Генерал Раевский - Корольченко Анатолий Филиппович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
Тогда, спасаясь от преследователей, Мюрат с небольшим отрядом в двести пятьдесят человек отплыл на нескольких кораблях от берегов Франции в надежде утвердить себя королём Неаполитанским. Но, на его несчастье, в море разразилась буря, корабли разметало, и он высадился с немногими сподвижниками, потерявшими веру в своего императора.
В первой же деревне его схватили.
— Я Мюрат, король Неаполитанский, — возмутился он действиями местных властей.
— Вы — Мюрат? Тот самый, что был помощником Наполеона? Маршал?
— Совершенно верно.
— В таком случае нам крупно повезло. Вы-то нам и нужны.
Его тут же предали австрийскому военно-полевому суду. Процесс продолжался четверть часа: трибунал вынес смертный приговор. Мюрата вывели за околицу деревни.
— Виват...
Он не успел закончить: прогремел залп, и маршала не стало...
Но это будет потом, а сейчас его корпус и он вместе с ним бежали к небольшому местечку Спас-Купля на Московской дороге, спасаясь от казаков.
Французы понесли значительные потери: более двух с половиной тысяч убитыми и ранеными, тысяча пленных и среди них генерал Дери. Были захвачены тридцать восемь исправных орудий, сорок зарядных ящиков, в руки русских попал весь обоз, в том числе и личный обоз Мюрата. Это была первая победа русских войск над французской армией, положившая начало изгнанию оккупантов из пределов России.
Докладывая о сражении императору, Кутузов писал:
«Победа сия решалась действием правого фланга, то есть десятью казачьими полками под командою генерал-адъютанта графа Орлова-Денисова, четырёх полков кавалерии под командою генерал-адъютанта барона Меллера-Закомельского, бывших казакам в подкрепление, 2, 3 и 4-м пехотными корпусами».
В полдень 6 октября Наполеон проводил смотр находившихся в Москве войск. Он стоял на возвышении, а перед ним, отбивая шаг, проходили полки за полками.
— Да здравствует император! — кричали им, и из плотных шеренг неслось:
— Вива-ат! Вива-ат!
Внушительно стучали о булыжную мостовую башмаки, солдаты вытягивали затянутые в мундиры груди, старались показать бравую молодцеватость. Но Наполеон опытным глазом примечал, что шагавшие были далеко не теми солдатами, которые переходили Неман четыре месяца назад: и выправка не та, и строгость равнения отсутствовала, и сила духа утрачена.
За время пребывания в Москве армию словно подменили: её разъедал тлетворный микроб мародёрства, насилия, пьянства. Не проходило дня, чтобы не заседал суд и не выносил строгий приговор. Но, несмотря на это, грабежи и нарушения воинского порядка не прекращались...
— Слава непобедимому императору!
— Вива-ат!
Нет, Наполеон не чувствовал себя победителем. Он находился в положении незадачливого охотника, сумевшего вцепиться зверю в загривок, но не смеющего его прикончить. Пошёл уже второй месяц пребывания в Москве, но каждый день лишь усложнял положение.
Если бы заключить перемирие. Если бы добиться его... Любой ценой... Наполеон посылал русскому императору предложения, писал письма, но безрезультатно: ответ не приходил.
Узнав недавно о том, что какой-то русский офицер просит разрешения на выезд из Москвы, Наполеон приказал доставить того к нему.
— Вы собираетесь покинуть Москву? — спросил он офицера.
— Да, сударь, — отвечал тот так, словно пред ним был обычный смертный.
— Вы получите пропуск, но с тем условием, что обещаете прежде быть в Петербурге.
— Туда мне незачем ехать.
— Но мне это нужно! — повысил голос Наполеон. — Мне, императору Франции! Надеюсь, вы понимаете, кто с вами говорит!
— Конечно, сударь.
— Так вот, представитесь Александру и передадите ему моё желание заключить с Россией мир. Если он желает мира, а он не может не желать его, то ему нужно только известить меня об этом. Мир будет немедленно заключён...
— А если не пожелает?
— Какой же он болван! — обратился Наполеон к Бертье. — Не ваше это дело!
— Но такого обещания я дать вам не могу. У меня нет права на аудиенцию с царём, — возразил офицер.
— Хорошо. Я не настаиваю на аудиенции. Я напишу письмо, и вы должны в Петербурге передать его по назначению. Это вас устраивает?
— Это приемлемо, — согласился наконец офицер.
Через полчаса ему вручили пропуск и письмо Наполеона императору Александру. В письме Наполеон писал: «Простая записочка от Вас прежде или после последнего сражения остановила бы моё движение, и, чтобы угодить Вам, я пожертвовал бы выгодою вступить в Москву. Если Вы, Ваше величество, хотя отчасти сохраняете прежние ко мне чувства, то Вы благосклонно прочтёте это письмо».
Прошло немало времени, а ответа из Петербурга так и не поступило...
Всё это вспомнил Наполеон, проводя смотр своей армии.
А он между тем продолжался. Пехоту сменила кавалерия, наполнив воздух звонким цокотом копыт. Проходили в красочном одеянии гусары.
— Слава императору!..
К Бертье обратился взволнованный офицер, он что-то сказал. Бертье поспешил к Наполеону.
— Ваше величество, прошу выслушать.
Он доложил то, что поведал ему офицер.
— Что-о? Мюрат ранен?
— Не только это. Его войска отступили и понос ли большие потери. Оставили русским тридцать восемь орудий.
— Бертье! Слушайте внимательно и немедленно доведите до войск мой приказ. Завтра мы выступаем, идём назад. Маршрут — через Калугу, и горе тому, кто встанет на моём пути.
В тот же день Наполеон имел разговор с Мортье, начальником Молодой гвардии.
— Мы покидаем Москву, — сказал император. — А вы с гвардией остаётесь.
Лицо у невозмутимого маршала дрогнуло, и это не ускользнуло от Наполеона.
— Вы с гвардией остаётесь, — повторил он. — И уйдёте из Москвы, когда её уничтожите. Сжечь магазины и склады, разрушить казармы. Захваченное в арсенале оружие привести в негодность. Кремль тоже разрушить. И уничтожить собор на площади...
— Ваше величество... — хотел что-то спросить маршал, но Наполеон не дал ему говорить.
— Взрывать, поджигать всё, что только можно. Чем больше нанесёте ущерба, тем лучше.
— Я сделаю, как вы повелеваете, — обещал Мортье.
Полки Молодой гвардии, насчитывающей около десяти тысяч человек, располагались в Кремле и окрестностях. Собрав начальников, маршал передал приказ императора. На следующий день команды подрывников и поджигателей приступили к чёрному делу.
Вновь вспыхнули пожары, загремели по всему городу взрывы. Стучали заступы у Кремлёвской стены, где сооружались подкопы для мин. Катили бочки к храмам.
— Что же вы делаете, проклятые? — возмущались горожане. — Есть ли у вас совесть?
Генерал Винценгероде, чей отряд прикрывал дорогу на Петербург, узнав об отходе французов из Москвы, приказал авангарду немедленно перейти в наступление. Авангард состоял из казачьих полков, и командовал им Иловайский 12-й.
Было уже темно, казаки собирались отойти ко сну, но в приказе говорилось, чтобы полки были подняты и без промедления атаковали неприятеля, занимавшего Химки.
Василий Дмитриевич Иловайский сделал это перед рассветом. Не ожидавшие нападения французы не смогли оказать упорное сопротивление. Уцелевшие от казачьих пик и сабель солдаты и офицеры, восклицая спасительное «пардон», вскинули руки.
Продолжая наступление, авангард уже достиг Петровского дворца, когда его атаковали французские конники. Их численность превосходила численность авангарда, но казаки не дрогнули. Они не только отразили удар, но и сами обрушились на врага с фланга и заставили его бежать.
Наблюдавший эту схватку генерал Винценгероде не сдержал своего восхищения дерзостью и удалью казаков.
— До сего дня я считал лучшей конницей венгерскую, но теперь понял, что ошибался. Никто не может сравниться с казаками.
Петровский дворец находился недалеко от Москвы, и до слуха вдруг долетели глухие взрывы. Они неслись со стороны города.
