Пламя грядущего - Уильямс Джей (книга жизни .txt) 📗

За обедом Николас слонялся позади кресла короля, время от времени наполняя его кубок. Прочитав эти стишки, он захихикал, наблюдая краем глаза за графом, которого он недолюбливал. Но в тот же самый миг король, помрачнев, как грозовая туча, схватил свой кубок и выплеснул его содержимое Николасу в лицо, а вслед – когда молодой клирик отшатнулся – запустил и сам кубок, угодив ему прямо в висок, так что юноша без сознания распростерся на устланном камышом полу. Все с величайшим изумлением наблюдали за этой сценой, король же промолвил только: «Унесите этого пса в его конуру». И сердечно обратился к своему брату: «Давай, Джон, выпей за мое здоровье», – и таким образом все закончилось.

Однако про себя я подумал: такая участь постигла любимца короля из-за одного негодного стишка. Увы мне, если я когда-нибудь сочиню целую песнь, которая ему придется не по вкусу. И чем больше я раздумывал о своем положении, тем меньше оно мне нравилось. Если бы речь шла только о том, чтобы остаться подле него в Англии или во Франции, то мне нужно было бы проехать всего милю, дабы найти другого покровителя. Но если он прогонит меня прочь у стен Акры, меня ждет судьба чужестранца, оказавшегося вдали от дома. Со всех сторон его будут подстерегать неведомые опасности и разного рода неожиданности.

На следующее утро король вновь собрался идти в Пайпуэлльское аббатство, где во второй раз собирался совет. Я почтительно приблизился к нему и спросил, должен ли я пойти с ним. В ответ на это он холодно сказал, что я ему не нужен, и добавил, чтобы впредь я поостерегся писать еще какие-то стихи, кроме тех, что он приказал мне. И тогда я понял, что он думает, будто это я сочинил стихи против его брата. Я сказал: «Милорд, клянусь Пресвятой Девой и спасением души моей, что я не писал тех строф, которые вчера вечером прочитал Николас. Говоря откровенно, милорд, я нахожу оскорбительным то, что вы заподозрили меня в этом, ибо если я не смог бы придумать ничего лучшего, кроме как зарифмовать „кровном родстве“ и „не внове“, то я заслуживал бы того, чтобы мою арфу разбили о мою же голову». Он немного смягчился, услышав эти слова, обуздал свой гнев и попросил прощения, сказав, что он вовсе потерял рассудок от забот и трудов. Еще он добавил, что примерно через два дня мы отправимся в Додфорд и Уорик и у него будет больше досуга для бесед со мной, и спросил, не нуждаюсь ли я в чем-либо. Тогда я промолвил: «Только в небольшой сумме денег», – в ответ на что он рассмеялся и пошутил над моей расточительностью. Он обещал отдать приказ казначею, чтобы он отсчитал мне две марки, и с тем покинул меня. В тот момент я был готов биться головой о стену, ибо я до сих пор не получил от него ни пенни, и у меня не оставалось иного выбора, кроме как продать запасную лошадь с седлом, чтобы прокормить другого моего коня.

В тот же день я почувствовал себя совершенно больным. Меня поразила слабость и полное равнодушие ко всему происходящему. Обессилев, я даже не мог ходить и слег в постель…

– На самом деле, я отнюдь не был тяжело болен, – признался Дени.

Они с Артуром грелись у камина, слушая шум дождя, хлеставшего в окна замка и заливавшего потоками воды внутренний дворик.

– Во всяком случае, физически. Меня терзал недуг совсем иного свойства. Не знаю, как это объяснить, но у меня было ужасное ощущение дурноты где-то в глубине желудка. Оно походило на то, что я чувствовал, когда впервые в жизни стоял в зале, полном гостей, и пел одну из своих песен. Я представлял себя на месте бедняги Николаса, будто я совершил нечто, вызвавшее гнев Ричарда, и меня избили до полусмерти и выбросили за порог самому добывать себе пропитание. И в тот же миг я видел себя в каком-то мрачном месте – в неведомой чужой стране… Одним словом, я решил, что мне необходимо время, дабы хорошенько все обдумать. Ричард намерен отбыть во Францию в начале декабря. Таким образом, у меня остается более двух месяцев, чтобы принять решение.

– Стало быть, Ричард отправился в Уорикшир без вас? – спросил Артур.

– Он обращался со мной так нежно и заботливо, точно женщина, – поведал Дени. – Ходил на цыпочках и разговаривал шепотом – знаете, как обыкновенно у постели больного. Он сказал, чтобы я не спеша возвращался в Лондон, когда поправлюсь настолько, чтобы выдержать путешествие. И сам же предложил мне поехать сюда и пожить у вас, пока окончательно не восстановлю силы.

– Как вы считаете, что он сделает, если вы решите не возвращаться к нему?

– Не думаю, что он станет что-то предпринимать. Полагаю, если я не вернусь до его отъезда во Францию, он совершенно забудет обо мне.

Артур покачал головой.

– Как мне кажется, он мыслит далеко не так просто, судя по тому, что вы рассказали. Он хитроумен. Полагаю, именно таким и должен быть король.

– Я знаю только одно, – сказал Дени, сплюнув прямо в огонь. – Если существует на свете человек, способный нанести поражение Саладину, то это он. Хитрый, проницательный, сильный, неистовый – я видел его в бою, и я видел, как он управлял толпой священнослужителей и лордов, которые и сами далеко не промах. Я им восхищаюсь. И он внушает мне уважение. И меня очень сильно влечет к нему. Но я не уверен, что он мне нравится.

Артур глубоко вздохнул.

– Хотел бы я, чтобы все было просто. Я хотел бы, чтобы вы забыли о своих неприятностях и остались жить здесь. И в то же время, должен признаться, со мной происходит нечто странное. Я… Как бы получше выразиться… Чем больше вы рассказываете мне о Ричарде и его замыслах, тем сильнее я чувствую… Я хотел бы отправиться с ним в Святую Землю.

– Вы? – в изумлении вскричал Дени. – Боже мой, именно вы хотите собраться в путь, покинуть свои земли и странствовать по Востоку? Артур! Вы вполне здоровы?

Артур невесело улыбнулся.

– Знаю, насколько странным должно казаться вам мое желание. Понимаете, поездка в Лондон явилась для меня новым, необыкновенным и весьма интересным опытом. Моя мать сказала странную вещь. Когда я вернулся домой и спросил, как дела, она ответила: «А ты не волнуйся обо мне, мой мальчик, я решила не умирать, пока ты окончательно не угомонишься». Я подумал, она всего лишь испытывает ревность, или собственнические чувства, или что-то подобное по той причине, что я покинул ее. Но возможно, она разглядела в моей душе нечто такое, о чем я и сам не подозревал… до настоящего времени.

– Когда климат так плох, как здесь, я не удивляюсь вашему стремлению попутешествовать, – сказал Дени с нарочитой беспечностью.

– Вы правы, что не принимаете мои слова всерьез. Откровенно говоря, я и сам с трудом верю, что способен отправиться на край земли, – сказал Артур. – Ведь я не отношусь к числу людей непоседливых. Дома у меня есть все, о чем я могу мечтать. И мне нравится климат. Он меня вполне устраивает. – Сложив руки на коленях, он внимательно смотрел на языки пламени в камине. – Но я непрестанно думаю о красоте дальних стран, о людях, непохожих на нас, о незнакомом языке, на котором они говорят, о землях, где, возможно, никогда не слышали о быках, пшенице и плуге. Самые обыденные для нас вещи там чужды всем, а то, что иноземцы считают само собой разумеющимся, покажется удивительным мне. Так странно даже думать об этом! И еще я думаю – не смейтесь, – как замечательно быть одним из избранных, кому, возможно, предначертано судьбой вновь освободить Иерусалим. Вы сказали, что Ричард способен на это, не правда ли?

– Да, но…

– Я тоже так считаю. Каким чудом казалось вступление Готфрида Бульонского [122] в Иерусалим девяносто лет назад. Как, должно быть, возрадовались небеса. И какую гордость, наверное, испытывали тогда рыцари, носившие крест!

– Хм-м. Насколько я слышал, они были слишком увлечены грабежами, чтобы испытывать какие-то чувства. – Дени насупился и с тревогой посмотрел на Артура. – Если мне не изменяет память, вы говорили, что долг рыцаря прежде всего состоит в том, чтобы заботиться о своих землях и подданных.