Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович (книга жизни txt) 📗
Одних из трёх, видимо, старший и по возрасту и по своему положению, произнёс не без высокомерия:
— Я Гайгудар, а это мои братья — Олгемзе и Логофий.
— Мир тебе и твоим братьям, Гайгудар, — вежливо ответил Константин по-тунгусски. Даурских слов он знал немного, их едва бы хватило только на приветствие, вести разговор на даурском он не смог бы, поэтому и заговорил по-тунгусски, надеясь, что этот язык знаком князьку. Расчёт оказался верен: оказалось, что тот сносно владел языком тунгусов. Одна из жён или наложниц была из тунгусского племени.
— Так что тебе от нас нужно? — ответил Гайгудар по-тунгусски.
— Я принёс тебе доброе слово от моего начальника отряда Ерофея Павловича Хабарова. Он предлагает тебе жить с русскими в мире и дружбе.
— А что мне дают твои мир или дружба? — с недоверием произнёс князёк.
— Многое дают. Покровительство и защиту русских. Мы защитим вас от любого врага, не дадим в обиду.
— Ведь за это, за покровительство и защиту придётся платить. Так ведь?
— Речь идёт не о плате. А об уважении к белому царю. У нас такое уважение означает ясак.
— Что такое ясак? Никогда не слыхивал.
— Ясак — это подарок нашему царю, твоему верховному покровителю. И таким подарком от тебя может быть пушнина.
Вероятно, примерно таким могло быть содержание разговора между толмачом Ивановым и даурским князьком. Оба собеседника вряд ли свободно владели языком переговоров, чтобы беседа протекала легко, без всякой запинки. Разговор наверняка шёл трудно, медленно. В конце концов Иванову стало понятно, что даурские князьки решительно отвергли мирные предложения Хабарова и отказались вести деловую беседу с русским посланцем. Гайгудар вызвал своего человека и приказал выпроводить посетителя за пределы крепостцы.
Иванов вышел из укрепления, опасаясь, что сейчас прожужжит стрела и вонзится ему в спину, но стражники пропустили его, не сделав никаких попыток взяться за луки. Лишь когда Константин подходил к расположению своего отряда, ему вслед пролетела шальная стрела, но, к счастью, она не достигла цели.
Ерофей Павлович выслушал Иванова, сообщившего о неутешительных результатах своего похода к Гайгудару и его братьям.
— Начинаем осаду, — спокойно произнёс Хабаров, выслушав Константина. — Бог свидетель, мы сделали всё что могли, чтобы избежать кровопролития.
Он отдал команду пушкарям открыть стрельбу ядрами по башням городка. Казаки и промысловики, прикрываясь щитами, подбирались к стенам крепостцы и вели огонь из мушкетов и пищалей.
Пушечными ядрами удалось повредить одну из башен. Люди, облачённые в куяки — пластины, которыми были покрыты эти доспехи, предохраняли от вражеских стрел, — устремились в пролом в башне. Нижним городком удалось овладеть сравнительно легко. Более трудным оказался штурм второго городка, продолжавшийся до середины следующего дня. И вот наконец завязался ожесточённый рукопашный бой за третий городок. Но и он успешно завершился победой русских. Правда, победа эта стоила отряду Хабарова немалых потерь: несколько десятков русских получили ранения. Трофеи отряда оказались богатыми. В руки победителей попали большие продовольственные запасы, кони и скот.
За ходом сражения пристально наблюдали издали маньчжуры, «богдоевы люди». Они послали к Хабарову своего человека. Был он облачен в необычное отделанное соболем платье, отличавшееся от одежды дауров и других приамурских народов. Человек этот обратился к русским на своём маньчжурском языке, но его в отряде Хабарова никто не знал, поэтому беседа с гостем была долгой, утомительной. Маньчжур знал отдельные даурские слова. На помощь пришли две женщины даурки, усвоившие в маньчжурском плену немного чужих слов. Поскольку речь «бодайского» пришельца из-за незнания маньчжурского языка не могла быть ими переведена даже приблизительно, обе стороны часто прибегали к красноречивому языку жестов. Не был гость в состоянии понять и русскую речь. Хабаров пришёл к выводу, что большая часть разговора осталась «не растолмаченной». Маньчжур часто упоминал имя какого-то Шамшакана, который призывал маньчжурских торговцев не драться с русскими, а Хабаров и его окружение ошибочно восприняли это как готовность маньчжурского хана или царя Шамшакана жить с русскими в мире и решили, что есть возможность склонить его к русскому подданству. Попытался Ерофей Павлович поговорить с гостем о намерениях русских завязать с южными соседями дружеские отношения, но языка жестов для такой серьёзной темы не хватило. Напоследок маньчжур был щедро одарён подарками и перед тем, как возвратиться в Богдоеву землю, он весьма темпераментно выражал свой восторг.
В Гайгударском городке отряд Хабарова задержался на месяц с лишним. Отсюда Ерофей Павлович рассылал к князькам попавших в плен дауров, чтобы через них передать предложение принять русское подданство.
В конце августа, забрав на кочи трофейных коней, Хабаров отправился вниз по Амуру к городку князька Банбулая. Городок, как оказалось, был брошен обитателями. Рядом с ним на полях уже начинал осыпаться несжатый хлеб. Люди из отряда Хабарова собирали в пригоршню осыпавшиеся зёрна, о чём-то долго совещались, а потом гурьбой пришли к Ерофею Павловичу.
— Наши запасы хлеба подходят к концу. Так ведь? — спросил один из казаков.
— Верно, — подтвердил Хабаров.
— Дозволь сжать хлебушко и пополнить запасы, — сказал казак.
— У этого хлеба есть владельцы.
— Где они, владельцы-то? Пока вернутся, всё зерно осыплется, и жать будет нечего.
— Уговорили. Вот только чем вы станете жать? Зубами?
— Шутишь, Ерофей. У тебя же есть серпы, косы.
— Тогда раскошеливайся, братва. Покупай серпы, будешь жать.
Казаки и промышленники, желавшие пополнить запас хлеба, вынуждены были покупать у Хабарова серпы и косы по высокой цене. За серп приходилось платить по рублю, за косу — по два. Люди роптали, но платили втридорога, чтобы запастись хлебом. Зерно мололи по очереди, на малой ручной мельнице, которой запаслись заранее.
Хабаров прилагал усилия, чтобы отыскать людей Гайгудара, склонить их к уплате ясака. На эти попытки ушла целая неделя. От дауров Хабаров узнал, что против устья Зеи расположен улус князька Кекурея, а ниже по Амуру стоял город, в котором обитали князьки Туранча, Толга и Омутей. Это был последний укреплённый пункт на востоке Даурской земли.
Почти недельные поиски людей Банбулая ни к чему не привели. Дауры рассыпались по окрестностям и при приближении русских уходили всё дальше и дальше в сопки, на край тайги. Во время этих утомительных поисков удалось задержать двух старых туземцев, отставших от других беглецов. На вопрос толмача, где же скрываются люди Банбулая, задержанные лишь разводили руками и указывали в разные стороны. Хабаров приказал отпустить обоих дауров.
— Отыщите своих людей, — сказал он им, — и сообщите им — пусть не чуждаются нас, русских. Мы пришли сюда не как враги, а как друзья. Желаем жить с даурским народом в мире.
Толмач приложил все усилия, чтоб хотя бы приблизительно передать смысл сказанного.
Видя, что поиски Банбулая и его людей оказались безрезультатными, Хабаров собрал на своём дощанике совет — всех казаков, отмеченных чинами, и состоятельных промысловиков.
— Как будем поступать дальше, други мои? — вопрошал он. — Дальнейшие поиски даурских людей считаю бессмысленными. Надвигается осень. Что скажете?
Большинство участников совета согласились, что поиски Банбулая и его людей лучше прекратить и плыть далее вниз по Амуру. Там можно объясачивать другие народы и племена, не столь пугливые и недоверчивые.
— Плывём вниз по великому Амуру, — согласился Хабаров. — Впереди нас ждёт река Зея.
— Слышали о Зее? Этой рекой вышел к Амуру Поярков, — вспомнил есаул Василий Поляков. — Не шибко заметный след на Амуре оставил Васька.
— Почему ты так думаешь? Ты несправедлив к своему тёзке, — возразил ему Ерофей Павлович.
