Ведуньи из Житковой - Тучкова Катержина (читать книги онлайн полностью .txt, .fb2) 📗
Выпустили его незадолго до войны, а после он с головой ушел в работу. Понимаете, ему нужна была почва под ногами, а женщинам он уже не верил. Поэтому его захлестнуло новое время с возможностью получить хорошую работу — только не на тех он поставил… Сперва он разъезжал переводчиком, тогда это часто было нужно, переводить с чешского на немецкий и наоборот, а потом, видимо, пошел в гору, к нам наведывался все реже и реже, наверное, ему стали давать какие-то более серьезные задания. Затем, как я сказала, он несколько лет вообще не давал о себе знать и объявился аж в пятидесятом. Здесь мне, пожалуйста, помогите, мне уже со всем этим трудно ходить.
Пока Питинова говорила, а Дора слушала, они дошли до кладбища. Все это время старая женщина толкала перед собой небольшую тележку с тяжелой сумкой, какими-то инструментами и огромным рождественским венком поверх всего. Она отказывалась от помощи, и только теперь, когда тележка стояла перед кладбищенской калиткой, Дора нагнулась, вынула ее содержимое, повесила сумку себе на руку и с охапкой пахучей хвои поспешила за Питиновой, которая уже ушла далеко вперед.
— Вот тут Людва, — сказала она, когда Дора догнала ее. — Я хотела, чтобы надгробие у него было светлое. Он весь был такой светлый — волосы, глаза, а главное, душа, понимаете? И какой же он был хороший! Жалко, что ушел так рано. Правда, он долго болел, а за это время как-то примиряешься с неизбежной потерей. Ну да уже совсем скоро здесь будет и моя фотография. Видите? Я сразу заказала себе и надпись в рамке. Когда я умру, туда просто поместят мою фотографию, а каменотес добавит дату смерти. Лучше бы это было не в конце года, тогда месяц можно обозначить одной цифрой, чтобы не вылезло за скобку. Конечно, я могла выбрать плиту пошире, да сын ворчал. Он у меня страшно экономный.
Дора смотрела на надгробие, на котором золотыми буквами было выведено: Ина Питинова (17.6.1925 —_). В скобках и вправду оставалось мало места.
— Ну, надеюсь, у вас это получится, — ляпнула Дора невпопад.
— А зачем вы все-таки ко мне приехали? Я тут болтаю, но так и не догадываюсь, о чем вы, собственно, хотели меня спросить.
Дора ожидала этого вопроса. С того момента, когда она узнала о существовании Ингеборг Шваннце, после замужества — Питиновой, она обдумывала, что ей сказать.
— Я хотела бы узнать, как жил ваш брат после войны. Понимаете, мне кажется, что он был знаком с моей тетей…
Питинова перебила ее:
— Думаете, у него были с ней отношения? У Индры? Вот видите — а нам все время твердил, что с женщинами покончил! Хотя я точно знаю, что он еще после войны искал эту свою Лену. Не затем, чтобы она к нему вернулась, а чтобы выяснить судьбу их ребенка. Но кажется, он ее так и не нашел. И ни об одной другой женщине он и словом не обмолвился. Неужели у него были отношения с вашей тетей? Ну тогда мы с вами почти что родственницы!
— Я не знаю, были ли у них отношения…
— А что это была за женщина? Ваша тетя, говорите? Красивая?
— Ну… тетя была довольно нелюдимая, замуж так и не вышла… меня вот растила. Умерла она в семьдесят девятом, а теперь выяснилось, что ваш брат ее знал. Поэтому я хотела спросить: может быть, он упоминал о ней?
— Нелюдимая? Тогда они могли найти общий язык, такая женщина могла отнестись к брату с пониманием. Но мне он ничего о ней не рассказывал. Только знаете, это еще ничего не значит, мы с ним редко виделись, иногда годами, даже на Рождество не объявлялся.
А кстати! Может, он был как раз с ней? Что-то такое я всегда подозревала, когда думала, куда он делся…
— Гм, сомневаюсь, — ответила Дора.
— А как ее звали? Откуда она была? Может, я бы что и вспомнила…
Поколебавшись, Дора набралась решимости.
— Звали ее Терезия Сурменова. И была она из Житковой.
Питинова выпрямилась, перестав разравнивать граблями мерзлые камешки в прямоугольнике между краями могилы.
— Ах, из Житковой? Ну, тогда Рождество он точно проводил не с ней. Если это та самая женщина из Житковой, о которой я слышала, так с ней у него ничего не было. Скорее всего, это была та, которую Индра, когда мы навещали его в тюрьме, грозился убить. Но не бойтесь, он бы такого никогда не сделал, просто в нем злость кипела, а вообще-то он был добрый, как я уже говорила. А тетя ваша, похоже, была та еще стерва. Вы тогда еще не родились, и вряд ли она этим потом похвалялась, но знаете, что она сделала? Полиция, может быть, и не вышла бы на нашего Индру, ведь он из того дома убежал сразу после кражи, но тот старик, который в конце концов уцелел, через пару месяцев отправился к какой-то сумасшедшей как раз в Житковую, тьфу на нее, даже если это была ваша тетя, и будто бы она ему на каком-то там сеансе открыла, что на него напал и обворовал его ближайший сосед. Тот, который ведет себя с ним особенно любезно. Ну он и заявил на нашего Индру, чтобы его проверили, потому что Индра всегда был такой доброжелательный ко всем — хороший человек, одно слово. И тогда у него нашли все украденные вещи. А он во всем винил ту помешанную, что называла себя ведуньей. Не будь ее, тот жид никогда бы на него не подумал, и все бы со временем улеглось. Ведь он как-никак остался в живых и не особенно обеднел. Без пары побрякушек, которых он лишился, мог и обойтись. А Индре, может быть, лучше жилось бы с этой его кралей, и она бы его не бросила. Так он и воспринимал все, что случилось, это уж как пить дать. А теперь дайте мне венок, пожалуйста, — протянула она руку, и Дора наклонилась к ней с рождественским венком.
Питинова аккуратно водрузила его в центр посыпанной гравием площадки перед надгробным камнем и добавила:
— Против этой ведуньи он таил злобу всю свою жизнь, это я точно знаю! Так вы ее дочь?
А с виду вы вроде нормальная… Или вы тоже ведунья?
— Я ее племянница. Знаете, тетя была скорее травница, лечила людей.
— И поэтому называла себя ведуньей? Как-то это странно…
— Так ее называли в деревне. Она не одна такая была там, возле Грозенкова, многие женщины занимались врачеванием и предсказывали будущее.
— Так эта Житковая — возле Грозенкова?
— Да, в горах выше Грозенкова. Это в общем-то хутора…
— А Индра туда ездил, это я помню, он об этом рассказывал. Тогда я как раз начала надеяться, что у него наконец появилась женщина, потому что он упоминал какую-то Йозефин-ку. Я еще подумала, как хорошо это прозвучало, так ласково… А если уж он о ком-то говорил ласково, то это что-то да значило. Но я его только насмешила: он сказал, что это какая-то сотрудница, осведомительница или что-то в этом роде. И она его старше, поэтому нечего мне фантазировать. Ну и что, отвечаю, старше — так старше, он был бы не первый такой и не последний. А Индра на это, что она уже совсем старуха и что с такой ведьмой он точно не стал бы связываться. Как видно, странная она была… Или опасная — вообще, это имя было больше похоже на кличку. Сами посудите, кто бы стал так ласкательно называть старую бабу? Йозефинка — вы часом такую не знали?
— Йозефинка? — переспросила Дора.
— Ну да…
— А может, Йосифчена?
— Йосифчена! Именно! Просто это звучало ласковее обычного, но ваша правда, она называл ее Йосифчена, а не Йозефинка. Это тоже красиво — Йосифчена, потому-то я тогда и подумала, что за этим что-то кроется.
— Наверное, что-то за этим и крылось, — согласилась Дора.
Питинова чиркнула спичкой и зажгла первую из четырех свечек на венке. Слабый огонек между ее ладонями задрожал — и постепенно окреп.
— Ну вот, — довольно сказала женщина, осторожно поднимаясь. — Знаете, я желала ему счастья… Ведь он был такой одинокий! Хорошая женщина, пускай даже старше его, была бы ему очень нужна. Мужчина не должен жить один. Он от этого с ума сходит. Вот и Индра умер в горести и печали, мне его так жалко! Знаете, где он похоронен? В Градиште. Он хотел, чтобы его кремировали и чтобы у него была только небольшая табличка в стене, понимаете, чтобы никому не приходилось ухаживать за могилой, раз у него не было семьи. Там его фотография, на которой ему лет сорок пять. Где-то мы сфотографировались, вся родня, и его оттуда вырезали и увеличили. Сходите туда, посмотрите — тогда сами поймете, какой он был красавец!