Спартак - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (книги онлайн .TXT) 📗
— Ты рассчитал верно, — ответил германец, потом, повернувшись к своей лошади, заметил: — Но сможет ли это бедное животное нести нас обоих рысью хотя бы только две мили?
Гладиаторы осмотрели несчастную лошадь и убедились, что она едва жива… Она тяжело дышала, судорожно поводя боками, от нее шел пар. Ясно было, что и вторая лошадь скоро последует за первой; ехать на ней — значило подвергаться опасности сломать не только руку, но и ноги, а то и голову. Посоветовавшись, гладиаторы решили бросить лошадей и идти в Капую пешком.
Изнуренные, ослабевшие от долгой скачки и от голода (они почти ничего не ели несколько дней), гладиаторы с лихорадочной поспешностью пустились в путь, чтобы поскорее преодолеть расстояние, отделявшее их от Капуи. Они шли молча, оба были бледны, с обоих лил пот, но воля их не ослабевала; они шли со стремительной быстротой и меньше чем в полтора часа добрались до городских ворот. Тут они ненадолго остановились: им надо было перевести дух и немного прийти в себя, чтобы не привлекать внимания стоявшей у ворот стражи, которая, возможно, уже получила распоряжение наблюдать за входящими в город и задерживать людей, подозрительных по виду и поведению. Затем они снова пустились в путь, и, входя в ворота, оба старались казаться самыми обыкновенными голодными оборванцами, но сердце у них колотилось, по лбу стекали капли холодного пота от томившей их невыразимой тревоги.
В ту минуту, когда они вошли под арку ворот, Спартак в предвидении возможного ареста уже имел наготове план действий: надо в одно мгновение ока схватить меч и напасть на стражу, — убить, ранить, но любой ценой проложить себе дорогу и добежать до школы гладиаторов; рудиарий не сомневался в успехе своего замысла, зная силу Эномая и свою собственную. А двенадцать легионеров, стоявших у заставы, почти все старые инвалиды, вряд ли могли бы оказать достаточное сопротивление мощным ударам мечей двух искусных гладиаторов. Однако эта отчаянная мера была не очень-то желательна. Когда Спартак подошел к воротам, его неукротимое сердце, еще не знавшее страха, хотя он много раз смотрел смерти в глаза, его отважное сердце, никогда не трепетавшее в минуту грозной опасности, билось с такой силой, что, казалось, вот-вот разорвется.
Два стража спали, растянувшись на деревянных скамьях; трое играли в кости, присев на мраморных ступенях, которые вели к крепостному валу, а двое других — один, развалившись на скамье, другой стоя — болтали между собой и зубоскалили, глядя на прохожих, входивших в город или выходивших оттуда.
Впереди гладиаторов, в двух шагах, шла бедная старуха-крестьянка и несла несколько головок мягкого сыра, уложенных в круглые плетеные корзиночки. Один из легионеров сказал ухмыляясь:
— Рано ты идешь на рынок, старая колдунья!
— Да благословят вас боги! — смиренно ответила старуха, продолжая свой путь.
— Посмотри-ка на нее! — насмешливо воскликнул другой легионер. — Вот красавица! Ни дать ни взять Атропос, самая старая и самая уродливая из трех парок!
— А какая у нее морщинистая кожа, будто из старого пергамента, да еще такого, что покоробился на огне.
— Подумать только — она продает сыр! Да я его бы в рот не взял, хоть озолоти меня.
— Ну ее к Эребу, эту мерзкую старуху, вестницу несчастья! — воскликнул один из игравших и с досадой бросил на ступеньку деревянный стакан, в котором лежали игральные кости; кости высыпались и покатились на землю. — Зловредная старуха! Все это из-за нее!.. Вот уже третий раз выходят одинаковые цифры. Проклятая «собака»!
В эту минуту Спартак и Эномай, едва дыша от волнения, мертвенно бледные, стараясь стать незаметными, проходили под сводом ворот.
— А вот и почетный конвой старухи парки! — закричал, указывая на них, один из стражей. — Да, клянусь Юпитером Охраняющим, эти двое бродяг-гладиаторов до того грязны и худы, словно только что вылезли из Стикса!
— Хоть бы вас поскорее дикие звери растерзали, проклятый убойный скот! — воскликнул легионер, проигравший в кости, и энергично встряхнул стакан, решив снова попытать счастья.
Спартак и Эномай, ничего не ответив на обидные слова, прошли мимо стражей и уже миновали первую арку, где на особых цепях была подвешена подъемная решетка, затем миновали проход, где начиналась лестница, поднимавшаяся к валу, и уже намеревались пройти вторую арку, в которой собственно и находились ворота в город, как вдруг увидели, что со стороны города навстречу им спешит центурион в сопровождении тринадцати легионеров в полном вооружении — в шлемах, в латах, со щитами, копьями, мечами и дротиками. Центурион, шагавший впереди, также был в боевом вооружении и держал в руке жезл, знак своего звания; войдя под арку ворот, он скомандовал:
— К оружию!
Сторожевые легионеры вскочили; хотя среди них произошло некоторое замешательство, они выстроились в шеренгу с быстротой, которой от них трудно было ожидать.
По знаку центуриона Спартак и Эномай остановились; сердце у них сжалось от отчаяния. Отступив на несколько шагов, они переглянулись, и рудиарий успел удержать германца, уже схватившегося за рукоять меча.
— Разве так несут охранную службу, негодяи? — гулко разнесся под сводом строгий голос центуриона среди воцарившегося глубокого молчания. — Разве так несут охрану, бездельники? — И он ударил жезлом одного из двух спавших на скамье легионеров, которые с опозданием заняли свое место в строю.
— А ты, — добавил он, повернувшись к декану, стоявшему с весьма смущенным видом на левом фланге, — ты, Ливии, очень плохо исполняешь свои обязанности и не следишь за дисциплиной. Лишаю тебя звания начальника поста. Будешь теперь подчиняться Луцию Мединию, декану второго отряда, который я привел для усиления охраны этих ворот. — И, помолчав, он сказал: — Гладиаторы угрожают восстанием. Сенатские гонцы сообщили, что дело может оказаться очень серьезным. Поэтому надо опустить решетку, запереть ворота, держаться начеку, как во время войны, расставить часовых и вообще действовать, как положено, когда угрожает опасность.
Пока новый начальник поста Луций Мединий выстраивал весь отряд в две шеренги, центурион, насупив брови, принялся допрашивать Спартака и Эномая:
— Вы кто такие? Гладиаторы?
— Гладиаторы, — твердым тоном ответил Спартак, с трудом скрывая мучительную тревогу.
— И, конечно, из школы Лентула?
— Ошибаешься, доблестный Попилий, — ответил Спартак, и проблеск надежды засветился в его глазах. — Мы на службе у префекта Меттия Либеона.
— Ты меня знаешь? — удивленно спросил центурион.
— Я много раз видел тебя в доме нашего господина.
— В самом деле… — заметил Попилий, пристально вглядываясь в гладиаторов. Однако наступившая темнота скрывала их черты, и он мог различить только их гигантские фигуры. — В самом деле, мне кажется…
— Мы — германцы, приставленные для услуг к благородной матроне Лелии Домиции, супруге Меттия, мы постоянно сопровождаем ее носилки.
За четыре года службы в школе Лентула Батиата Спартак успел привлечь в Союз угнетенных нескольких гладиаторов, принадлежащих семьям патрициев в Капуе, и поэтому он хорошо знал двух гладиаторов-германцев гигантского роста, рабов Меттия Либеона; они рассказывали ему о порядках и обычаях в доме префекта. Легко понять, с какой радостью Спартак, пользуясь темнотой, ухватился теперь за эту хитрость, — это был единственный путь к спасению дела, близкого к гибели.
— Верно! — подтвердил центурион. — Ты говоришь правду. Теперь я вас узнаю.
— Даже, представь себе… я помню, что встречал тебя, — добавил Спартак с деланным простодушием, — в самый тихий час ночи у входа в дом трибуна Тита Сервилиана. Я с товарищем сопровождал туда носилки Домиции! Да уже наша госпожа так часто совершает таинственные ночные прогулки, что…
— Замолчи ты, ради твоих варварских богов, мерзкий кимвр! — закричал Попилий, не желая допустить, чтобы в присутствии легионеров сплетничали о не слишком добродетельном поведении жены префекта.
Минуту спустя, в течение которой оба гладиатора не могли удержаться от вздоха облегчения, центурион спросил Спартака:
