Капитан Темпеста - Сальгари Эмилио (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
— Докончи его, эфенди, — сказала Гараджия, — жизнь этого человека принадлежит тебе.
Но герцогиня отступила на три шага назад, бросила на ковер шпагу и с достоинством проговорила:
— Нет, Гамид-Элеонора не привык дорезывать побежденных.
— Рана моя не опасна, эфенди, — храбрился турок, — если позволишь, я могу взять реванш.
— Нет, этого не позволяю уже я. Довольно тебе и такого урока, — вступилась молодая турчанка.
Потом, любуясь мнимым юношей, она прошептала про себя: "Хорош, храбр и великодушен! Да, этот юноша стоит более самого Дамасского Льва!.. " Ступай лечиться, — вслух прибавила она, обратившись к Метюбу, поднявшему уже свою шпагу и стоявшему в нерешительности против спокойно улыбавшейся герцогини.
— Прикажи лучше убить меня, госпожа!
— Успокойся, ты бился, как подобает доблестному витязю, и нисколько не уронил своей славы первого бойца нашего флота. А такими людьми я умею дорожить, — смягченным голосом сказала Гараджия. — Иди, мой храбрый воин, и поручи себя врачу.
Метюб понуро вышел, прижимая руки к груди, чтобы остановить кровь, начинавшую просачиваться из раны и окрашивать в пурпур зеленый шелк его камзола. Он хотел было уже откинуть роскошную парчовую занавесь с тяжелыми золотыми кистями, как вдруг повернул назад, быстрыми, неровными шагами вновь приблизился к своему противнику, следившему за ним спокойным взором, и проговорил, задыхаясь:
— Надеюсь, эфенди, ты не откажешь мне в возобновлении поединка, когда затянется моя рана.
— Тогда будет видно, — холодно отрезала герцогиня.
— Эфенди, — начала Гараджия, когда Метюб удалился, — кто научил тебя так искусно владеть шпагой?
— Я уже говорил тебе, госпожа: один христианский ренегат, находившийся в доме моего отца в качестве моего наставника, — отвечала герцогиня.
— А что ты подумал о моей прихоти заставить тебя биться с моим капитаном?
— Да ничего, кроме разве того, что у турецкой женщины может быть много разных прихотей, — проговорила герцогиня, пожав плечами.
— Да, это правда… И эта прихоть была у меня очень некрасивая: ведь она могла стоить тебе жизни… Ты меня прощаешь, эфенди?
— Ну, я свою жизнь так легко не проиграю… Я уж говорил тебе, что берусь биться сразу с двумя сильными противниками, нисколько не опасаясь за себя.
Гараджия просидела несколько минут в глубоком раздумьи, потом оживленно сказала:
— Скука у меня прошла. Теперь моя очередь доставить тебе развлечение. Выйдем на двор, там, наверное, уже ожидают мои индусские бойцы. На них тоже интересно посмотреть.
С этими словами Гараджия вывела своего гостя на роскошную веранду, под которой расстилался обширный внутренний двор, со всех сторон окруженный замковыми флигелями с галереями. В одной из нижних галерей были собраны спутники герцогини; остальные были битком набиты гарнизонными солдатами и невольниками обоего пола и разных племен.
На самом же дворе, густо усыпанном красным песком, стояли двое людей громадного роста, плотных и широкоплечих, с бритыми головами бронзового цвета кожей, всю их одежду составляли широкие белые шелковые юбки. Стоя лицом к лицу, они обменивались вызывающими взглядами. Каждый из них держал в правой руке какое-то странное, круглое, короткое и гладкое железное орудие с отверстием, в которое продевался большой палец руки, и с зубчатым острием. Это орудие по-индийски называлось «нуки-какусти» а турки называли его «кистенем», хотя оно очень мало имело общего с эти монгольским оружием.
Веранда была устлана богатейшим персидским ковром, а у самой резной мраморной балюстрады было поставлено два роскошных кресла. Усевшись в одно из них и пригласив герцогиню опуститься в другое, турчанка достала из складок своих шаровар крохотный золотой ажурный кошелек, вынула из него довольно крупную жемчужину, показала ее индусам и сказала во всеуслышанье:
— Эта жемчужина будет наградой победителю. Индусы вытянули шеи и жадными глазами пожирали маленькую драгоценность, представлявшую для них целое состояние.
— Как же будут биться эти люди? — недоумевала герцогиня, не видя у индусов обычного оружия. — Неужели просто на кулачки? Но ведь это такой варварский обычай…
— Разве ты не видишь, что они держат в руках, эфенди?
— Вижу какой-то маленький предмет… Что-то вроде буравчика…
— Этот «буравчик» называется у них нуки-какусти, — смеясь объяснила Гараджия. — Это очень опасное оружие, оно раздирает в клочья тело и нередко даже убивает.
— Но ведь это тоже чисто варварский способ боя!…
— Как ты мягкосердечен, эфенди! По-моему, это даже и не идет такому доблестному воину.
— Есть благородные способы биться, госпожа, а есть и…
— Ну, вот пустился уж и в нравоучения!…
И, не дожидаясь дальнейших возражений со стороны своего гостя, Гараджия три раза хлопнула в ладоши, подавая этим знак начать бой. По этому сигналу индусы с пронзительными криками бросились друг у другу. Гараджия вся выгнулась вперед, чтобы лучше видеть их движения. Красивое лицо ее покрылось живым румянцем возбуждения, глаза разгорелись, как у тигрицы, почуявшей свежую кровь, а ноздри трепетно раздувались.
«Чистый демон эта женщина! — думала про себя герцогиня, украдкой ее наблюдавшая. — Не дай Бог долго иметь дело с такой особой. Нужно как можно скорее отделаться от нее».
Бойцы, беспрерывно испуская дикие крики, вертелись, как вьюны, стараясь ударить друг друга оружием, отчасти напоминавшим вороний клюв.
— Так! Молодцы!… Стоите один другого!.. Вот так! Еще!.. Превосходно! — поощряла их Гараджия, упиваясь видом крови, струившейся из ран бойцов.
Но венецианка смотрела молча.
Минут через десять после начала боя один из индусов уже лежал на земле с пробитым черепом, между тем как его победитель с торжествующим воем наступал ему на грудь ногой.
— Получай награду, храбрый победитель! — крикнула Гараджия, бросив ему жемчужину. — Ты хорошо исполнил свое дело, и я довольна тобой.
Индус с мрачным видом поднял жемчужину, потом долго смотрел на убитого им товарища, к которому никогда не чувствовал никакой вражды, и, наконец, удалился медленными шагами, отмечая свой путь кровавым следом.
— Доволен ли ты этим зрелищем, эфенди? — с веселой улыбкой осведомилась турчанка у герцогини.
Но та покачала головой и сказала:
— Нет, я предпочитаю войну. Нехорошо ради одной потехи заставлять людей убивать друг друга — людей одного племени, одной веры и, быть может, даже родственников.
— Я — женщина и умираю от скуки, — наивно оправдывалась Гараджия. — И мне больше нравится война, но где же взять ее, когда теперь везде тихо и находящейся под моим начальством крепости не угрожают враги?.. Ну, посуди сам, эфенди, что же мне делать еще? — спросила она, заглядывая мнимому юноше прямо в лицо.
— Да, на этот вопрос трудно ответить, — промолвила молодая венецианка, стараясь уклониться от необходимости высказаться яснее и откровеннее.
— И я так думаю… Но пойдем, эфенди, я проведу тебя по нашим укреплениям, чтобы ты мог судить, как трудно было нам отбить их у христиан.
— Я к твоим услугам, госпожа.
— Ах, я только и слышу от тебя: «госпожа» да «госпожа»! — капризно топнув ногой, вскрикнула турчанка. — Ты ведь не простой солдат, а капитан и сын паши, поэтому имеешь полное право называть меня по имени… Слышишь, эфенди, я желаю, чтобы ты звал меня просто Гараджией?
— Как тебе угодно, — с едва заметной насмешливой улыбкой произнесла герцогиня.
— Отлично… Идем же.
То поднимаясь, то спускаясь по разным крытым переходам и лестницам, девушка-комендант привела Элеонору ко входу в одну из башен, находившуюся на углу замка, отворила тяжелую, обитую железом дверь, запиравшуюся особым, замысловатым механизмом.
— Отсюда прекрасный вид, притом нам здесь можно будет и побеседовать без всякого стеснения, — сказала она, приглашая свою спутницу подняться по узкой винтовой лестнице.