Происхождение боли (СИ) - Февралева Ольга Валерьевна (книги серия книги читать бесплатно полностью .TXT) 📗
Такую сказку рассказал Джек Анне, пока они плыли через новую ночь.
Глава СIХ. Покинутая женщина
Легко сказать моя кузина Клара — а попробуй разыщи эту отшельницу!
Эжен вспомнил совет де Марсе: за всеми знаниями обращаться к де Гранлье, но в их дом он не был запросто вхож и в поисках посредника опрометчиво остановился на скромном всемогучке Ванденесе.
Феликс не изменял своему распорядку, вновь обедал дома. Он, снова усадил гостя за свой стол. Прислуживали две малолетние неумехи: одна плеснула супом на скатерть, другая уронила ложку и весело заметила:
— Ой, к вам придёт ещё какая-то дама ((народная примета)).
— Как тебя зовут? — гувернёрски спросил её Феликс.
— … Круассандра.
— Кассандра!.. Идите обе…
— Что же, — начал Эжен, когда девочки убежали наперегонки, — ваш брат вернулся под матушкино крылышко?
— Нет, он здесь, — вздохнул Феликс, — Только он тяжело болен. Тиф… Наверное, заразился где-то по дороге, потому что слёг в тот же вечер, когда приехал. (- у Эжена кусок встал поперёк горла — )… Но самое поразительное — что через день аналогичный диагноз был поставлен — кому бы вы думали? — Анри де Марсе! Несомненно, тут Рука Божья! (- «На моих ногах» — чуть не вырвалось у Эжена — ).
— Но это опасный недуг!
— Врач говорит, что жизням моих близких ничто не угрожает: оба молоды и достаточно крепки, чтоб победить болезнь, нужно только время и хороший уход.
— А почему вы помянули Руку Божью?
— Потому что Шарль изначально был крайне враждебен к Анри, хотя и не знал его, зато теперь они наверняка подружатся. Я, видите ли, отвёз брата туда, в особняк моего друга — раз они оба одинаково болеют, то и заразить друг друга не могут. Так и доктору удобней, и мне безопасней. Их спальни соседствуют, двери часто открыты. Когда недуг отступит, они без труда смогут общаться и полюбят друг друга — вот, за какую надежду я благодарю Господа! И не только! — глаза Феликса засияли, — объединённые общим страданием, Шарль и Анри для меня стали равно дороги, и если когда-то я за что-то питал к брату неприязнь, то теперь я от всей души простил ему всё и!.. ах!..
— Ну, слава Богу!
Феликс благочестиво осенился крестом и подумал: «пришёл за делом, но стесняется…».
— … Ваша матушка мне отписала, что девочек приняла, устроила и пока довольна ими. Взглянете?
— На что?
— На её письмо?
— Нет, спасибо.
— … Кровати вам пригодились?
— О, да! А вы как будто рано от них избавится…
— Ничего, купил новых…
— Но как же это: когда граф успел поработить новых девушек, если захворал?…
— Это не он, — Феликс густо покраснел, — … Я вот, как рассудил: если родители продают своих дочерей, то их всё равно кто-то будет покупать, и этим кем-то может оказаться гораздо больший бесчинец! — какой-нибудь де Люпо!.. Я решился сам… Но не порабощаю, а выкупаю из рабства я этих малюток! Я хочу дать им лучшую жизнь, сделать их счастливыми! (- «гарем душевного благородства», — сформулировал Эжен, а вслух пожелал удачи — ) Вот только… (- разговор с Феликсом походил на прогулку по сюрпризистому лабиринту — ) вы же знаете, где я служу. Если там узнают, мне останется отпеть мою карьеру…
— Нда…
— Если бы кто-нибудь более свободный, менее публичный взял на себя этот двусмысленный труд!.. За деньгами бы дело не стало!
— Надо подумать.
— … Простите, дорогой барон, я давно должен был спросить, чему обязан вашим визитом?
— Виконтессе де Босеан. Она ведь моя дальняя родственница, и моя тётка, госпожа де Марсийак, хочет навестить её, но не знает, куда ехать, а вы, как широкоосведомлённый человек…
— К сожалению, я не имел и не имею никакого касательства к госпоже де Босеан.
— Она как будто была дружна с госпожой де Гранлье.
— Возможно, но тут я ещё меньше могу вам помочь… Эта дама неоднократно и публично высказывала неуважение к моему другу — я её не посещаю.
Разъязвлённый неудачей, Эжен готов был бежать на станцию, сесть в первый дилижанс северного направления, обшарить всю Нормандию и собственноручно вытащить виконтессу хоть из-под земли, но у витрины ювелирного магазина он вспомнил ещё одну возможность: Дервиль, помогший Гранлье восстановить их богатство.
Нотариус признал, что часто зван к господам на камерные, нетанцевальные вечера, где его всякий раз выставляют благодетелем семьи, благодарят, как ангела — «А хоть бы раз пригласили мою жену!» — закончил Дервиль. Провести с собой Эжена он согласился с условием, что тот не будет устраивать там ни допросов, ни концертов, а получилось всё так, что честный стряпчий посетил великосветский дом в последний раз: его спутник только за шиворот не тряс гостей и хозяев, выясняя, где ему искать его кузину. Кто-то наконец сболтнул: Нижняя Нормандия, город Байе, поместье Курсель.
Макс и Нази пришли проститься с детьми. Она только смотрела на Полину и Жоржа с нежной и виноватой грустью, а он говорил о вреде парижского воздуха и обещал, что летом они все будут вместе, но пока ему с мамой надо пожить наедине.
«Люди живут вместе из-за любви, — продолжил объяснять ситуацию Эжен уже в пути, — У ваших родителей она была как большое, могучее дерево, но налетела буря, и оно упало, только щербатый пень остался торчать; вот из него пробился новый маленький росток, и, чтоб снова выросло дерево, за ним нужно много ухаживать».
За весь день, проведённый в дилижансе и на остановках в разных городках, они не возвращались к этому разговору, только ночью, в номере уютного постоялого двора, под звучащий снизу наигрыш волынки и завывание вьюги в трубе, лёжа на широкой кровати под меховым покрывалом, Полина промолвила, чуть отстранившись от дремлющего Эжена:
— Я знаю, зачем им нужно быть только вдвоём, папа мне всё рассказал — ещё в Англии… Ты тоже это делаешь. С маминой сестрой ты близок — правда?
Он всмотрелся в дубовые стропила, переплёл руки на подушке:
— … Я ни с кем не близок… Я слишком хуже всех.
— Мне ты кажешься очень хорошим.
Эжен не ответил.
Во сне ((в это час в Париже Серый Жан лежал без сна меж отвернувшимися от него Люсьеном и Маргаритой)) ему, десятилетнему мальчишке, кто-то запустил в затылок снежком на улице. Он развернулся, нагнулся и не успел трижды моргнуть, как всё движущееся в поле зрения перестало двигаться. Потом долго ходил и смотрел на них: рот, забитый снегом до самой глотки, зубные обломки торчат; комок в опустевшей глазнице, подталый от крови; снежный влипший холмик на посиневшем виске; бело-красная бесформица на месте носа, три розовых ручья из-под неё: в открытый рот и мимо, к шее… На границе сна и яви утешился: вряд ли кто-то из побитых им был действительно мёртв. За секунду до пробуждение вспомнил точно: они всё-таки шевелились, расползались с рёвом и хныком, и было их меньше…
— Эжен, а знаешь, что! — ты источаешь жар, — сказала Полина — он пощупал лоб, — Нет, сам ты не горячий, но от тебя исходит сильное тепло, когда ты спишь.
— Это правда, — пробормотал Жорж из-за другого эженова бока.
В Байе прибыли уже к обеду. Эжен снял номер в гостинице средней руки, из-за плохой погоды оставил детей там, а сам вернулся на станцию договариваться на завтра с каким-нибудь мелким извозчиком. Сделав это, он зашёл в ресторан за едой для малышей. Пока выбирал, какой-то молодой человек отменной светской выправки обратился к нему:
— Сударь, вы не знаете, где здесь принимают пустые бутылки?
Эжен ответил, что нет и вообще избавляться от таких полезных вещей неблагоразумно, вслед за чем полтора часа рассказывал незнакомцу, что и как можно смастерить из стеклянного утиля, потом сам спросил о виконтессе де Босеан, своей здешней кузине, но молодой человек (уже угощающий его неплохим вином) сам приехал только сегодня из Парижа и не знает местного общества. «Постойте! Уж не та ли это виконтесса де Босеан, о которой было так много толков в связи с маркизом д'Ажуда-Пинто?» — «Аджуба… — что? Впервые слышу! Ну, и дал Бог имечко! Индус он что ли?».
