Последние Каролинги – 2 - Навина Наталья (читать книги без сокращений .TXT) 📗
– Распорядиться… чтоб вода… заразная… не мыться… – шептал он по пути.
Мальчик кивал и целеустремленно волок его дальше. У лестницы Авель едва не свалился – и свалился бы, если б не подоспел Фарисей, который, несмотря на поздний час, узнал как-то о возвращении приора. То, как мальчик и калека сумели взгромоздить засыпающего на ходу Авеля по лестнице, было поистине чудом Господним. Последнее, что помнил Авель более-менее отчетливо – Фарисей отослал Винифрида, сказав, что он сам присмотрит за отцом приором. Дальше все было смутно. Навалились кошмары. Ужасы всего минувшего месяца мешались с ужасами, рожденными последними признаниями Эда и собственными догадками. Авель метался между сном и явью, не понимая, где он и что с ним. Кажется, он пару раз вскрикнул: «Роберт! Убил Роберт!», потом бормотал еще что-то, но этого он уже не помнил. Затем нещадная усталость сделала доброе дело – Авель провалился в глубокий сон, где не было места никаким видениям. Когда на рассвете он открыл глаза, Фарисей все еще сидел в ногах постели, привалившись к стене и надвинув на лицо капюшон своей хламиды. Авель решил было, что он задремал, но стоило ему пошевелиться, как Фарисей поднял голову, и при бледном утреннем свете Авель почему-то догадался, что тот не спал вообще. Самого же Авеля несколько часов сна и покоя подкрепили настолько, что он чувствовал себя полностью в состоянии исполнить то, что от него требовал долг.
– Я должен поспешить на погребение – сказал он, поднимаясь на ноги.
– Верно, поспеши, – тихо согласился Фарисей. Капюшон он откинул, и взгляд его, обращенный на Авеля, был каким-то странным. В жизни он не припоминал у Фарисея такого взгляда, а уж он ли не знал брата-школяра. Словно он смотрит прямо на тебя – и не видит. Чем-то… чем-то этот взгляд напомнил Авелю Эда в его последние годы… При мысли об Эде приор ощутил явственный укор совести. Ему следовало бы провести эту ночь в молитвах над гробом короля, а не дрыхнуть в собственной келье. Но если бы он не выспался, он бы, вероятно, не смог бы сослужить королю последнюю службу…
И вот – служба исполнена. Тело усопшего препоручается гробнице, а душа – Богу.
«Ибо Он не презрел скорби страждущего, не скрыл от него лица Своего, но услышал его, когда тот обращался к Нему».
Четверо воинов подняли тяжелый гроб с возвышения и понесли его к усыпальнице – в самый дальний придел собора. Эд не удостоился даже отдельной гробницы – он сам высказал незадолго до смерти такое пожелание, понимая, что медлить с похоронами будет нельзя. Соборный служка уже отодвинул плиту, прикрывавшую лестницу, которая вела в крипту. Гроб снесли вниз, в склеп и установили его на широкой гранитной плите, одной из немногих пустующих, в затхлой темноте крипты. Затем живые вышли, плиту с тяжким грохотом задвинули, и короля франков Эда, первого и последнего этого имени, навсегда не стало на этой земле.
Авель осенил крипту крестным знамением. Опустил руку. И вздрогнул. Пока Эд был болен, а затем мертв, но не погребен, все помыслы Авеля без остатка принадлежали ему. А как же иначе? Ведь он был королевским духовником. Но теперь, когда Эда больше не было, он мог подумать и о себе. И потому именно, что он был королевским духовником, Авелю стало страшно. Слишком многое было ему теперь известно… о короле… о его происхождении… о его предсмертной воле… и о Роберте. Особенно о Роберте. А он скоро придет… непременно придет… яко скимен, рыкающ в ловитвах… Что ждет тогда королевского духовника?
Он шел по пустынной площади под пронизывающим ледяным ветром, но не ветер леденил его кости. Давно прошли те времена, когда он по-юношески безрассудно относился к смерти и, не сознавая опасности, рисковал жизнью из-за пустяков. Но и тогда он вовсе не жаждал мученического венца. И теперь тоже. Он уже знал муки. И он видел муки. И не хотел их. К тому же, если болезнь есть наказание Господне, то пытки и казни придумал человек.
– «Избавь от меча душу мою и от псов одинокую мою», – невольно прошептал он строку из псалма, который читал на похоронах и который никак не выходил у него из памяти.
Роберт убил королеву, которой он не раз был обязан жизнью. Что он сделает с былым собратом по школе, которому он ничем не обязан? Скрыться? Но что будет с обителью, волей Провидения отданной под его руку? С маленьким Винифридом, его подопечным и духовным сыном?
Обуреваемый сомнениями, он подошел к вратам монастыря и с удивлением увидел подле них Фарисея и Винифрида. У их ног на земле стояли две объемистых набитых котомки, а мальчик, одетый тепло, как для пешей прогулки по морозу, держал в руках какой-то сверток.
– На, оденься, – сказал Фарисей в своей обычной манере. – А то посинел весь.
Сверток в руках Винифрида оказался меховым плащом. Авель принял его и закутался.
– Как только ты ушел, – продолжал Фарисей, – мы с малым все уложили. Здесь одежда, еда, какая на поварне нашлась, и там же прихватили ножи. И пара богослужебных книг. Все, что вам может понадобиться в дороге.
– Нам? – тупо переспросил Авель.
– Вам с Винифридом. Ты, конечно, и сам понимаешь, что должен бежать отсюда. Но и мальчику, если Роберт узнает, что тот крестник королевы – а он узнает, найдутся добрые люди, – не сдобровать.
Авель согласно кивнул, но тут же растерянно спросил:
– А братия?
– Большинство твоих монахов уже разбежалось, если ты еще не заметил… и другие разбегутся. Опасная вещь – королевское покровительство… А если кто останется… кстати, один из таких умников сегодня с утра замуровал дверь в баню. Черт его знает, может, он и прав. Но тебе до этого уже дела нет. Спасайся и спасай мальчишку.
Авель вздохнул. Возразить старому другу было нечего.
– Куда ты пойдешь?
Приор напряженно задумался.
– В Веррин, наверное… Оттуда уж не прогонят. И госпожа Гисла всегда любила Винифрида.
– Да, это ты, пожалуй, правильно надумал. Ступайте в Веррин.
– Постой, а как же ты? – спохватился Авель.
– Я? Я остаюсь.
– Но ты же сам сказал…
– Я сказал – вам нужно бежать. А я на вас буду висеть, как мельничный жернов на шее. И невместно мне бегать, безногому. – Лицо Фарисея было жестким и суровым, когда он произносил эти слова, но тут же на губах появилась знакомая издевательская усмешка. – Да и любопытно мне посмотреть, чем все это закончится.
Авель чувствовал, как глаза его наполняются слезами, а это было неприлично ни возрасту его, ни сану. Шагнув вперед, он обнял калеку и тихо произнес:
– Храни тебя Господь, Фридеберт.
– Прощай, брат школяр… отец приор.
Фарисей проводил их до ближайших городских ворот, которые более не запирались, и еще долго стоял, глядя, как Авель с Винифридом, подхватив котомки, спускаются по склону к дороге, за которой темнел безлиственный лес. Затем, тяжело навалившись на костыли, заковылял обратно к обители.
Войско Роберта заняло Лаон без всякого сопротивления. Мощные городские укрепления остались без гарнизона. Жители попрятались. Поначалу Роберт даже счел это возможной ловушкой, но посланные вперед лазутчики подтвердили – Лаон ждет нового хозяина. Так что единственное, что его страшило – возможность новой вспышки мора. Но с этим он как-нибудь справится. Он уже послал людей во дворец, чтобы, по обычаю, окурить его ароматами, дабы уничтожить остатки заразы. Лачуги же на окраинах можно просто сжечь. И, в любом случае, занятие Лаона – акт чисто символический. Этот город в качестве столицы его не устраивал. Пора вернуться к древним обычаям Нейстрии. Правда, в докаролинговские времена при переделах земель порой столица переносилась в Суассон. Но все же верховным городом был – и снова будет – город Хлодвига, а теперь его город.
Лошадиные копыта тупо гремели по смерзшейся земле улиц, а потом громко – по плитам мостовой. Слабо перезванивались колокола дальних церквей, но соборный колокол молчал. Ничего, скоро он ударит в полную силу.
Роберт с наслаждением вдыхал студеный воздух. Он не торопил коня. Зачем? Он знал, что это будет легко, но не представлял, что настолько. Ну, кто скажет теперь, что он не счастливец? И ему даже не пришлось прикладывать рук. Все свершилось само собой, нужно было только дать времени поспеть. Власть, как созревший плод, упала к его ногам, и он поднимет ее, единственный законный наследник своего брата. И ни один полководец Эда не решится оспаривать ее. Ни один. Иначе они не бросили бы город на произвол судьбы. Прекрасно. У короля Роберта есть собственные люди. Он знает, как завоевать и удержать их преданность. Роберт со своими телохранителями ехал по направлению к дворцу, где несколько лет назад он пережил страшное унижение, стоя на коленях перед Эдом, и где Эд недавно медленно умирал в страшных муках. Воистину, за все зло, причиненное им, ему воздалось сторицею. Но все это дела прошлые. Король прикажет отслужить мессу за душу усопшего брата. Может быть, даже несколько.