Последние Каролинги - Говоров Александр Алексеевич (версия книг txt) 📗
На соседней лестнице Роберт сумел выбраться на самую верхушку и стоял там меж зубцов, отгоняя мечом каталаунцев. Там же виднелся Протей, и Азарика, забыв всякий страх, закричала: «Аой!» — и полезла к ним.
Однако, когда она достигла зубцов, Роберта не было видно, а на его месте Тьерри, кривя под наносником злобную улыбку, бросался на Протея, и тому приходилось не сладко.
Кругом шла ожесточенная сеча, в бойницы лилась смола, каталаунцы хлыстами подбадривали крестьян и крестьянок, таскавших от костров на стены ведра. А на площадке Тьерри и Протей, громко выдыхая воздух, рубились, спотыкаясь о трупы.
Против слепящего солнца Азарике трудно было рассмотреть, как они дерутся. Слышался непрерывный звон металла да вскрики бойцов. Вдруг Протей закричал, будто ягненок, и к ногам Азарики упала его рука в кольчужном рукаве, еще шевелившая пальцами. «Левая!» — подумала неизвестно зачем Азарика. Тьерри захохотал и пнул Протея, тот, побалансировав, свалился вниз.
— Теперь твоя очередь, юнец! — заорал Тьерри, набрасываясь на Азарику.
«Ах ты, Красавчик, соблазнитель дворцовых служанок!» — усмехнулась Азарика. Странно, но был он ей страшен не более, чем их учебный Язычник. Она наносила и отражала удары по всем правилам, и надо сказать, Тьерри приходилось туго.
— Хорошая школа! — прохрипел Тьерри, еле уклонившись от одного из ее выпадов. — Силенки только маловато.
И вдруг Азарика поняла причину неудачи Протея. Тьерри занял лучшую позицию, а его противник стоял против солнца и плохо улавливал намерения врага. Крикнув: «Радуйтесь!» — она ловко вспрыгнула на край зубца. Тьерри спешно заслонил голову, а она, воспользовавшись этим, зашла ему с тыла. Красавчик изрыгал проклятия.
— Силенки маловато? — передразнила Азарика. — А помнишь, как в лаонском дворце ты дал мне куропатку за то, что я нагадала тебе лен? Беру свое предсказание обратно.
— Что? — переспросил Тьерри, отражая удар.
И вдруг до него дошел смысл сказанного. Он даже открыл рот и замедлил удары. Тогда Азарика перехватила свой меч в обе руки и ударила по лезвию Тьерри возле самого эфеса — испытанный прием. Меч Тьерри, описав дугу, упал далеко за рвом.
— На колени! — крикнула она Красавчику, замахиваясь. О, ради этого стоило перенести и клетку, и Язычника, и муштру.
— На колени, канцлерская собака! — крикнул и Роберт, который только что появился из внутренних помещений башни, где он гасил костры с кипятком. Он дал подзатыльник ошеломленному Тьерри. — Вот это Озрик — какого волка обратал!
На верхушке стены уже скопилось много пленных, и Роберт велел Азарике отконвоировать их к Эду. Внизу у лестницы бедняга Протей раскачивался от боли, повторяя: «Кто же меня накормит, кто же меня напоит, о господи, кто же теперь даст мне пристанище?» Вокруг хлопотали пекари.
Над башней Тьерри уже поднимался шлейф пожарищ. Бой шел внутри замка, на всех его переходах и лестницах. Эд приказал пустить в ход таран, и бронзовый лоб бил в ворота, пока они не рухнули, давя всех, кто не успел отбежать.
По их поваленным створам торопились выбраться наружу местные жители, согнанные Тьерри, потому что знали — теперь насилие пойдет без разбора. Впереди бежала девушка в белом, выпачканном сажей платье, с распущенной косой.
Конь под Эдом норовил взвиться на дыбы — его возбуждал запах крови, дым пожарища. Эд смирял его властной рукой, сосредоточенно отдавал приказания, следил за ходом боя. Подскакал вестовой, весь израненный, с безумными глазами.
— Роберт только что убит… Там, внутри!
Конь Эда поднялся, чуть не топча окружающих. Азарика помертвела: «Роберт убит!» Недаром же он бросался в самое пекло! Эд на коне плакал, пораженный отчаянием. Внезапно наклонившись, он пересек хлыстом голову девушки в белом. Алая борозда вспухла на ее изумленном детском лице, а Эд занес хлыст с новой яростью.
— Остановись! — дико закричала Азарика, бросаясь и повисая на руке Эда. — Она же как Аола, остановись!
Она упорно и спокойно смотрела в распаленные гневом зрачки сюзерена. Чувствовала, как под ее мягкой ладонью слабеет его поднятая с хлыстом рука. С удивлением понимала, что его необузданная дикость смиряется перед ее разумной волей.
— Смотрите, граф, смотрите! — Окружающие указывали в сторону ворот.
Оттуда вышел залитый вражеской кровью, но улыбающийся Роберт — без шлема, длинные пряди золотились на солнце. Перед ним с веревочной петлей на шее ковылял граф Каталаунский, весь еще в бинтах после лаонского поединка.
— Кривой Локоть! — воскликнули все, увидев его.
А он, будучи подведен к Эду, покосился на его хлыст.
— Со мною осторожней, я ранен! К тому же не забудь, я Вельф, за меня будет мстить весь мой род.
Азарика отошла в сторону, чтобы не слышать причитаний женщин над обезображенной девушкой. Обходила мертвых, боясь найти своих, и на краю опушки вдруг увидела Иова-на-гноище!
Худенький, тонкобровый музыкант лежал, подогнув колени, будто выбрал себе удобную позу для сна. Азарика, обессилев, опустилась рядом и, уже не в силах сдерживаться, заплакала, забилась, положив голову ему на грудь, как будто это был ее самый дорогой человек.
А рог Датчанка уже созывал победителей. Эд спрашивал палатинов:
— Что за народ толпится вокруг взятой башни? Чем они заняты?
— Это местные жители, — доложил Райнер, — они хотят разрушить незаконно воздвигнутую башню.
— Разогнать! Башню взял я, она мне здесь еще пригодится.
Увидев грустно бредущую Азарику с дудкой Иова в руках, он протянул ей с коня руку и улыбнулся. Азарике опять подумалось, что его открытая и добрая улыбка принадлежит совсем иному человеку, нежели тому, который командует, воюет, страдает сам и заставляет страдать других.
— Ты сегодня бог сражения, Озрик! — сказал Эд. — Пленный Тьерри принадлежит тебе, можешь с него брать выкуп.
— Много с него возьмешь! — засмеялся Роберт.
— Ну, мы тогда отблагодарим по-другому. Аббат! Где аббат?
Кочерыжка прибежал, запыхавшись, ото рва, где он под предлогом соборования обшаривал умирающих. В последнее время он вспомнил о своем духовном сане, завел четки и требник, усиленно стараясь играть роль графского капеллана.
— Читай молитвы.
Аббат молчал, настороженно глядя, куда указывал ему граф. Тот извлек свой Санктиль и вместо ленты обвил его алой перевязью. Заставил Азарику преклонить колено и положил его острие ей на плечо.
— Ну? — повернул Эд к аббату гневное лицо.
«Боится молитвы читать над оборотнем, — догадалась Азарика, глядя в побелевшие от страха глаза аббата. — Значит, еще не совсем перед богом совесть потерял». Но она слишком была к нему добра. Аббат справился с волнением и заторопился, читая «Отче наш».
Эд поднял свой огромный блистающий меч и объявил во всеуслышание, что Озрик, храбрый сын Одвина, посвящается в благородные всадники отныне и навсегда.
— Радуйтесь! — кричало восторженное войско.
Они поехали рядами по просеке, на шлемы их падали желтые листья, будто ликующий лес осыпал их червонным золотом. За ними бежали люди, а какая-то поселянка в низко надвинутом платке прихрамывала, держась за стремена Роберта и Азарики.
— Благороднейшие сеньоры, не побрезгуйте выслушать нищую Агату… Когда-то вы знали меня Эрменгардой, в монастыре святой Колумбы.
Она откинула платок, и странно было видеть совершенно седую прядь при еще молодом, с ямочками на щеках лице. Агата, словно в бреду, то обращалась к народу, хваля доброту и благородство сеньора Роберта и сеньора Озрика, которых она знает лично, то заклинала сеньоров просить их Барсучий Горб в бенефиций у добрейшего графа Эда, чтобы их господином вновь не стал кто-нибудь вроде Тьерри…
— Скоро эта сумасшедшая замолчит? — спросил Эд, не оборачиваясь. — Озрик, заткни ей рот.
А Азарика все оборачивалась назад, к башне. Там выносили из пыточных камер тех, у кого были обожжены ноги. Там чудился ей мученический взор Винифрида, провожающий войско, гнедого коня и ее, удачливого оборотня.
