Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках - Антология (книги txt) 📗
Она и Марта Карриер летали в деревню Салем на встречи ведьм на метле или на шесте, и однажды, когда они летели над деревьями, метла переломилась, и они стали падать. Но она так крепко уцепилась за шею матушки Карриер, что скоро оказалась в деревне, и вот тогда-то она и повредила ногу.
Несколько дней спустя миссис Фостер, не зная, что ее дочь, миссис Лейси, уже созналась в деяниях не менее устрашающих, отказалась назвать ее своей сообщницей. Тогда на допрос позвали саму миссис Лейси, и она начала так:
О матушка, здравствуй. Мы оставили Христа, и дьявол завладел нами. Как же нам от него избавиться? Пусть Господь разобьет мое каменное сердце, чтобы я одержала победу над нечистым на этот раз.
Когда миссис Фостер и миссис Лейси допросили и вывели из зала суда, привели молодую Мэри Лейси, и Мэри Уоррен немедленно забилась в сильнейшем припадке, который продолжался до тех пор, пока Мэри Лейси не прикоснулась к ней. Тогда девушка напустилась на мать: «Где моя мать, которая сделала меня ведьмой, а я и не знала об этом?» Немедленно обвинить другого означало выказать готовность сотрудничать с судом и заслужить тем самым снисхождение. Судья Готорн по-прежнему жаждал имен:
Вопрос: Твои мать и бабка говорят, что на шабаше был священник. Скольких мужчин ты там видела?
Ответ: Ни одного, кроме Ричарда Карриера.
В.: И больше никого?
О.: Был там один священник, но теперь он, кажется, в тюрьме.
В.: Разве священников было не двое?
О.: Не могу сказать.
В.: Не было ли там человека по имени мистер Барроуз?
О.: Был.
Судья Дадли Бредстрит из Андовера выдал 40 ордеров на арест, но потом отказался подписывать новые. Нежелание сотрудничать с судом в выявлении врагов Церкви и государства указывало на то, что он сочувствует ведьмам, а следовательно, и сам колдун, и ему немедленно предъявили обвинение в девяти убийствах. Однако судья Бредстрит вместе со своей женой бежал. Предъявили обвинение и его брату Джону, невзирая на то что тот, как и Дадли, был сыном бывшего губернатора; его преступление состояло в том, что он насылал порчу при помощи собаки. «Упомянутую собаку судили и повесили как ведьму». Из Андовера девушки перебрались в район Бостона.
Миссис Кэри из Чарлстона приехала в Салем, чтобы очистить свое имя от сплетен, которые там о ней распускали. Вот что писал ее муж, мистер Кэри:
Когда моя жена предстала перед судом, оказалось, что ее главные обвинители — две девушки. Моя жена заявила судьям, что никогда до сего дня не видела их. Ее заставили стоять с вытянутыми вперед руками. Я просил, чтобы мне разрешили держать ее за руку, но мне было отказано. Тогда она попросила, чтобы я отер слезы и пот с ее лица, что я и сделал. Она попросила разрешения опереться на меня, жалуясь, что иначе потеряет сознание. На что судья Готорн возразил, что коли у нее достало сил терзать этих девушек, то должно достать сил и на то, чтобы стоять без поддержки. Когда я начал возражать против такого жестокого обращения с моей женой, мне велели замолчать под угрозой вывести меня из зала суда.
Прозвучало в числе прочих и имя капитана Джона Олдена из Бостона. В те времена этот человек еще не был окружен тем романтическим ореолом, который сообщила ему поэма Лонгфелло. Однако его знали как отважного морского капитана и участника индейских войн и уважали настолько, что ордер на его арест подписал губернатор провинции Стоутон лично. Девушки устроили свой обычный спектакль, и одна из них указала на некоего капитана Хилла, но тут кто-то из стоявших рядом подсказал ей, и она исправила свою ошибку. «Вот он, Олден! Нахально стоит перед судьями, не снимая шляпы. Он продает порох и пули французам и индейцам, спит с индейскими скво и приживает с ними индейских ублюдков».
Капитана Олдена привели в зал суда, велели ему встать на стул и поглядеть на девушек — они тут же упали ничком. Тогда Олдена заставили прикоснуться к каждой из них по очереди, и они тут же пришли в себя. И тут обвиняемый задал судьям вопрос, который разом мог бы положить конец всем подозрениям и процессам, если бы те нашли в себе смелость на него ответить: «А почему же вы не падаете в обморок, когда я смотрю на вас? Может, объясните?» У Олдена немедленно отняли шпагу и заперли его в бостонской тюрьме. Пятнадцать недель спустя он бежал.
Несмотря на повсеместно растущее недоверие к способностям девушек, в октябре за ними послали обитатели Глостера; однако там им удалось обнаружить всего четырех ведьм. Паника, вызванная июльскими нападениями французов и индейцев, постепенно утихала. В ноябре девушек призвали вновь, но на этот раз прием оказали довольно холодный и никто не был арестован. По дороге они остановились в Ипсвиче и устроили там свое обычное представление с припадками, обвинив какую-то старуху, но никто не обратил на них внимания.
За время этой ведовской истерии в тюрьме оказались 150 человек; более внимательное изучение судебных документов наверняка увеличит эту цифру. Чтобы вынести приговор каждому обвиняемому, требовалось время, и потому в 1692 г. был осужден только 31 человек (не считая Сары Черчиль и Мэри Уоррен, свидетельниц обвинения, которые на время отреклись от своих показаний). Суд Ойера и Терминера приговорил всех к смерти (среди осужденных было шестеро мужчин). Повесили 19. Из оставшихся 12 двое (Сара Осборн и Энн Фостер) умерли в тюрьме; одного (Джайлза Кори) задавили до смерти; одну (Титубу) долгое время держали в тюрьме без суда; двоим (Абигайл Фолкнер и Элизабет Проктор) отсрочили казнь, так как они заявили о своей беременности, и впоследствии они дожили до полной отмены приговора; одна (Мэри Бредбери) сбежала из тюрьмы уже после вынесения приговора; еще пятеро признали свою вину и получили отсрочку.
Счета, представленные на процессе в Салеме в 1692 г., кажутся не столь значительными, как в Европе, но надо учесть, что речь шла о фермерских семьях, где наличности всегда было мало, а потому даже такие издержки были для них непомерно велики. Поскольку заключенных официально не пытали, то этот пункт не указывается, но зато им пришлось заплатить за цепи, в которых их держали. Кандалы для обвиненного в ведовстве мужчины стоили 5 шиллингов; для женщины набор из наручников и ножных кандалов, более легкий (около 8 футов), стоил 7 шиллингов 6 пенсов. Типичный счет был выставлен Саре Паркер из Андовера, которая провела в тюрьме 17 недель:
Тюремщику 2 фунта 8 шиллингов 4 пенса,
Судебной охране 1 фунт 10 шиллингов 4 пенса,
Издержки по процессу 1 фунт 4 шиллинга.
Однако обвиняемые сами должны были оплачивать свое пребывание в тюрьме даже в том случае, если их оправдывали! Отмена приговора стоила одну цену, полное оправдание — другую. Родственники казненного обязаны были оплатить работу палача. Многие оставались в тюрьме и после того, как им официально возвращали право на свободу, поскольку вся их собственность была продана, чтобы семьи могли как-то существовать в отсутствие кормильцев.
Сару Дастин оправдали в январе 1693 г., но помочь ей было некому, и она умерла в тюрьме. Маргарет Джейкобс оправдали, но собственность ее родителей была конфискована, и потому она оставалась в тюрьме до тех пор, пока какой-то сердобольный незнакомец (некий мистер Гэммон) не услышал о ее беде и не купил ей свободу. Уильям Бакли потратил все свои деньги до последнего шиллинга, выплачивая 10 фунтов за свою жену и дочь. После этого он прожил еще десять лет. Пастор преподобный Джозеф Грин сделал такую запись в своем дневнике: «2 января 1702 г. Старый Уильям Бакли умер сегодня вечером. В прошлую субботу он был на собрании и, боюсь, умер от холода, так как в доме у него пусто и голодно и присмотреть за ним некому. Да простит нас Господь! Ему было около восьмидесяти. Он был очень беден». Титуба оставалась в тюрьме до мая 1693 г., когда ее освободили вследствие невозможности вынесения решения (ignoramus); после 13 месяцев тюремного заточения ее продали за долги в рабство. Энн Фостер умерла в тюрьме; ее сыну пришлось заплатить 2 фунта 16 шиллингов, чтобы забрать тело матери. Родственникам Сары Осборн пришлось заплатить за выкуп ее тела 1 фунт 3 шиллинга 5 пенсов — такова была сумма, в которую оценили ее пребывание в тюрьме. Когда Элизабет Проктор и Абигайл Фолкнер выпустили из тюрьмы по причине беременности, женщины обнаружили, что с точки зрения закона они все равно что мертвы и не могут претендовать на собственность своей семьи или наследство родственников.
