Салтыков. Семи царей слуга - Мосияш Сергей Павлович (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
— У меня четыре тысячи раненых, их лечить надо. А на марше какое лечение? И потом, без особого указу моего правительства я не могу исполнить вашего требования. В операционном плане об этом ни слова, там предписывается обеим императорским армиям соединиться на Одере и, соединившись, наступать на неприятеля. Вот это я и исполняю. Я привел на Одер армию, а вы лишь свиту. Так что дело за вами, генерал.
— Но тогда скажите мне, где я должен получить провиант и фураж?
— Дорогой мой союзничек, у меня самого провианту недостаточно. Я ничем не могу помочь вам, приятель, ничем.
— Тогда оставьте мне в добычу Франкфурт, я возьму с него контрибуцию, и это несколько облегчит мне содержание корпуса.
— Ну если вы возьмете город первым, — раздумчиво молвил Салтыков, — тогда другое дело.
Он уже знал: Франкфурт только что занят генералом Вильбуа, но отчего-то не захотел огорчать союзника этой новостью. Но тот обрадовался мысли русского генерала:
— Все. Договорились. Кто первым берет Франкфурт, того и контрибуция.
— Договорились, — усмехнулся Салтыков.
— Смотрите, генерал, держите слово.
— Держу, уже держу, — едва сдерживая смех, отвечал Петр Семенович. — Слово солдата.
По отъезде австрийца со свитой Салтыков попенял денщику:
— Что ж ты, Прошка, меня перед союзниками роняешь?
— Как так, ваше сиятельство?
— Как? Как? Сапоги мои не вычистил. Видел, какой австрийский генерал, в сапоги глядеться можно. А мои?
— Я ж с вечера почистил, Петр Семенович. А вы с утра по обозам пошли, запылили.
— Ну ежели так, то моя вина, — согласился Салтыков. — А по обозу как не пойти? Раненым индо слово дороже лекарства. А мне сказали, что в первом гренадерском у раненого под повязкой черви образовались. Ходил лекарю внушение делать.
Во Франкфурт русская армия входила по двум мостам. Истомленные жарой, лошади и быки едва волочили повозки. Пропыленные загорелые солдаты шагали по улицам, поглядывая на обывателей, толпившихся по обочинам, на балконах, глазевших через окна. С балконов и из окон свешивались белые полотенца — знак покорности и миролюбия.
Главнокомандующий Салтыков въехал в город в карете, высланной ему накануне от магистрата. В нее была запряжена шестерка белых коней с высокими султанами над головами.
Карета остановилась у широких ступеней крыльца, наверху которого стоял генерал Вильбуа и, улыбаясь, поджидал главнокомандующего, вылезавшего из кареты.
И едва Салтыков взошел на крыльцо, Вильбуа заговорил почти торжественно:
— Ваше сиятельство, при моем вступлении горожане вручили мне ключ от города в знак покорности и признания нашей власти здесь. Я передаю этот ключ вам, как своему начальнику.
— Спасибо, голубчик, — отвечал граф, забирая позолоченный ключ. — Я ныне ж отправлю его с курьером государыне. Пожалуйста, велите выставить на всех воротах наши караулы и на все дороги выслать наши дозоры, дабы уберечься от внезапных визитеров, весьма нежелательных. Мобилизуйте всех городских лекарей лечить наших солдат. И контрибуцию на город.
— Я уже взял с них, Петр Семенович. Миллион талеров.
— Ну и молодец, что управился. А то на нее уже союзнички зарятся.
— А при чем они? Мы первые вошли.
— Вот именно. Пожди, еще явятся.
Главнокомандующий не ошибся, уже на следующий день в город явился возмущенный австрийский полковник:
— Это безобразие, ваши солдаты не хотят пускать нас в город.
— Они исполняют приказ, полковник, — отвечал Салтыков. — Нас и так здесь слишком много, я и своей кавалерии и обозам велел стать за городом и даже на той стороне Одера в пойме. В такую жару это даже лучше.
— Я прислан к вам генералом Лаудоном, ваше превосходительство.
— Я догадался, полковник.
— Вы взяли контрибуцию с города?
— Совершенно верно. Как это и положено.
— А ведь, если по закону, она должна делиться поровну, ваше сиятельство.
— Что-то я не читал такого закона.
— Ну, по справедливости если.
— По справедливости у нас была договоренность с генералом Лаудоном, кто первый возьмет город, того и будет контрибуция.
— Но уже к тому времени ваш корпус подходил к городу, когда между вами происходила эта договоренность.
— Дорогой полковник, эти условия поставил сам Лаудон, не я. Я всего лишь дал согласие на это.
— Но ведь вы могли сказать, что ваши полки уже на подходе к Франкфурту?
— Полковник, вы же военный человек. Какой же генерал скажет постороннему, хотя бы и союзнику, где сейчас его полки находятся? Сие есть военная тайна. Не всякому и своему офицеру знать положено. Я же не спрашивал Лаудона, где его полки.
— Тогда позвольте хоть нашим офицерам свободно проезжать в город для разных закупок.
— Это можно.
— И, пожалуйста, для корпуса на три дня надо девяносто тысяч рационов.
— Дорогой полковник, для этого вам необходимо все требования и расчеты изложить на бумаге с подписью генерала Лаудона. И обратиться к моему провиантмейстеру. Разумеется, мы поможем.
14. Пруссаков нельзя пропускать
Узнав о поражении своего любимца Веделя, Фридрих воскликнул с досадой:
— Возможно ли вести себя так нелепо! Надо спасать дурака!
И двинулся навстречу своему разгромленному «диктатору». И при встрече с ним не отказал себе в удовольствии съязвить:
— Уж не в тороках ли у тебя, Карл, голова Салтыкова?
— У него ужасная артиллерия, ваше величество, — оправдывался Ведель. — Пушки бьют через головы своих.
— Согласен. У русского медведя артиллерия в сто раз лучше, чем у французов, но тем ценнее будет победа над ним. Будем считать твою конфузию разведкой боем. Де Катт, — обернулся Фридрих к секретарю, — сделайте сообщение для газет, что доблестный генерал Ведель отступил в полном порядке.
— Слушаюсь, ваше величество.
— А ты, Карл, веди меня к своим героям, надо ободрить их. Каковы потери?
— Убит Воберснов.
— Жаль. Хороший был кавалерист. Но что делать? Все мы рано или поздно последуем за ним. Но пока живы, будем действовать.
После смотра войск и приведения в порядок потрепанных полков Фридрих собрал свой генералитет.
— Итак, господа, сегодня под моей командой армия в сорок восемь тысяч человек. Это немалая сила. Мы имеем, не считая полковых пушек, сто четырнадцать орудий крупного калибра. Еще никогда под моей рукой не собирался такой мощный и крепкий кулак. Мы должны победить или умереть. Пока австрийский генерал Гаддик не двинулся на Берлин, мы должны разгромить Салтыкова. Если нам это удастся, а я надеюсь на победу, то австрийцы забудут и думать о Берлине. Как мы будем действовать? Салтыков ждет нас с запада, сидя во Франкфурте, мы переправимся через Одер севернее и зайдем с востока, то есть откуда он нас не ждет. Там на лугах Кунерсдорфа находятся его обозы и конница. Все это станет нашей легкой добычей, Салтыков окажется в ловушке.
Ничего не скажешь, прусский король был хорошим тактиком, но столь часто употреблял один и тот же прием — обход, и Салтыков задолго до его появления принял свои меры.
— Король любит заходить со спины. Надо устроить ему достойную встречу, — заявил он на военном совете. — В районе Кунерсдорфа на правой стороне Одера есть отличные возвышенности, тянущиеся почти от самого берега на северо-восток. Это гора Юденберг, далее за оврагом Большой Шпиц и за ним Мюльберг. За Мюльбергом по оврагу течет ручей Гюнер, который, конечно, не явится серьезным препятствием для короля, но все же будет некой помехой для атаки. На горе Мюльберг встанете вы, Александр Михайлович, — обратился Салтыков к князю Голицыну. — В вашем распоряжении будет пять полков пехоты и четыре батареи. На Большом Шпице располагаетесь вы, генералы Румянцев и Вильбуа. На горе Юденберг будете вы, Вилим Вилимович, вместе с нашим союзником Лаудоном. Эта ваша позиция ключевая и потому самая сильная, двадцать полков.
— А где прикажете быть кавалерии? — спросил Тотлебен.
