Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы (Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы) - Павлищева Наталья Павловна
— Ах, какой…
— Но в нем определенно что-то есть!
Ожидание чего-то необыкновенного, предстоящего счастья, ореол воина-героя, наконец, просто необычный вид из-за повязки придавали Потемкину какой-то особый шарм и делали его фигурой, весьма заманчивой для разглядывания.
И вдруг он даже вздрогнул. В армейской палатке больших зеркал просто не было, да и не любил их Григорий Александрович с тех пор как остался с одним глазом. Когда одевался для бала, норовил рассмотреть, хорошо ли сидит мундир, все пуговицы на месте… А тут вдруг увидел себя со стороны в полный рост. Увидел и обомлел!
Пять лет в армии, пять лет верхом и в боях сильно изменили его фигуру. Был просто рослый красавец, правда, одноглазый, а стал… Стал упитанный детина, грузный, как многие генералы, тяжелый и… заметно постаревший.
Но это было еще не потрясение. Настоящее потрясение он испытал, когда в зал вошла императрица со своим фаворитом. Сначала Потемкин видел только ЕЕ, напрочь не заметив того, что Екатерина за эти годы погрузнела куда сильнее, постарела и выглядела просто матушкой. Оставалось только окружить себя внуками… Фаворит рядом выглядел особенно молодым.
Потемкин замер, медленно сознавая разницу между собой и этим красивым мальчиком. Возможно, у Васильчикова не было ума, но у него было все остальное — стройность, красота и молодость. И этого всего никогда не вернуть Потемкину.
Григорию стоило большого труда не сбежать тотчас — это было бы нелепо. Екатерина заметила Потемкина, чуть удивленно приподняла брови, чуть улыбнулась. Во взгляде не было небрежения или неприятия его вида, но уже все понял сам. Он не замечал, что многие женщины готовы упасть в его объятья, невзирая на грузность или отсутствие одного глаза. Бедолага сравнивал себя с Васильчиковым и понимал, что тот слишком хорош, чтобы можно было на что-то надеяться.
Как добрался домой, не помнил. Потребовал принести большое в полный рост зеркало, когда его притащили, отерли пыль, добавили свечей, долго стоял, разглядывая свое отражение… А потом плюнул в сердцах, как за год до того Орлов.
— Уберите и чтоб больше не приносили!
— Дак нам-то что… — ворчали, утаскивая зеркало обратно в дальнюю комнату, слуги.
Прикажут посреди ночи притащить, не только зеркало, но и чего побольше притащишь. Подневольные…
Циклоп и есть циклоп!
И снова, как тогда, когда лишился глаза, напала страшная тоска от безысходности. Он мог быть сколь угодно умен, образован, удачлив, смел, мог иметь тысячу достоинств, но ему никогда уже не быть таким, как этот смазливый мальчик.
Представив, что как раз в то время этот красавчик ласкает ЕЕ, вообще застонал от душевной боли.
Уехать, немедленно вернуться в армию Румянцева и больше вовсе не писать самому и не отвечать ни на какие письма! Что за блажь напала — принял простой привет чуть не за объяснение в любви! Эка невидаль, государыня всякий день думает о калечном генерале? Она, может, просто ради красного словца это прибавила или хуже того — из жалости, а он поверил! При мысли о жалости стало и вовсе невыносимо. Как же раньше об этом не подумал?! Да жалеет его государыня, просто жалеет! Жалеет, а не желает, разница так велика, что между ними пропасть.
Маялся до утра, почти решил уже бежать, но вспомнил, что должен передать императрице бумаги от Румянцева, решил остаться на аудиенцию, хоть еще разочек взглянуть. Один раз. Последний. Чтобы запомнить получше, да, да, чтобы запомнить.
Так и решил.
Откуда Потемкину было знать, что так же ворочалась почти до утра Екатерина? Что она не заметила его грузности, его обветренной кожи, его неловкости из-за долгого отсутствия при дворе, увидела только горящий глаз и почуяла настоящую мужскую силу. Такая была у Орлова, но Орлов груб и даже жесток, а Потемкин одним взглядом сказал, что любит. И еще она почему-то точно знала, что не обидит.
Сильный, умный человек, за которым можно спрятаться, как за каменной стеной. Как ей сейчас был нужен такой, когда снова беды со всех сторон и довериться никому нельзя. Циклоп… прозвище из-за глаза, а все вокруг чувствуют в этом прозвище другое — циклопическую силу, причем силу во всем, что физическую, что мужскую, что силу ума.
Екатерина заметила и то, как на Потемкина заглядывались дамы. Сердце ревниво екнуло: ишь ты, заглядываются! Хотелось крикнуть: он мой и только мой!
Почти со смехом осадила сама себя: с чего твой-то, может, у него любушка есть? Конечно, есть! Молоденькая, красивая, стройная, не то что она — постаревшая и грузная. Небось и сейчас обнимает какую-нибудь кралю.
Двое любивших друг друга людей мучились остаток ночи, считая себя недостойными друг друга. И не было рядом с Екатериной ее красивого молодого любовника Саши Васильчикова, а Потемкин не сжимал в объятьях молодое тело красотки. Они были нужны друг другу, только пока не решались об этом сказать.
Следующий день покоя не принес обоим, на аудиенции Потемкин еще раз убедился, что Васильчиков неприлично хорош собой, а Екатерина узрела, что даже Брюсиха млеет от Циклопа. Она нашла повод оставить его на время при дворе, он сделал вид, что подчиняется, хотя внутри все млело и ныло одновременно.
Что за мучение видеть обожаемую женщину каждый день и не иметь возможности даже сказать ей об этом!
Что за напасть отдать свое сердце тому, кто одноглаз и слишком самостоятелен!
Десяток женщин млели при одной мысли о сильных руках Циклопа, десятки мужчин были готовы не замечать грузности и возраста Екатерины, а они думали друг о друге.
Первым не выдержал Потемкин. Во-первых, он принялся… грызть ногти! Эта дурная привычка имелась с юности, но обострялась, когда Григорий волновался. Обкусывал до крови, пальцы болели, не раз перевязывать приходилось. Чем только не мазали, чтоб отучить, не помогало: стоило занервничать, привычка брала свое.
Потемкин начинал уродовать свои руки, как только видел Васильчикова. Бедный Александр вообразил, что Циклоп зол на него и может просто убить! Великая княгиня Наталья Алексеевна презрительно морщила носик:
— Фи! Как можно?!
Ее супруг цесаревич пытался сгладить неприятное впечатление:
— Видно в армии дурную привычку приобрел. Не бойся, он скоро уедет, такие при дворе не задерживаются.
Не всем досаждала эта привычка, хотя посмеивались все. Почувствовав в Потемкине огромную силу не только и не столько физическую, сколько внутреннюю и силу ума, к нему сразу же потянулись. За пять лет при дворе появилось много новых лиц, многие не знали Григория раньше, теперь же он легко оказался в центре внимания не только из-за повязки на глазу. Остроумие, образованность, начитанность, умение поддержать любую беседу, к тому же немалый боевой опыт и легенды о его похождениях во время войны с турками — все это расцвечивало ореол героя самыми радужными красками.
Григорий Потемкин становился необычайно популярен. Екатерина начала ревновать.
Сам Григорий уже не собирался уезжать, пока государыня не распорядится, а та явно не торопилась. В душе Циклопа снова зажегся огонек надежды…
Но однажды увидел, что красавец Васильчиков уходит в спальню вместе с Екатериной, и сник. Вот и все, Григорий Александрович, ты можешь быть сколь угодно забавен и популярен, можешь пользоваться успехом у женщин, но одна-единственная, что нужна тебе самому, тебе же и не принадлежит! И неважно, что она улыбается, находит забавным, прекрасным собеседником, умным человеком. Только что — забавным!
На следующий день Потемкин исчез. При дворе не появлялся, и еще через день тоже… Лошади стояли дома. Слуги твердили, что не знают, где хозяин…
Екатерина позвала к себе Прасковью Брюс:
— Я знаю, где он. Отвезешь письмо.
Нет, не суждено было Александро-Невской лавре стать пристанищем инока Григория… И двух дней на сей раз не пробыл, даже борода не отросла, приехала Брюсиха, потребовала встречи.
