Кости холмов - Иггульден Конн (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Чингис пришел взглянуть на мертвое лицо сестры, когда привезли ее тело. Ее нашли обнаженной, с перерезанным горлом. Жутко было смотреть на убитого горем Чингиса. На счету шаха стало еще одним преступлением больше. Мать Чингиса за одну ночь совершенно состарилась от страшного известия. Казалось, что Оэлун постоянно пребывает в состоянии сна, так что все время приходилось поддерживать ее под руку, куда бы она ни пошла. Когда-то давно она потеряла сына, и старые раны теперь снова вскрылись, кровоточа и наполняя слезами глаза. Чингис перевел взгляд на Отрар. Те, кто смотрел на него с городских стен, знали, что совсем скоро город обратится в пыль и горячий ветер развеет ее.
Катапульты, что прежде стояли на холме, хорезмийцы разрушили и сожгли, когда гарнизон Отрара покинул город и умчался на встречу с собственной смертью. Возле погорелых остовов машин нашли трупы двенадцати человек. Они защищали свои позиции до последнего. Услышав об этом, Чингис лишь поворчал, потом послал китайских умельцев строить новые машины из корейского леса.
Конец лета выдался спокойным. Монголы остались и постепенно восстанавливали силы, затаив злобу, которая в любой момент грозила обрушиться на врагов. И город ждал, но никто больше не поднимался на стены, по-прежнему загаженные сажей и копотью после пожара, устроенного Самукой.
Хо Са и Самуку нашли среди груды трупов и воздали им все необходимые почести. Судя по тому количеству врагов, которых командиры унесли вместе с собой, их смерть не стала напрасной. Сказители сложили песню о подвиге двух командиров, но их безжизненные тела без лишних церемоний положили вместе с другими погибшими воинами. Вершины далеких холмов были устланы трупами, и стервятники кружили над ними черными тучами, справляя обильную тризну.
Зима в этих краях была жалким подобием того, к чему монголы привыкли, живя на севере. Чингис не знал, что держал на уме правитель Отрара, однако с наступлением холодов в городе как будто начались волнения. А тем временем монголы спокойно ждали, пока будут достроены катапульты. Спешить племенам было некуда. Им не требовалось передвигаться на новое место для того, чтобы выжить, им везде было одинаково хорошо. Город был обречен. Но его обитатели упорно оттягивали сдачу, и лишения, выпавшие на их долю, тоже были заслуженны.
Дни становились короче, и Чингис время от времени замечал на городских стенах силуэты людей. Они показывали куда-то руками и о чем-то переговаривались. Быть может, они видели деревянные конструкции, растущие на холме перед городом. Чингис не знал, да ему это было и ни к чему. Иногда он бывал равнодушен почти ко всему. Даже когда мастера закончили с катапультами, он не отдал приказа, предпочитая подолгу просиживать в юрте и напиваться с черной тоски. Чингису невыносимо было видеть укор в глазах тех, кто потерял семью. Это было его решение, и он терзал себя скорбью и тщетными сожалениями, засыпая лишь тогда, когда спиртное лишало его сознания.
Ворота Отрара открылись совершенно неожиданно. Это случилось хмурым осенним днем, когда небо было затянуто облаками и собирался дождь. Монголы встретили это событие громовым лязгом копий, луков и щитов, выражая свою ненависть и презрение. Прежде чем Чингис или кто-либо из оставшихся его приближенных успели отреагировать, небольшая группа людей вышла из города и ворота быстро закрылись за ними.
В то время, когда послышался шум, Чингис говорил с Хасаром. Хан не спеша подошел к лошади, ловко вскочил в седло и взглянул на Отрар.
Из-под защиты стен вышли двенадцать человек. Чингис видел, что монгольские всадники мчались уже им навстречу с обнаженными мечами в руке. Он мог бы остановить их, но даже не раскрыл рта.
Одного из своих, связанного, хорезмийцы тащили в руках, и его ноги волочились по пыльной земле. Хорезмийцы сбились в кучу, пятясь назад от круживших возле них всадников, и подняли свободные руки, чтобы показать, что пришли без оружия. Но монголов это подстрекало еще сильнее. Лишь глупец мог появиться перед ними без меча, ножа или лука, возбуждая их страсть к убийству.
Чингис безучастно наблюдал за действиями своих воинов, которые на всем скаку окружали хорезмийцев все более тесным кольцом. В конце концов монгольская лошадь задела боком одного хорезмийца, тот закружился и повалился на землю.
Кучка испуганных до смерти людей остановилась. Они что-то кричали своему упавшему товарищу, пока тот беспомощно пытался подняться на ноги, но не успел. Подлетели сразу несколько всадников. Громкими криками, свистом и угрозами они погнали его соплеменников вперед, словно заблудших коз или овец. Упавший человек остался лежать в одиночестве, а несколько монголов спустились с коней, чтобы прикончить его.
Предсмертный вопль отразился эхом от стен Отрара. В ужасе оглядываясь назад, хорезмийцы быстрее продвигались вперед. Следующего прибили рукояткой меча по голове. От сильного удара порвалась кожа, и кровь хлынула на лицо. Мужчина тоже упал позади своих, оставшись на растерзание монголам. Глядя на приближавшихся хорезмийцев, Чингис по-прежнему хранил молчание.
Подойдя к группе отрарцев, две монголки вцепились в одного из них и принялись оттаскивать в сторону. Заверещав что-то на своем странном языке, он поднимал руки и растопыривал пальцы, но женщины смеялись и тащили его за собой. Как только его товарищи прошли дальше, мужчина громко заголосил. На этот раз хорезмиец умирал медленно. Вопли становились все громче и слышались снова и снова.
Когда группа жителей Отрара сократилась до шести человек, Чингис наконец поднял руку. Следившие за его сигналом монголы оставили в покое окровавленные тела и уступили хорезмийцам дорогу к хану, сидевшему спиной к восходящему солнцу. Бледные оттого, что им пришлось увидеть и пережить, они продолжили путь. Дойдя до Чингиса, хорезмийцы униженно пали перед ним ниц. Их пленник корчился на пыльной земле, сверкая белками глаз.
Когда один из прибывших осмелился поднять голову и, медленно подбирая слова, заговорил по-китайски, Чингис посмотрел на него пустым и холодным взглядом.
– Мой господин, мы пришли обсудить условия мира! – произнес хорезмиец.
Чингис ничего не ответил, а только взглянул на Отрар, на стенах которого снова показались черные силуэты. Поперхнувшись, переговорщик сглотнул пыль и продолжил:
– Совет города постановил выдать нашего наместника вам, господин. Нас принудили к войне помимо нашей воли. Мы ни в чем не повинны. Мы молим вас пощадить нашу жизнь и взять взамен только жизнь наместника Иналчука – виновника всех наших несчастий.
Как только слова были сказаны, человек снова пригнулся к земле. Он никак не мог взять в толк, почему монголы напали на него и его соплеменников. Он даже не был уверен, понял ли хан его слова. Чингис ничего не отвечал, и молчание затянулось.
Тишину нарушили надрывные стоны наместника. Его не только связали, но и заткнули рот кляпом. Поняв, что он желает что-то сказать, Чингис знаком велел Хасару разрезать кляп. Брат хана не церемонился, и, перерезав тряпку, клинок скользнул по губам. Наместник вскрикнул от боли и заплевал кровавой слюной.
– Эти люди не властны надо мной! – закричал Иналчук сквозь боль. – Позволь мне выкупить свою жизнь, мой господин хан.
Чингис выучил всего несколько местных слов и не понял, что говорит наместник. Хан терпеливо дождался, когда приведут арабского купца, владевшего многими языками. Араб имел такой же встревоженный вид, как и те, что лежали на пыльной земле. Чингис подал знак наместнику, и тот заговорил снова, а хан терпеливо ждал, пока толмач переведет на китайский. При этом Чингис подумал, что было бы неплохо поручить Тэмуге подготовить больше переводчиков, если уж решено надолго задержаться в этой земле. Трудно было заставить себя самого заниматься этим.
Поняв наконец, чего желает Иналчук, Чингис злобно усмехнулся, отгоняя от лица назойливую муху.
– Тебя связали, как овцу на заклание, и доставили твоему врагу, а ты утверждаешь, что эти люди над тобою не властны, – ответил он. – Какая еще есть над тобой власть?
