Паж цесаревны - Чарская Лидия Алексеевна (книга бесплатный формат .txt) 📗
Мягкий свет ночника по-прежнему тихо обливает комнату; Иванушка по-прежнему чуть посапывает и вкусно чмокает губами во сне, а его маленькая сестра, недавно родившаяся дочь Анны Леопольдовны, принцесса Екатерина, от времени до времени шевелилась в своей люльке. Правительница вся поддалась тихому сну, навеявшему на нее сладкие грезы.
И снится молодой принцессе, что не правительница она больше, не будущая императрица, а крошечная Христинька-малютка. И живет она с матерью в подмосковном селе Измайлове, у своей бабушки, вдовы-царицы Прасковьи Федоровны… Много всякого народу во дворце бабушки: все больше странники, да юродивые, да Божьи люди… А рядом с ними — дурки, шутихи, карлы, калмычки… Бабушка очень любит и тех, и других, целые дни с ними проводит… И саду бабушки большой… Водят туда Христю мамушки да нянюшки…
Вот и сейчас привели, посадили на лавочке под душистою яблоней… Ах, хорошо! Солнце печет, пригревает. Старая мама песню мурлыкает, а кругом букашки да мушки, то с зеленой спинкой, то с красным брюшком. Хочется поймать хоть одну букашку — да лень как-то… Руки не поднимаются. Дремота одолевает. Так бы и уснула… А вон бабушка, важная, строгая, идет по дорожке… Со всеми она строгая, а с ней, Христей, ласковая, добрая, как ангел. Увидела ее, приближается к ней, остановилась, наклоняется.
— Что это, никак, спишь, внучка? Среди бела дня-то?! И соня же ты у меня!.. Стыдно, стыдно, проснись скорее!..
И бабушка тормошит ее за плечо своей нежной, пухлой рукою…
И кажется Христе, что сама она вдруг становится все меньше и меньше под пухлой рукой бабушки и совсем стала маленькая, как те пестрые жучки и букашки. И спинка у нее, как у них, красненькая, и щупальца выросли, и крылья. Окружили ее со всех сторон букашки, кружатся подле и чуть слышно будто стрекочут, словно кузнечики:
— Полно спать! Пора вставать, сестрица!
И все громче этот писк, все звучнее. Уж это не кузнечики стрекочут, а будто людским голосом, повелительным, строгим звучит над самым ее ухом:
— Пора вставать! Пора вставать, сестрица!
Глава VII
Арест Брауншвейгских. Первая встреча новой императрицы
— Пора вставать, сестрица!
Анна быстро открывает глаза.
Что это? Ни солнца, ни сада, ни зеленых стрекоз и букашек, ни бабушки-царицы.
Перед ней стоит какая-то странная женщина-воин. Блестящая кираса охватывает ее высокую полную грудь, золотистые кудри окружают прекрасное лицо.
При свете ночника Анна с трудом узнает ее. И вдруг смертельная бледность покрывает лицо правительницы. Что-то ударяет в голову, что-то отзывает в сердце нестерпимой, мучительной болью. Все разом становится ясным как день… Она беспомощным взором окидывает комнату. Вон, в дверях толпятся солдаты… Обнаженные шпаги, суровые лица…
С диким воплем Анна падает к ногам Елизаветы:
— Пощади моих детей, Лиза! Пощади! И, рыдая, бьется на ковре.
Шум и вопли разбудили Юлиану.
— Анна… Анна! Я с тобою! Не бойся, я защищу тебя! — и с громким криком верная фрейлина бросается на помощь своей госпоже.
— Не бойтесь! Вам и вашим детям не грозит опасность, — своим мелодичным голосом произнесла Елизавета. — Будьте только покорны и одевайтесь скорее… Вас отвезут в мой дворец. Я даю вам честное слово, что не желаю ни вашей жизни, ни жизни ваших детей… Я являюсь только за императорской короной, которая мне, как дочери Петра, принадлежит по праву…
И, подойдя к гренадерам, Елизавета дает им знать, чтобы они вышли из комнаты, пока Анна Леопольдовна будет одеваться.
Солдаты скрылись за тяжелою портьерою, но лязг их сабель слышен хорошо в спальне.
Дрожащими руками Юлиана одевает свою госпожу. Вот они готовы, наконец, обе… Снова появляются солдаты… Подходят к колыбели императора. Один из них сильной рукою сорвал полог, наклонился, хочет вынуть дитя из люльки.
— Не тронь его! Не тронь моего Иванушки! — полным отчаяния криком вырывается из груди правительницы.
— Не тронь его! Я возьму бывшего государя! — послышался звонкий молодой голос, и перед насмерть перепуганной правительницей появился Андрюша Долинский. Осторожно и бережно протянул юноша руки к люльке и вынул из нее крошечное существо.
— Я должен отнести его государыне, но будьте покойны, сыну вашему не причинят вреда! — успокоил юноша Анну.
— Благодарю вас! — чуть слышно прошептала бывшая правительница.
Юлиана взяла на руки маленькую принцессу Екатерину и, окруженные гренадерами с саблями наголо, они прошли через ряд пустых залов дворца, прямо на площадь, где стояли сани.
Уже светало, когда сани цесаревны подъехали к крыльцу Елизаветиного дворца. В них сидела она сама с крошкой Иваном на руках и с неизменным Андрюшей. В следующих двух санях везли принца и принцессу Брауншвейгских, ближайшую ее свиту, верную Юлиану и крошечную принцессу Екатерину.
Несмотря на ранний час, весть об удавшемся заговоре уже успела облететь столицу с быстротою молнии. Улицы кишели народом. Громкие, восторженные крики приветствовали Елизавету от самого Зимнего дворца. Народ бежал за санями своей общей любимицы, народ устилал ей одеждами путь, народ кричал:
— Наконец-то дождались мы светлого праздника, царица наша желанная! Голубка сизокрылая!.. Радость наша… Царствуй, царствуй над нами!
Елизавета кланялась направо и налево, улыбалась, протягивала руки и шептала в ответ:
— Милые вы мои! Родные мои! Всю душу положу за вас! Всю душу!
Но вот остановились сани. Елизавета лихо и быстро выпрыгнула из них, не выпуская из рук крошки-императора, и вошла на крыльцо. На пороге ее встретила хорошо знакомая фигура.
— Матушка… родная… деточка моя, цесаревна милая! — всхлипывая, запричитала Мавра Егоровна и вдруг осеклась, вытянулась в струнку и с низким и ясным поклоном проговорила:
— Приветствую Ваше Императорское Величество многия, многия лета!
Елизавета протянула руку, крепко обвила шею своего верного друга. Но напряженные нервы не выдержали. Молодая государыня громко зарыдала.
Глава VIII
Государственные пленники. Просьба Андрюши. Монах
— Нет, тысячу раз нет! Я не хотела короны, не хотела объявлять себя императрицей! Окружающие вскружили мне голову, убедили, что ради благополучия детей и друзей моих я должна занять престол. И теперь расплата, какая жестокая расплата!
И Анна Леопольдовна горько зарыдала на груди своей неизменной Юлианы.
Брауншвейгское семейство сидело под крепким караулом в одной из отдаленных комнат дворца. В соседней комнате были заперты приверженцы свергнутого правительства в лице Миниха, Остермана, Головкина, Левенвольде, Мегдена и других. А еще дальше, в крошечной комнате, находился связанный верный слуга правительницы Юрий Долинский.
Юрий Долинский знал уже, что Анна Леопольдовна удалена от власти, и что она, ее муж и дети арестованы, и Елизавета Петровна провозглашена императрицей. Угрызения совести терзали Долинского. Исполнил ли он свой долг? Сдержал ли клятву — отдать жизнь за ту, которая спасла от пытки и казни? Не должен ли он был в момент, когда явились заговорщики, забыть о том, что он отец, и уложить на месте первого из попавшихся ему навстречу, будь то даже его собственный сын?.. Но в то же время Долинский сознавал, что ничего, ровно ничего не мог он сделать для защиты правительницы и что, нанеси он удар саблею Андрюше, рассвирепевшие гренадеры отомстили бы, пожалуй, его смерть убийством Анны и беззащитного крошки-императора. Ведь удержать гренадер, проникнутых злобою и ненавистью к брауншвейгцам, было бы почти немыслимо. Да притом в душе Долинский преклонялся перед Елизаветой и считал, что для счастья и славы России было бы лучше, если бы она, а не разные принцы Антоны, Остерманы, Левенвольде и другие правили страною. Он был предан Анне Леопольдовне только потому, что она была его спасительницею. Но, как и многие другие, он ненавидел окружавших правительницу корыстных сановников. И лишь за нее, а не за них он был готов отдать свою жизнь. Он останется верным своей клятве и разделит ее участь: если она пойдет на плаху, и он потребует смертной казни, если сошлют или посадят в тюрьму, он добровольно последует за нею…
