Колесница Гелиоса - Санин Евгений Георгиевич (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
— Вот мерзкая баба — скорпиона ей под юбку! — не слезет теперь с Афинея, пока не загонит его в могилу!
— Сам виноват! — зевнул кто-то в ответ. — Сделали рабом, так сиди и молчи, радуйся лепешке, да тому, что тебя сегодня били на два удара меньше, чем вчера! А то себя решил показать: мол, я эллин, я грамматик, мне все дозволено!
— Да! — вздохнул старый привратник. — Это ему не Афины, где, говорят, рабы пьянствуют, обжираются и даже женятся. Это — Пергам, ослиный хвост ему в глотку!
На улице, ежась от ночной прохлады, Эвбулид поднял оба кувшина. Спотыкаясь в потемках, побрел к ручью. Руки ломило, ноги дрожали от вчерашней работы, дыхание быстро пресеклось, хотелось забросить кувшины в ближайшие кусты, сесть и не думать ни о чем. Но голод упорно гнал и гнал его вперед.
Небо было усеяно высокими крупными звездами.
Казалось, ничего не изменилось в мире — такое же небо с такими же звездами было и над его родными Афинами. Но прыгающий перед глазами месяц, заметно потолстевший со дня нумения, когда он виделся беспомощной — в нитку полоской, упрямо напоминал, что все происшедшее с ним не сон, что десять дней, равные по насыщенности событий целому году, навсегда отделили его от прежней жизни.
К утру пифос был наполовину заполнен водой.
Повеселевший, несмотря на страшную усталость, Эвбулид почти бежал к ручью с пустыми кувшинами, но, возвратившись, с ужасом обнаружил, что пифос пуст.
— Послушай, — обратился он к пробегавшей мимо ключнице, — ты не видела, кто взял воду?
— Воду? Какую воду? — удивилась ключница. — Не было здесь никакой воды, миленький, я только что проверяла! Ты, наверное, вместо того чтобы работать, спал где-нибудь под кустом и видел во сне, что пифос сам наполняется водою! Так не бывает, миленький, и мне кажется, ты сегодня снова останешься у меня без обеда!
«Мерзкая баба!» — вспомнились Эвбулиду ночные слова привратника. Он промолчал, не желая навлечь на себя новую неприятность со стороны этой мстительной старухи. И надо было пугать и злить ее тем, что окажется ближе к хозяину, чем она?
Кто он теперь — уже не грамматик, а водонос. И кем будет завтра?
Размышляя так, он вновь направился к ручью и встретил по дороге группу рабов, переходящих с одного поля на другое.
— Не дает тебе покоя ключница? — усмехнулся один из них, жилистый невысокий сириец.
— Тебе-то какое дело? — огрызнулся Эвбулид.
— Да никакого! Просто я носил до тебя эти кувшины!
— И успевал до обеда наполнить весь пифос?!
— Да.
— А потом еще носить воду на поля?!!
— Конечно!
— А я вот с полуночи тружусь — и никак не могу наполнить этот проклятый пифос! — уныло признался Эвбулид. — До половины уже наполнил его, а он опять пуст! Ума не приложу, как мне одолеть эту ключницу!
— А ты перехитри ее! — посоветовал сириец.
— Как?!
— Она сказала тебе носить воду из того ручья?
— Да.
— А вот там, у тебя за спиной, есть еще один, от него до дома всего двадцать шагов! Поворачивай назад, и ты за пару часов наполнишь весь пифос и успеешь еще отдохнуть перед дневной работой!
— Спасибо! — обрадовался Эвбулид, круто поворачиваясь. И вдруг остановился: — Но ведь она опять потихоньку будет вытаскивать воду! И я буду вынужден делать то, что делают в Аиде данаиды [91]!
— Не знаю, что там они делают, — возразил сириец. — Но ты громко, на весь дом, считай каждый вылитый в пифос кувшин! Ключница хитра и коварна, но не умеет считать даже до трех! Цифры представляются ей чем-то великим, вроде как детьми самих богов! И если она может обманывать тебя, то не посмеет обмануть их! Хвала богам, что отец научил меня счету, иначе бы я и недели не протянул здесь от голода! — крикнул он на прощанье, убегая вслед за ушедшими далеко вперед товарищами.
Как ни устал после бессонной ночи Эвбулид, но он бегом пустился к дому, отыскал сразу за ним ручей и, напевая, внес на кухню два полных кувшина.
— Один, два! — торжественно провозгласил он, выливая воду в пифос и с удовлетворением заметил испуг на лице вошедшей ключницы.
— Три, четыре! — прокричал он через несколько минут, убеждаясь в том, что воды в пифосе не убавилось.
— Пять, о Великий Зевс! Шесть, несравненная Афина!
— Семь, да будет вечно славно это истинно счастливое число! Восемь!!
Через два часа, как и обещал бывший водонос, пифос был полон. Эвбулид, убедившись, что больше в него не войдет ни капли воды, поставил кувшины на пол и поднял на ключницу измученные, но сияющие глаза:
— Ну, так что у нас сегодня на обед?
— На, миленький! — процедила сквозь зубы ключница, подавая Эвбулиду половину лепешки и горсть гнилого чеснока. И когда тот принялся за еду, мстительно усмехнулась: — А когда понесешь воду в поле, передай моему бывшему водоносу Сиру, что я очень соскучилась по нему и буду умолять управляющего о его скорейшем возвращении в дом. Уж я откормлю его здесь, миленького, уж откормлю на славу!
Так протянулось несколько недель, и наступил десий — месяц, когда весна переходит в лето.
Ключница, казалось, больше не замечала Эвбулида, срывая зло на привратниках, рабынях и поварах. За это время он сильно похудел, заметно спал с лица, на подбородке и щеках наметилась жесткая курчавая бородка.
Черпая в прудке воду, он с грустью отмечал, как меняется весь его облик еще недавно жизнерадостного, ухоженного цирюльниками и банщиками человека.
Он уже не смеялся, не радовался жизни. Зато научился беспрекословно выполнять приказания ключницы и старших поваров, кланяться управляющему, и благодаря этому его ни разу не привязывали к столбу, от которого с утра до вечера слышались вопли и стоны избиваемых плетьми рабов.
Все чувства Эвбулида притупились, взрыв ярости и негодования, из-за которого он в первый же день рабства едва не лишился жизни, сменился полным безразличием ко всему происходящему.
С раннего утра до захода солнца он носил кувшины, радуясь, когда они были пустыми, и стискивая зубы, когда оттягивали руки.
Оказались свои маленькие прелести и в рабстве: когда в горсти гнилого чеснока случайно попадался свежий зубчик, когда по дороге к пруду он вдруг замечал блеснувшую в траве ягоду — уцелевшую случайно, потому что еще до его прибытия всю эту округу на коленях облазили вечно голодные рабыни и рабы.
И уж почти счастлив был Эвбулид, слыша сетования привратника, что еще один работник на полях умер от непосильного труда — пуховую подушку ему в Аид — и что всем им, домашним рабам, несказанно повезло: ведь скоро жатва, а за ней — вторая вспашка, которая, как известно, для лучшего выведения сорняков проводится в самый солнцепек. Тогда рабы — всем им по мягкой подушке — десятками и даже сотнями будут спускаться в Аид…
Так жил Эвбулид, страдая и тихо радуясь, изо дня в день выполняя ставшую для него привычной работу, и казалось, что так будет продолжаться всю его жизнь: ручей — кухня, кухня — ручей… обед на ходу и снова: пруд — поле, поле — пруд…
Беда пришла по своему обыкновению внезапно.
Однажды к нему, возвращающемуся с ручья, подбежал привратник и закричал:
— Скорее, тебя вызывает управляющий!..
— Сейчас, — кивнул Эвбулид, — вот только воду донесу!
— Да ты что?! — опешил привратник, выбивая из рук Эвбулида кувшины. — Сам управляющий, сто медуз ему за шиворот!..
Когда Эвбулид быстрыми шагами подходил к дому, навстречу выскочили два надсмотрщика.
— А ну, поторапливайся! Живей! Живей! — толкая в спину, они погнали его перед собой. Эвбулид понял, что произошло что-то непоправимое.
И он не обманулся в своих предчувствиях. Сидевший за обеденным столиком в комнате, куда надсмотрщики втолкнули Эвбулида, управляющий поднял красные от постоянных попоек глаза и сощурил их на склонившегося в поклоне раба:
— Ага! Вот и он. Что это? — раздельно спросил он, доставая из гидрии за длинный хвост мышь и брезгливо бросая ее на стол.
91
Данаиды — в греч. мифологии — дочери царя Даная, за убийство по приказанию отца своих мужей в брачную ночь должны были в Аиде наполнять бездонный сосуд.