Изумленный капитан - Раковский Леонтий Иосифович (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Андрюша решил послать на розыски денщика Афоньку.
– Сбегай в Китай-город, в Смоленское подворье. Как пройдешь Варварские ворота, сразу по правой руке будет, вот так! – объяснял Андрюша.
Расторопный Афонька побежал исполнять поручение. Но Афонька вернулся очень скоро – он по дороге встретил Возницына. Возницын был хмур и неразговорчив и старался почему-то не смотреть Андрюше в глаза.
В вечерних сумерках Андрюша приметил, что лицо у Возницына было измятое, в каких-то красных пятнах, как будто он спал в неудобной позе.
Афонька мигом заложил дашковского жеребца в коляску, и Возницын с Дашковым выехали со двора.
– Ты завтра ступай в Никольское! – буркнул Возницын Афоньке, который закрывал за ними ворота.
Всю дорогу приятели молчали. Андрюша не был болтливым человеком и легко сносил молчание соседа. Он ни разу даже не взглянул на Возницына, хотя, сидя с ним рядом, искоса видел, как Возницын выдирал из мешка с сеном сухие травинки и с ожесточением перекусывал их зубами. Андрюше было ясно, что приятелю сейчас не до разговоров. И только когда доехали до развилья и Возницын хотел было слезть, чтобы итти к себе в Никольское, Андрюша задержал его и сказал:
– Куда ты, Сашенька, пойдешь ночью? Да тебя у своего же поместья собаки оборвут! Едем к нам, переночуем, а завтра по утру – на рыбу!
Возницын не возражал – ему было безразлично, куда ни ехать. Когда они приехали в «Лужки», там уже все спали.
– Пойдем прямо на сеновал! – попросил Возницын, слезая с телеги.
– А ужинать не хочешь?
– Нет, благодарствую!
– А может простокваши съел бы? После выпивки хорошо!
– Нет, не хочется…
Андрюша бросил вожжи подбежавшему конюху, и они пошли к остоженному двору.
VI
В «Лужках» еще с вечера стали готовиться к именинам.
Четыре дворовые девки ползали по всем горницам – мыли с песком полы, скребли ножами столы и лавки, застилали лавки новыми полавниками; на скотном дворе резали барана, телушку и поросят; Андрюша сам (никому не уступил этого удовольствия) ловил в пруду карасей; а будущая именинница, Алена, перетирала серебряную посуду, которую по большим праздникам выставляли на столы и поставцы напоказ.
А поутру, когда чуть зарозовел восток, в приспешной избе уже ярким огнем запылала широкая печь.
Ирина Леонтьевна сама глядела за всем – покрикивала на стряпух, подзатыльниками подгоняла невыспавшихся, измученных девок. Девки совсем сбились с ног, бегая то в погреб, то к птичнице за утками или петухами, то в амбар, то к пастуху за новым помелом.
Уже солнце стояло высоко, когда суета в приспешной улеглась: сварились щи да похлебки, изжарились куры, гуси, утки; в погребе – на холодку – стыли кисели; по всему двору разносился вкусный запах пирогов.
Ирина Леонтьевна пошла в уго?льную аленину горницу отдохнуть.
У именинницы сидела Настасья Филатовна Шестакова, еще вчера, загодя, пришедшая из Москвы в «Лужки» на аленины именины.
– Ну что, матушка, захлопоталась, умаялась? – запела курносая Настасья Филатовна, встречая Ирину Леонтьевну.
– И не говори, Филатовна, беда с этими холопками – бестолковые, ленивые! – сказала Ирина Леонтьевна, садясь.
– А я с именинницей нашей, красавицей, гуторю. Цветет у нас Аленушка, – льстиво улыбалась Настасья Филатовна. – Замуж отдавать пора! Полно девке чужое пиво варить, пора свое затевать.
Алена, заплетавшая косу у окна, конфузливо отвернулась.
– Пора, Филатовна, пора! – поддержала ее Ирина Леонтьевна. – И женихов-то у нее много, а суженого нет…
Настасья Филатовна молчала. Посматривала хитрыми глазками. Соображала: сейчас сказать то, что думала, или не время?
– Зачем далеко за женихами ходить, коли жених в доме, – решилась-таки сказать она.
Дашковы – обе – взглянули на нее с недоумением.
– Примечаю я, Александр Артемьич зачастил что-то в «Лужки». Я чай, неспроста это! – хитро поглядывая на Алену, сказала Настасья Филатовна.
Алена вспыхнула и выбежала из горницы. Мать поглядела ей вслед.
А Настасья Филатовна, поджимая тонкие губы, хихикала в кулак. Была довольна: эк она попала: не в бровь, а прямо в глаз!
– Да этот жених на наших глазах вырос! Покойные отцы в одном разряде служили, а Саша с Андрюшей и в Питербурхе и в походе столько годов вместе прожили! Такого жениха – дай бог, жених отменный: не прощалыга какой и хорошего роду! – сказала Ирина Леонтьевна.
Настасья Филатовна оживилась:
– Матушка Арина Левонтьевна, я ведь все вижу, все примечаю! Сколь я ни говорю с Аленушкой, она Александра Артемьича с языка не спускает: Сашенька то, Филатовна, рассказывал, да Сашенька это! Старого воробья не проведешь, вижу: ноет девичье сердце!
– У ней-то сердце к нему лежит, и я это вижу, – согласилась Ирина Леонтьевна. – Да вот как он-то – неведомо…
– Сегодня Возницын здесь будет? – наклонилась к Дашковой Настасья Филатовна.
– Обещал приехать.
– Вот я, матушка, за ним поприсмотрю. У меня глаз на это дело вострый. Я все вижу. Тебе, матушка, за гостями будет неколи – и так, поди, от всех хлопот голова кругом пошла, а я ужотко все разведаю… Положись на меня!
– Ну, в час добрый, Филатовна, погляди! – сказала Ирина Леонтьевна, вставая. – Солнце-то уж вон как поднялось, глянь, где! А тот старый мерин-поп и не думает звонить к обедне! Дунька! – закричала она в окошко. – Сбегай к попу, скажи, пусть часы начинает читать, чего этот старый дурак ждет!
Кусая ногти, Возницын без устали шагал по всем чистым горницам своего Никольского дома – из ольховой палаты в дубовую и назад.
Так, возбуждая любопытство Афоньки и другой челяди, он проходил уже целую ночь – сна не было.
Только к утру Возницын прилег на лавку и немного забылся.
И теперь, проснувшись, снова взялся вышагивать по горницам взад-вперед.
И всему виной был Митька Блудов, заехавший вчера из Москвы на часок в Никольское.
– Ну что, видел тогда капитана Мишукова? – невзначай спросил он у Возницына. – А ведь Мишуков отправился не только в Польшу, но и в Померанию, – сказал Митька Блудов. – Вот что значит иметь светлейшего дядю: года два, поди, а то и больше за рубежом пробудет!
Эти слова всполошили Возницына.
За девять дней, которые прошли с отъезда Софьи из Москвы, Возницын как-то опомнился, пришел в себя. Он примирился с поездкой Софьи за рубеж и решил терпеливо ждать ее возвращения: полгода – срок небольшой. Ведь прошли же незаметно эти восемь месяцев, как они все вернулись из Астрахани!
Но теперь, узнав от Митьки Блудова такую новость Возницын совсем упал духом.
– Все кончено! И зачем она лгала и притворялась? – с горечью думал он. – Неужели Софья не знала, куда и насколько едет Мишуков?
От бессонной ночи и неотвязчивых, одних и тех же, тягостных дум разболелась голова. Возницын перестал шагать. Он лег на лавку и смотрел в черные доски потолка.
Где-то на дворе кудахтала курица. В приспешной горнице стучали двери.
И в это время откуда-то донесся колокольный звон. Возницын прислушался и узнал – звонили в «Лужках». Последние дни он почти все проводил в «Лужках» – оставаться одному в Никольском со своими невеселыми мыслями было тяжело. А в «Лужках» его всегда радостно встречали, и он чувствовал себя у Дашковых хорошо. В рыбной ловле, на которую Возницын отправлялся вместе с Андрюшей, или за разговором с Аленкой он хоть на время забывал о всех своих неприятностях.
«Сегодня 21-ое, Константина и Елены. Аленка – именинница, – соображал он. – Надо поехать, обещал ведь! Ну и напьюсь же я!» – с какой-то радостью подумал Возницын, порывисто вставая с лавки.
– Афонька, умываться! – крикнул он.
Возницын сидел за столом между двумя дядьями именинницы – рыжебородым стольником и русым ландратом. Оба – и стольник и ландрат – пили изрядно и не забывали подливать своему молодому соседу.
