чего ожидать от всего лета, поэтому он просто взял ее руку и поцеловал, обещая, что всё будет в порядке. А в темноте всё стучал дождь.
Глава шестая
Когда поезд с лязгом и свистом остановился и предохранительная решетка локомотива замерла всего в двадцати шагах от проделанного Траслоу разрыва в пути, начался дождь. Ветер, наполненный дождем, относил дым из высокой выпуклой трубы в сторону реки. Паровоз издал короткий свисток, а потом люди Траслоу выволокли двух машинистов из кабины.
Старбак уже вернулся к мосту, чтобы прокричать об этих новостях полковнику, который, стоя около реки в шестидесяти футах ниже, требовал объяснений, с какой стати появление поезда задерживает разрушение моста.
У Старбака не нашлось достойного ответа.
- Скажи Хинтону, чтобы немедленно вернулся обратно через мост! - Фалконер сложил ладони у рта, чтобы прокричать этот приказ Старбаку. Его голос звучал рассерженно. - Слышишь меня, Нат? Я хочу, чтобы все немедленно вернулись!
Старбак обогнул баррикаду и увидел машинистов, прислонившихся спинами к огромным колесам паровоза. Капитан Хинтон разговаривал с ними, но при приближении Старбака он обернулся.
- Почему бы тебе не отправиться на помощь Траслоу, Нат? Он пробивается со стороны служебного вагона.
- Полковник велел всем перейти обратно через мост, сэр. И побыстрее.
- Вот пойди и скажи это Траслоу, - предложил Хинтон. - А я подожду тебя здесь.
От пыхтящего паровоза пахло дымом, копотью и маслом. Над передним колесом у него была прикручена табличка с выгравированном на металле названием "Молниеносный".
Позади паровоза находился тендер, нагруженный дровами, а за ним - четыре пассажирских вагона, товарный и служебный.
Люди Траслоу находились в каждом вагоне, чтобы приструнить пассажиров, он сам занимался охранниками в служебном вагоне. Они заперлись внутри, и пока Старбак двигался вдоль остановившегося поезда, Траслоу выпустил в стенку вагона первые пули.
Некоторые пассажирки завизжали при звуке выстрелов.
- Если кто-нибудь доставляет тебе неприятности, воспользуйся оружием! - крикнул Хинтон Старбаку.
Старбак почти забыл про огромный револьвер Сэвиджа с двумя спусковыми крючками, который носил с того дня, как отправился за Траслоу на холмы. Теперь он вытащил свое длинное оружие.
Над ним нависали вагоны, их маленькие печки выпускали клубы дыма на холодном и влажном ветру. Некоторые осевые буксы были так горячи, что падающий на металлические ящики дождь вскипал, превращаясь в пар.
Пассажиры наблюдали за Старбаком через оконное стекло, забрызганное дождем и грязью, и под их взглядами тот каким-то странным образом ощутил себя героем.
Он был в грязи, небрит, с длинными нечесаными волосами и в неопрятной одежде, но под боязливыми и любопытными взглядами пассажиров превратился в лихого мерзавца, вроде тех налетчиков, что скакали галопом по приграничным английским пустошам в романах Вальтера Скотта.
За грязным оконным стеклом поезда находился респектабельный обычный мир, к которому не далее как шесть месяцев назад принадлежал и Старбак, а по эту сторону был дискомфорт и опасность, риск и прочая чертовщина, и со всей горделивостью юности он вышагивал перед испуганными пассажирами.
Какая-то женщина закрыла ладонью рот, будто ее шокировало его лицо, а ребенок вытер запотевшее стекло, чтобы лучше рассмотреть Старбака. Тот помахал ребенку, немедленно отпрянувшему от страха.
- Вас за это повесят! - прокричал из открытого окна крепкий мужчина с широкими бакенбардами, и благодаря этой злобной угрозе Старбак понял, что пассажиры приняли налетчиков Фалконера за обычных грабителей.
Он посчитал эту мысль на удивление лестной и громко рассмеялся.
- Вас повесят! - крикнул мужчина, а потом один из участников налета в вагоне велел ему сесть и заткнуться к чертовой матери.
Старбак добрался до служебного вагона как раз когда один из людей внутри прокричал Траслоу, чтобы тот перестал стрелять. Траслоу, вооруженный револьвером, планомерно простреливал стенку вагона, посылая пулю за пулей в каждую третью доску и таким образом загоняя его обитателей к задней стенке, но теперь, осознав, что следующая пуля наверняка попадет в одного из них, люди внутри закричали, что сдаются.
