Хабаров. Амурский землепроходец - Демин Лев Михайлович (книга жизни txt) 📗
— Пошто несправедлив? Говорил я с его людьми, много жалоб от них выслушал. Зело много. Путь на Амур через Алдан и Зею поярковцы считают неудачным. Путь сей долог, утомителен, с трудным перевалом.
— Всё верно, Василий, — ответил ему Хабаров. — Поярков мне об этом рассказывал. Но ведь он сюда до нас смог дойти, первым на Амур шёл, можно сказать, пробирался сюда в потёмках. А уж мы, считаясь с его опытом, отыскали более удобный и короткий путь к великой реке. Разве не так?
— Так-то оно так. Только плохо говорят о Василии его люди. Лютый человек, жестокий. Чуть что не по нему — кулаком в зубы. Я сам видел его людишек с выбитыми зубами.
— А вот это ни к чему. Можно убеждать людей словом, а не зуботычинами. Разве я на кого-нибудь поднял руку?
Ещё долго Хабаров обсуждал со своими спутниками результаты похода Пояркова. Славословили его как первооткрывателя Амура, первопроходца. А вот в вину ему ставили не лютый характер, не жестокость, нет — мало ли подобных людей можно отыскать среди предводителей казачьих отрядов, — видели вину Пояркова в том, что не закрепился на Амуре, не построил острожка, не оставил в нём отряда. Да и терпения не проявил, оттолкнул от себя крутым нравом и местное население. Поэтому как только Поярков покинул Амур, прекратилось отсюда и поступление ясака. Хабарову пришлось всё начинать сызнова.
Двое суток караван дощаников и стругов плыл до устья Зеи. Река казалась в своих низовьях почти такой же широкой и многоводной, как и Амур. По берегам её росли огромные толстоствольные тополя и зеленели заросли каких-то кустарников.
— Здесь Поярков начинал своё плавание по Амуру, — произнёс Хабаров. — Непрост был человек, сложного характера. Господь ему судья. Не будем сейчас вспоминать об этом. А вспомним, что это был смелый, дерзкий человек, и он первым открыл эту великую реку.
Расчувствовавшись, Хабаров вспомнил, что по дошедшим до него слухам, Поярков покинул Восточную Сибирь и вернулся в Москву, высказал по этому поводу сожаление.
— Значит, этот замечательный край не привлекал Василия Даниловича настолько, чтобы стать делом всей его жизни, — сказал Ерофей Павлович со вздохом, — не прирос он всей душой к Амуру, Амурскому краю, востоку Сибири. А жаль.
Поблизости от зейского устья находился улус — около двух десятков юрт. Люди отряда Хабарова осмотрели его, убедились, что все юрты были оставлены обитателями.
Ерофей Павлович принял решение идти на вёслах вверх по Зее до первого крупного поселения. В низовьях река казалась широкой и спокойной. Её берега были окаймлены деревьями и кустарниками. Приближающаяся осень ещё не успела тронуть их листву желтизной.
Вскоре на берегу показался даурский городок. Ерофей Павлович разглядел, что он окружён рвами, выслал небольшой отряд, чтобы разведать, сильно ли укреплён городок и какие силы, его обороняют.
Отряд, скрываясь в кустарнике, подполз к самым стенам городка. Никаких признаков того, что он оборонялся крупными силами, заметить не удалось. Выяснилось, что стена была двойная, и кроме того городок окружали три рва глубиной примерно в три сажени и шириной сажени в четыре. Внутри крепостцы оказалась лишь малочисленная группа людей, совершенно не готовых к защите, основное же население находилось где-то в отлучке. Поэтому люди Хабарова, не встречая сопротивления, без труда овладели городком и подали сигналы на дощаники, где оставалась часть отряда Хабарова.
От захваченных в плен дауров узнали, что князьки со своими людьми в это время пировали в соседнем улусе. Он находился в непосредственной близости от городка, поэтому, когда там заметили вооружённых казаков, поднявшихся на стены крепостцы, в улусе возник переполох. Особенным страхом были охвачены князьки Толга и его родичи. Они стали спешно седлать коней и пустились наутёк к ближайшей опушке леса. Убегали и другие.
Люди Хабарова попытались перехватить дауров, окружили Толгу и его братьев с жёнами и детьми. К тому времени с судов высадились основные силы русского отряда. Оседлав коней, всадники устремились к разбегавшимся в панике даурам и отрезали им путь к отступлению. Никто из дауров не решился оказать русским сопротивления. Исключение составили только два князька, Толга и Турангчи. Оба они укрепились в юрте и стреляли из лука в каждого, кто осмеливался к ним приблизиться. Сдаваться они наотрез отказались.
Тогда Хабаров вновь прибег к услугам толмача Константина Иванова. Человек способный, легко схватывающий чужую речь, он мало-помалу, хотя и не без усилий, старался овладеть языком дауров. Видя усердие Иванова, Хабаров дал ему в помощь привлечённого в отряд тунгуса, неплохо владеющего даурским языком.
— Скажи им, пусть дауры прекратят сопротивление, — давал наставление толмачу Ерофей Павлович. — Растолкуй им, что кровопролитие — зло, и оно не поможет. Им нас не одолеть, ведь мы располагаем огненным боем. Пусть принимают русское подданство и платят ясак. Шагай, Костенька, и с Богом!
Хабаров поощрительно хлопнул Иванова по спине ладонью.
Князьки, переговорив с толмачом, долго совещались между собой, видимо, никак не отваживаясь принять решение. Наконец, они вышли из юрты, демонстративно бросив на землю луки, склонили головы перед русскими. Толга что-то сказал.
— Что он говорит? — спросил Хабаров толмача.
— Он говорит: «Ясак дадим, будем жить в мире с русским».
— Вот и хорошо, — довольно ухмыльнулся Хабаров, — скажи ему, мы удовлетворены таким ответом. Теперь пусть пошлёт к тем людям, которые разбежались, своего человека и передаст, чтобы возвращались и сдавались на нашу милость.
Оказалось, что один из князьков, Омутей, успел увести в сопки группу конных и пеших дауров.
Толга послушно следовал указаниям Хабарова и послал своего приближённого к Омутею, приказав вернуться в городок. Омутей не заставил себя долго ждать. Он вернулся, а с ним ещё около трёх сотен конных и пеших беглецов.
Ерофей Павлович приказал разоружить всех пленников и собрать в городке. Люди его отряда оставались во всеоружии. Дауры должны были принести присягу на верность российскому царю и дать обязательство выплачивать ясак. Толмачи разъяснили смысл присяги и пересказывали её примерные слова. Первыми произнесли присягу Туронгча, Толга, Омутей, потом их родственники и близкие, так называемые «лучшие люди улуса», потом все остальные дауры.
У Хабарова не было полной уверенности в том, что улус будет исправно соблюдать присягу, поэтому он распорядился взять трёх князьков в аманаты, что станет залогом для неукоснительного соблюдения присяги и регулярной выплаты ясака.
— Выпустим вас на свободу, как только убедимся, что ваши люди исправно выполняют присягу, злых замыслов супротив нас не вынашивают, — объявил Ерофей Павлович аманатам.
В тот же день из улусов поступил ясак — шестьдесят соболей.
В плену у русских оказались жёны и дочери князьков. Согласно тогдашним традициям пленницы могли быть выкуплены за высокую цену, дауры должны были рассчитываться за освобождение пленниц пушниной, драгоценными металлами или другими товарами. В переводе на рубли сумма выкупа колебалась от сорока до шестидесяти рублей, а в отдельных случаях была ещё выше.
Чтобы решить, что делать с многочисленными пленными, Хабаров опять собрал верхушку отряда на совет.
— Как с ними поступим? — спросил он своих людей.
— Известно что: потребуем у басурман за них выкуп, — ответил Константин Иванов.
— Отношения с даурами вроде бы налаживаются, так надо ли обострять их? — возразил ему Хабаров.
— Что ты предлагаешь, Ерофей?
— Предлагаю проявлять доброту, уступчивость. Не будем дразнить гусей. Мы же должны всячески стремиться к дружбе с амурскими народами.
— Как ты хочешь этого достичь?
— А вот так: освободим всех пленных без всякого выкупа. Пусть живут в своих улусах и городишках без всякого опасения. Пусть узреют в нас, русских, друзей, а не врагов.
— А как поступим с аманатами? — спросил кто-то.
