Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (полная версия книги TXT) 📗

— Значит ты желаешь вернуть людей в их первобытное состояние?.. И ты думаешь, что будешь в силах сделать это? Если бы на твою сторону стал со всем своим могуществом римский Сенат, то и это не обеспечило бы тебе торжества задуманного тобой предприятия. Одни только боги могли бы изменить природу человека.

— Но, — сказал Спартак после нескольких минут молчания и раздумья, — разве необходимо, чтобы существовали рабы? Разве необходимо, чтобы победители забавлялись, аплодируя взаимному уничтожению несчастных гладиаторов? И разве эта жажда крови и свирепость, свойственные диким зверям, неразрывно связаны с природой человека и составляют необходимое условие его счастья? — Римлянин замолчал, услышав эти столь неумолимые вопросы, и склонил голову на грудь, погрузившись в глубокое размышление.

Первым нарушил молчание Спартак, спросил своего собеседника:

— Зачем ты пришел сюда? Патриций очнулся и сказал:

— Я — Кай Руф Ралла, всадник, и пришел к тебе от консула Марка Теренция Варрона Лукулла с двумя поручениями.

На лице Спартака появилась легкая улыбка не то иронии, не то недоверия, и он спросил у римского всадника:

— Первое?

— Отпустить за выкуп — о сумме мы договоримся — римлян, взятых тобой в плен в сражении при Фунди.

— А второе?..

Посол, казалось, смутился, открыл рот, чтобы ответить, в нерешительности остановился и наконец сказал:

— Ответь мне сперва на первое предложение.

— Я вам возвращу четыре тысячи пленных за десять тысяч испанских мечей, десять тысяч щитов, десять тысяч панцирей и сто тысяч дротиков, изготовленных как нужно в лучших ваших оружейных мастерских.

— Как? — спросил с негодованием и изумлением Кай Руф Ралла. — Ты требуешь.., ты желаешь, чтобы мы сами снабдили тебя оружием, которым ты будешь с нами воевать?

— Да, и я повторяю, что это оружие должно быть высшего качества и требую, чтобы в течение двадцати — дней оно было доставлено в мой лагерь: без этого я вам не возвращу этих четырех тысяч пленных.

И тут же добавил:

— Я мог бы заказать это оружие в соседних городах, но это потребовало бы слишком много времени; мне это не подходит; у меня есть еще два легиона, набранные в эти дни, и мне надо полностью их вооружить и…

— И именно поэтому, — возразил с гневом посол, — ты не получишь оружия. Пусть наши солдаты остаются в плену. Мы — римляне, клянусь подвигами Геркулеса Музагета! Мы никогда не делаем того, что может быть вредно для родины и полезно врагу. Мы умеем приносить жертвы.

— Очень хорошо, — спокойно сказал Спартак, — через двадцать дней вы мне пришлете все это оружие.

— О, клянусь Юпитером! — воскликнул с плохо скрытым бешенством Руф Ралла. — Разве ты не понимаешь, что я тебе говорю?.. Ты не получишь оружия, повторяю, не получишь! Оставь у себя пленных…

— Хорошо, хорошо, — прервал его с нетерпением в голосе Спартак, — это мы увидим! Скажи мне, в чем заключается второе предложение консула Варрона Лукулла?

И он снова насмешливо улыбнулся.

Несколько секунд римлянин молчал, затем начал спокойно, мягким и почти вкрадчивым голосом:

— Консул поручил мне предложить тебе прекратить военные действия.

— О! — не мог не воскликнуть от изумления Спартак. — А на каких условиях?

— Ты любишь и любим одной благородной римлянкой из знаменитого рода.

При этих словах Руфа Раллы Спартак вскочил с пылающим лицом и сверкающими гневом глазами; потом постепенно успокоился, снова сел и стал порывисто спрашивать у римского посла:

— Кто это говорит? Что знает об этом консул? И какое значение имеют для вас мои жалкие чувства? Какая связь между ними и войной? И что они имеют общего с миром, который вы мне предлагаете?

Посол был смущен этим градом вопросов и пробормотал неуверенным тоном несколько односложных слов; наконец, как человек, принявший твердое решение, быстро заговорил:

— Ты любишь и любим Валерией Мессалой, вдовой Суллы, и, чтобы положить конец тому осуждению, которое она может навлечь на себя этой любовью, Сенат готов сам просить Валерию стать твоей женой; консул Варрон Лукулл предлагает тебе после соединения с любимой женщиной одно из двух: если ты хочешь отличий на полях сражения, — ты пойдешь под начальством Помпея в Испанию в качестве его квестора; если ты жаждешь покоя и домашнего уюта, — тебя пошлют префектом в один из городов Африки по твоему выбору. При тебе будет и маленькая Постумия, плод твоей преступной любви к супруге Суллы. В противном случае девочка будет передана опекунам Фауста и Фаусты — других детей диктатора, и ты не только потеряешь всякое право на нее, но потеряешь даже надежду когда-либо обнять ее..

Спартак поднялся во весь рост и тихим голосом спросил:

— А мои товарищи?

— Они должны разойтись: рабы должны вернуться в свои казармы, гладиаторы — в свои школы.

— И… — сказал, медленно отчеканивая слова, Спартак — и.., все кончено?..

— Сенат все забудет и простит.

— Великое спасибо!.. — воскликнул с иронической усмешкой вождь гладиаторов. — Как он добр, как милостив, как благороден Сенат!

— А что же? — сказал надменно Руф Ралла. — Сенат должен был бы приказать распять всех этих взбунтовавшихся рабов, а он вместо этого их прощает, — разве этого недостаточно?

— О!.. Даже слишком!.. Сенат прощает вооруженного врага, и притом победоносного!.. Поистине беспримерное великодушие.

Он на мгновение замолчал, а потом с горечью произнес:

— Я отдал целых восемь лет моей жизни, все силы моего ума, всю страсть моего сердца на справедливое, святое, благородное дело, бесстрашно преодолел препятствия, призвал к оружию шестьдесят тысяч товарищей по несчастью и привел их к победе только для того, чтобы в одно прекрасное утро сказать им: «То, что вы считали победами, — поражения, свободы завоевать мы не в состоянии, вернитесь к вашим господам и дайте снова заковать ваши руки в прежние цепи». А если гладиаторы не пожелают разойтись, несмотря на мои внушения и советы?..

— Тогда… — медленно и нерешительно сказал римский патриций, опустив голову и теребя руками край тоги, — тогда.., такому опытному полководцу, как ты.., ведь ты в конце концов действовал бы только для блага этих несчастных.., не может не представиться.., всегда представится способ повести войско.., в трудное место…

— Где консул Марк Теренций Варрон Лукулл, — сказал Спартак, побледнев, с глазами сверкающими гневом и ненавистью, — будет ждать его со своими легионами, окружит его, и сдача, уже неизбежная, произойдет без шума. А консул может даже приписать себе честь легкой победы. Не правда ли?

Римлянин еще ниже опустил голову и молчал.

— Разве не правда? — закричал Спартак громовым голосом, который привел в содрогание Руфа Раллу.

Последний поднял глаза на Спартака, но таким гневом пылало лицо гладиатора, что римлянин невольно отступил на шаг.

— Ах, клянусь всеми богами Олимпа! — сказал фракиец гордым и грозным тоном. — Благодари богов, твоих покровителей, что презренный и ничтожный гладиатор умеет уважать международное право. Ты пришел сюда в качестве посла, и гнев, овладевший мною, не может затемнить мой рассудок до того, чтобы я забыл это. Подлый и коварный, как твой Сенат, как твой народ, ты пришел предложить мне предательство. Ты пришел играть на самых нежных струнах моей души!.. Ты старался подкупить любящего человека и отца для того, чтобы обманом добиться победы там, где не можешь одержать ее силой оружия!..

— Эй, варвар! — воскликнул с негодованием Руф Ралла, отступив на два шага и устремив на лицо Спартака пылающий взор. — Кажется, ты забываешь, с кем говоришь!

— Нет, консул римский, Марк Теренций Варрон Лукулл, это ты забыл, где ты находишься и с кем говоришь! Бессовестный! Презренный! Ты думал, что я тебя не узнаю?.. Ты пришел сюда под ложным именем и украдкой, чтобы попытаться подкупить мое сердце, которое ты мерил на свой образец. Негодяй! Уходи.., возвращайся в Рим… Собери новые легионы и приходи помериться со мной в честном бою. Тогда, если у тебя хватит духу стать со мной лицом к лицу, как ты стоишь сейчас, я тебе дам ответ, достойный твоих гнусных предложений.